— Ты не будешь злиться? — с интересом уточняет Ветров. С таким интересом, что вот сейчас я и хочу выйти из себя. Он точно знает о моей с Мироновой глубокой антипатии. Он явно рассчитывает на эмоциональную реакцию с моей стороны.
— Я пожелаю ей удачи, — сладко тяну я, расплываясь в самой ядовитой из своих улыбок, — и мысленно выпишу орден за мужество.
Настюша-то уверена, что на должности личного ассистента нашего босса самая главная обязанность — иметь красивые ноги. Как много откровений чудных её ждет. А может, Ветров оценит эти ноги и переключится с меня на неё? Слабая надежда. В его фирме она работает дольше, чем я.
— Язвишь — значит, успокоилась, — констатирует Ветров спокойно, — хорошо. Вчерашний инцидент исчерпан. До обеда к тебе заедет Юрий с бумагами, подпиши их.
— Там договор на продажу души и тела? — сумрачно шучу я, выслушивая все эти бесцеремонные инструкции.
Инцидент исчерпан. Вот просто взят и исчерпан. Просто вот так. Это было вчера, и мы про это забыли. Хотя нет, ни разу!
— Нет, иск к твоему отчиму, — Владислав Каримович поясняет недовольно, — все остальное потрудись прочесть сама, Цветочек.
И бросает трубку.
Высокие супружеские отношения. Всю жизнь о таких только и мечтала.
И что за иск, черт его побери? По какому поводу?
— Двоеженец? Серьезно? Мой отчим?
Если честно — я думала, что такое возможно только в детективных ток-шоу телеканала Россия.
А нет. Внезапно передо мной лежит брачное свидетельство моего же отчима о женитьбе в городе Иваново, копия свидетельства о рождении его сына — на три года старше меня, справка из суда, что бракоразводного процесса проведено не было, и даже краткий протокол беседы с женой Ивана Алексеевича Шнырова, которая сообщает, что вообще-то муж к ней ездит — на пару недель, раз в два месяца. И в столице-то он работает вахтовым методом, и денег оставляет. Немного, конечно, но ведь и ему на что-то жить надо, он там на квартиру копит. Вот накопит и сразу к себе заберет и жену, и сына…
Так вот куда уходит львиная доля платы за съем моей комнаты. А я-то думала, как можно так бездарно профукивать эти деньги…
Офигеть.
Просто офигеть.
И вот на основании этого брак Шнырова с моей мамой можно признать недействительным. И лишить его права наследования доли в маминой квартире тоже!
Эх, мама, мама… Знала бы ты, за какое дерьмо замуж выходишь. Нет, пожалуй, хорошо, что не знала. Инфаркт убил бы тебя раньше наверняка.
— Как Ветров это раскопал? — я недоверчиво вглядываюсь в строчки протокола.
В ушах так и звенит: «Я решу твои проблемы, Цветочек».
Насколько же глубоко он уже, оказывается, влез в мою жизнь.
— Знаешь, какая у Каримовича любимая поговорка, Марго? — Юрий ослепительно улыбается. — Компромат нельзя найти только на новорожденного. Как Ветров получает информацию — даже я не совсем понимаю. Но если он за кого-то берется — то он узнает о нем все. Абсолютно все.
У меня посасывает под ложечкой от подобных откровений.
Да нет. Он не мог узнать. Разве стал бы он вообще обращать на меня внимание, если б знал? Разве стал бы выбирать меня для роли матери его наследника?
Даже я понимаю, что можно найти вариант получше. Невиннее. Умнее. Красивее, ухоженней, элитнее — продолжать можно до бесконечности.
— Ну как ты, Марго, — Юрий осторожно касается моего локтя двумя пальцами, — оклемалась? Больше не паникуешь?
Нет. Не оклемалась. Мысленно — до сих пор бьюсь в истерике.
Но этот человек не для честности — он ставленник Ветрова.
И доверять ему мои истинные эмоции не стоит.
— Условно, — я пожимаю плечами, — подготовка к свадьбе сведет меня с ума.
Это кстати правда.
Нет, организатор свадьбы — святая и золотая женщина, но я возненавидела бы этот процесс, даже если бы этот брак действительно был добровольным. Салфетки. Бокалы. Скатерти. Цветочные композиции.
Когда приехал Городецкий, у меня уже рябило в глазах от всего этого.
А мы ведь только начали.
Завтра она обещала мне привезти каталоги свадебных платьев.
Мне хотелось забиться куда-нибудь в угол. Я хочу обратно на работу. К мозговыносящему боссу. И я готова даже бегать ему за кофе в два раза чаще.
— Рит, — пальцы Городецкого сжимаются на моем локте крепче, — ты извини меня за прошлый раз, я не мог перед Ветровым ничего тебе сказать.
За прошлый раз. Это когда я просила его меня спасти от поймавшего клин босса, а он улыбнулся и сказал: «Ты просто перенервничала после помолвки, Рит. Бывает».
— А что, есть что сказать мне сейчас? — я поднимаю бровь саркастично, снова вчитываясь в бумаги. — Я уже жена Ветрова. Поздно что-то менять.
— А если не поздно? — вдруг склоняясь ближе ко мне горячо шепчет Юрий. — Если я тебе помогу перестать быть его женой, ты перестанешь быть такой холодной, Марго?
22. Влад
Люблю загонять мудаков в угол. Обложить их со всех сторон, заставить дергаться, дрыгаться. Особенно тех, кто много о себе мнит.
Вот таким-то и приятнее всего считать ребра. И устраивать с такими свидания на заброшенных складах с ими же краденными товарами. В теплой компании спецназа.
Обожаю этих ребят. Пока они упаковывают совершенно мелкую шушеру, мне по негласной договоренности позволяется побеседовать с шушерой покрупнее.
Без протоколов, конечно. Исключительно из благодарности за то, что я за неполные сутки смог организовать этим ребятам свидание с героем их розыскных сводок.
— Ты не знаешь, с кем связался, — хрипит Чугунный, которому парни из моей личной оперативной группы — в штате фирмы числятся как охранники — выламывают руки, притягивая их к первой попавшейся трубе.
Какой же я везучий, однако. Ну кому еще удастся не только дать в зубы бывшему своей жены, но и засадить его далеко и надолго.
Мне самый сообразительный из моих ребят приносит стул.
— Арсений Чугай, для твоих дружков — просто Чугунный, — безразлично комментирую я, разваливаясь на стуле совершенно раслабленно, — хотя по моим субьективным наблюдениям, ты зря понтуешься. Чугунный у тебя разве что мозг.
Интересно.
А я-то думал, что меня в рожу уже всякая криминальная сволочь этого города знает. И своим всем передали, чтобы именно со мной никто не связывался. А нет. Встречаются еще туповатые и незнакомые с моей персоной экземпляры.
Что ж, вот и познакомимся! У нас же столько общих тем для разговора. Ладно, тема общая одна. Зато какая!
Я, разумеется, не ошибся — вместо того, чтобы проявить хотя бы минимальный зачаток интеллекта, Чугунный снова ударяется в угрозы, совершенно не соизмеряя свое положение.
Надеется, что кто-то из своих его вытащит? Нет, это вряд ли.
Вечный шестерка, вечно на побегушках у парней покруче, но самомнения при этом столько, будто он лично президенту проституток поставляет и никто в мире не сможет поставить его на место.
Тратить ресурсы на шестерку никто не будет, тем более что вложений понадобится много.
Я слил знакомому прокурору столько компромата на Чугунного, что малой кровью там не обойдешься. И нет такого адвоката, который бы всерьез попытался спасти этот кусок дерьма от моей расправы.
Чугай затыкается, только когда мне подают черные боксерские бинты, и я, внимающий угрозам этой мрази с видом, будто мне они безумно интересны, начинаю неторопливо обматывать полосами ткани свои кисти.
Боже, да неужели все-таки самая капля мозгов в этом пустом котелке завалялась?
— Чего тебе надо, урод? — сипит мой «собеседник», не в силах оторвать взгляда от плавно ложащихся на мои костяшки витков бинта.
— Вообще-то мне нужна твоя шкура, красавчик, — роняю я брезгливо, — но я подозреваю, моя жена не оценит такого трофея. Она у меня нежный и впечатлительный цветочек. Поэтому обойдемся твоим покаянием.
— Пошел ты, — шипит Чугай, — и сучка твоя тоже…
Я бросаю короткий взгляд на одного из своих ребят, и тот без лишних реверансов впечатывает кулак в живот ублюдка, заставляя его подавиться всей дальнейшей грязью, которой он планировал полить имя моей Маргаритки.
— Ты не волнуйся, Сеня, — я улыбаюсь предвкушающе, — я никуда не тороплюсь. Подожду, пока ты дозреешь до разговора. Сам помогу тебе дозреть!
Бить мы умеем. Так, чтобы минимум синяков и травм — в конце концов, мне этого утырка еще полиции сдавать.
Они, конечно, любым его примут. Этот тип настолько неприятен оперативникам, что единственный раз, когда мой знакомый опер заглядывает в нашу «комнату свиданий» — на моих ребят, работающих над разговорчивостью Чугая, он смотрит с завистью.
— Чего тебе надо?
В какой-то момент тон беседы меняется, и Чугунный сплевывает кровью, уже не стараясь меня задеть, а просто потому что надо, да. И на меня он смотрит уже затравленно, с такой отчетливой ненавистью, что впору включать гимн.
— Выйдите, — ровно роняю я, и моя «группа поддержки» без лишних слов сваливает из помещения.
Есть определенные вещи, которые я не хочу доверять никому, кроме себя.
Например то, что здесь и сейчас я буду говорить о своей Маргаритке. Которую мои сотрудники знают.
Вот и пусть знают только её. А её секреты останутся только моими.
— Помнишь её, — я показываю фотографию Маргаритки, сохраненную на телефоне. Не ту, с росписи, её я вообще убрал в самую дальнюю папочку, другую. Одну из рабочих.
Огоньки узнавания в глазах Чугая я замечаю весьма отчетливо.
— Помнишь, — я поощрительно улыбаюсь, — значит, расскажешь мне о ней все, что знаешь, и я, так и быть, отдам тебя своим друзьям из полиции без переломов.
— А чего о ней рассказывать, — скалится Чугай, — шлюха она. Беглая. Адресок подкинешь, она мне денег должна…
Нет, ну что поделать, если человек так не беспокоится о собственном здоровье?