– Господи! Ну что я за человек! Только все порчу.
Слезы текли в три ручья, я завывала как белуга. Женька спокойно протянул мне свой платок и приобнял за плечи.
– Ты нормальный живой человек. У тебя просто стресс. И вообще, если хочешь знать, все женщины так себя ведут.
– Как?
Я подняла на него заплаканные глаза.
– Когда слышат слово «проблемы», моментально подхватывают тему.
– И что, все ведут себя так одинаково?
– Все, с кем я общался.
– Да ладно, – я не верила.
– Все, с кем я проводил этот тест.
– Это был тест? – я не верила собственным ушам.
– С тобой нет, – уверил Женька. – Слово «проблемы» вылетело случайно. А с другими я много раз проделывал подобные штуки. И все как одна откликались и тут же пересказывали мне свои проблемы.
– Господи, какие мы, женщины, предсказуемые создания, – пробормотала я.
– Не расстраивайся, эта шумиха – лучшая реклама твоего тура. О чем будут писать журналисты? О том, как скучная премьера Остапчука превратилась в искрометное шоу от Стеллы.
– А кто такой этот Остапчук? Продюсер?
– Здрасте, приехали. Это художник.
Я понуро склонила голову.
– Спасибо тебе, Женя, что спас меня от позора и так умело повернул ситуацию в нужное русло.
– Пожалуйста.
– Нет правда, я очень ценю.
– Надеюсь, – еле слышно ответил он.
Женька настоял на том, чтобы я поехала отдыхать. До гастрольного тура еще месяц, нужно было переключиться, сделать вдох.
– Тебе надо развеяться, – уговаривал он.
– Вторая путевка пропадает, поехали со мной, плиз!
– Тебе надо побыть одной.
– Я с тобой хочу!
– Тебе надо подумать, привести мысли в порядок.
– Почему мы говорим только обо мне? А ты?
– А мы все время говорим только о тебе.
Повисла многозначительная пауза. Я впервые подумала об этом серьезно. А что я, собственно, о Женьке знаю? Где работает, где живет, кто родители. И все? Когда у него отпуск, кто ему нравится, чем он увлекается? Нет ответов? Нет.
По дороге в аэропорт мне показалось, что я видела Сашку. Бледный, осунувшийся, какой-то шаркающей походкой он переходил дорогу. Мы стояли на светофоре, в людском потоке именно эта печальная фигура привлекла мое внимание. Я прилипла к боковому окну, пытаясь всмотреться, задержать мгновение, остановить человека, повернуть к себе лицом и посмотреть кто это?
«Нет, не он!» – я практически убедила сама себя. Но внутри меня появилось противное колючее, как еж, ощущение, которое я всячески пыталась спрятать подальше, как длинную челку, постоянно падающую на глаза.
Глава 32
Абу-Даби
Солнце слепило глаза. Чужая страна с загадочной культурой меня больше не радовала. Не привлекала и не вызывала приятных эмоций. Здесь навсегда я похоронила свой покой. И свою радость.
Машина приветливо распахнула дверцу, водитель махал через лобовое стекло рукой, приглашая принять его предложение. Слезы застилали обзор, я ничего не видела. Подойдя ближе, узнала в водителе своего продюсера.
– Леонид Васильевич? Вы? Собственной персоной?
– Как видишь, – ответил он.
Мотор резво загудел, машина помчалась по ровным дорогам.
– Газетчики не пронюхали, выиграем время сочинить красивую историю.
– Пиар-акция? – безучастно заметила я.
– Не помешает, если правильно сделать.
Мне меньше всего хотелось, чтобы об этом инциденте стало известно прессе. После шоу в галерее художника внимание к моей персоне не угасало. Не хватало еще новых поленьев подкинуть в огонь:
«Известная певица подверглась нападению».
«Стеллу хотел застрелить ревнивый любовник!»
Я уже видела красочные первые полосы печатных изданий. Безобразные фото, комментарии полиции, интервью отдыхающих, которые меня видели, были рядом в момент инцидента. Нет, ничего не хочу!
– Я не хочу больше петь.
Толстенький неповоротливый Леонид моментально дал по тормозам. Он пыхтел как самовар, раскраснелся от обуявших чувств и не мог собрать междометия в слова. Я, наоборот, была совершенно спокойна.
– Тебе надо отдохнуть, – переведя дух, выдавил он, – столько на тебя свалилось…
– Хватит, отдохнула!
– Нет, ты много пережила! Подумаешь хорошо, все взвесишь, отдохнешь, потом поговорим. Может, я тебе продлю отпуск, впишем изменения в контракт…
– Я все решила. Я приняла решение. Ты слышишь, Васильевич? Я не хочу больше петь!
– Ты понимаешь, что говоришь???
Он закипал и готов был взорваться. Даже мой ледяной тон не мог его остудить.
– Я компенсирую тебе ущерб.
– Какой ущерб? Ты на волне! Ты – звезда! Тебя ждут с гастролями по стране! Сейчас время косить бабки!
– Я не могу больше петь… Не для кого…
– Что, муза исчезла? – съехидничал продюсер.
Стеклянным взглядом я уставилась в лобовое стекло. Не замечала, что машина стоит, ничего не замечала. Я думала о НЕМ.
– Я потеряла самого дорогого мужчину своей жизни, понимаешь?
Я как будто разговаривала сама с собой. Мне не нужны были собеседники.
– Я ЕГО потеряла, понимаешь? Как поздно я это поняла, как поздно… Как теперь жить?
Леонид притих и, кажется, боялся дышать.
– Мне нет места в этом мире. Это я его сгубила… как теперь жить с таким грузом? Это грех, смертный грех…
– Ну, хватит.
Леонид закурил и предложил сигарету мне.
– Ты ни в чем не виновата.
– Ему грозит смертная казнь. Ты понимаешь? Это всё, тупик! Смерть! Казнь!
Я рыдала навзрыд. Леня подождал, пока отхлынет волна горечи, потом отчеканил:
– Ты не виновата в том, что произошло. Петрешенко довел до смерти Евгений Мальцев. Твой друг. Если успокоишься, я все тебе расскажу.
Красавчик Женька, умный мальчик в очках с золотой оправой, интеллигентные манеры, костюм из дорогой ткани. Он вырос и превратился в мужчину. Много работал, мало отдыхал. Все обращались к нему почтительно: Евгений Викторович, а я продолжала называть его ласково, по-детски. На приемах, где мы оказывались вдвоем, он неизменно приковывал внимание присутствующих. Первое время я думала, что всем интересно, «что за новый тип рядом со звездой»? Теперь я понимаю – пялились именно на него! «Шик, блеск, красота», – так сказала бы Эллочка-людоедка.
Эх, мне бы тогда задуматься, зачем все это Женьке? Зачем? Зачем? У него могла быть красивая жена, детишки, насыщенная событиями и путешествиями жизнь. А он незримо тратил свое самое бесценное сокровище – жизнь – на меня…
Все комплексы закладываются в те золотые годы, когда тебе еще «…дцать». Кто бы мог подумать, что мой насмешливый отказ от свидания мог так глубоко ранить парня! Рубец, длиною в две трети жизни, кровоточил сильнее с каждым новым годом. Медицина была бессильна. Никто еще не придумал лекарств от ревности.
Собираясь с духом пригласить девочку, которую он так любил всем своим юношеским сердцем, Женька впервые забыл об учебе. Каждый день в течение недели он продумывал все возможные варианты ее ответа, как в пятнашках переставляя их местами. Напускал на себя мужественный вид, тренировался перед зеркалом не выражать лицом эмоций. Безразличие и холодный вид у него долго не получались. И лишь когда, по его собственным меркам, он достиг безупречности, решился подойти. В будущем этот неудачный опыт научил его еще больше контролировать эмоции. Когда мальчишка вышколил себя до совершенства, появился на моем горизонте вновь.
Это была ревность.
Настоящее, самое страшное человеческое чувство.
Ревность способна подогреть любовь в малых дозах.
Ревность способна уничтожить любовь.
И убить все живое, если ее слишком много.
Как у Женьки.
Мы говорили только обо мне. Всегда только обо мне. Женя тайно строил планы совместного будущего, защищал от посягательств на дражайшее девичье тело, мечтал и посвящал жизнь любимому человеку. Он жутко ревновал меня ко всему живому. Но ему хватало самообладания справиться со своими чувствами. Я никогда, никогда не могла даже представить, какие страсти кипят в его душе, владеют его умом и сердцем. Всю свою жизнь этот мальчик посвятил мне, а когда понял, что его большая мечта никогда не сбудется, чуть не сошел с ума. Вскоре в его душе вспыхнул новый костер. Сладкое слово «месть» прилипло к губам, опалило душу и согревало сердце. Он не смог простить девушку, не смог больше таить любовь, смешанную с ненавистью, душить чувства. «Я не влюбляюсь», – когда-то твердил он мне…
Вранье…
Сашка регулярно получал конверты с моими фотографиями. Анонимно. Они приходили общей почтой в офис. На третьей неделе Саша стал их вычислять из общей кучи корреспонденции на столе секретарши, брал без разрешения, вскрывал и тут же уничтожал. Рвал, комкал, мял, пропускал через бумагорезку. Ему было противно смотреть на девушку, изображенную на фотках. Самую любимую девушку на Земле…
Полуголая в раздевалке, на сцене получает цветы, на съемках клипа. Кадры были разнообразные, но неизменным оставалось одно – мужчины. Дарит цветы, держит за руку, поправляет волосы, смеются вместе, целует ручку, смотрит раздевающим взглядом.
На каждой новой карточке был новый мужчина.
Последний конверт он получил в тот вечер, когда состоялась ссора. Фотография рвала сердце. Его девушка сидела на коленях мужчины. Излучала радость. Саше стало плохо. Не сразу он заметил на конверте приписку: «Жду в клубе “Жеральдин”». Порванное фото запихнул в карман пиджака, до конца рабочего дня раздумывал – идти или нет?
Почему он ничего не сказал мне? Что фотки получал?
Я ревела, как раненая волчица. Царапала стекло, размазывала слезы по лицу.
– Ты помнишь свое поведение в этот период? Концерты, корпоративы. Ты как взбесилась! Работала за троих и бухала тоже за всю команду. С ним поди и не общалась.
Мой старший товарищ был абсолютно прав! О, господи! Что же я натворила!
Леониду даже не надо было продолжать свой рассказ. Представить, что случилось в ресторане, я могла сама.