Встречали московского гостя прямо у трапа. Кроме Рашидова, среди встречающих был только секретарь регионального комитета партии и представитель министерства сельского хозяйства Узбекской ССР. Встречали Болдина прямо у трапа.
— Товарищи, у нас гость из ленинской «Правды», — торжественно объявил после обмена рукопожатиями Рашидов, повернувшись к остальным встречающим. Все зааплодировали, словно на митинге.
— Товарищ Рашидов, Шараф Рашидович, я простой представитель советской печати, — смутился даже самоуверенный Болдин.
— Не простой, дорогой Валерий Иванович, — усмехнулся Рашидов, — представитель самой важной в нашей стране газеты. К тому же из столицы нашей Родины и информированный о самых последних событиях, о которых мы тут, в провинции, не знаем, — незаметно для окружающих подмигнул президент.
— Преувеличиваете, уважаемый Товарищ Рашидов, — Болдин уже успокоился. Похоже, «хитрый узбек» все-таки кое-что знает и на что-то решился. Так что разговор тет-а-тет должен состояться.
Действительно, после обеда в спецбуфете Приавтельства и короткого разговора о сельском хозяйстве, Рашидов предложил Болдину отдохнуть в гостинице, где для него уже приготовили номер. Отвезти же туда он собирался лично, на своем персональном автомобиле. По дороге почему-то свернули на окраину города и остановились в поле.
— Посмотрите, дорогой Валерий Иванович, как красив закат у нас в Узбекистане, — предложив выйти из машины и немного подышать свежим воздухом, Рашидов отвел московского гостя на несколько шагов в сторону от машины. И развернувшись лицом к полю, сделал вид, что любуется закатом.
— Красиво, Шараф Рашидович, — согласился Болдин. — Вот только небо… тревожно-красного цвета.
— Красный — цвет нашего знамени, — улыбнулся Рашидов.
— Вы абсолютно правы, товарищ Рашидов. Именно красное знамя, знамя коммунизма и ленинизма — наше, — согласился Болдин. — Вот только некоторые… товарищи… в Центре… отступают от ленинских норм и тем самым позорят наше знамя. Прикрываются при этом якобы ленинскими же цитатами о творческом развитии теории. А сами… хотят получить неограниченную единоличную власть вместо ленинского коллектинвого руководства. И в этой борьбе… они готовы пойти на любые меры. Например, расследовать деал о якобы имеющихся фактах приписок и взяток… — намек Рашидов понял, но ничем своего отношения к словам Болдина не проявил, продолжая невозмутимо смотреть на быстро темнеющий горизонт. Потом развернулся к Болдину и глядя ему в глаза, сказал.
— Знаете, Валерий Иванович, был у нас один хороший сотрудник, служил хорошо, честно, а потом попался на взятке. Чтобы проверить человека, нужно назначить его на ответственную должность. Только это поможет проявить его настоящие качества. Понимаете?
— Вы совершенно правы, товарищ Рашидов, — осгласился Болдин, мучительно размышляя, как понимать смысл слов главы Узбекистана.
— Ночь на дворе, заметил Рашидов. — Пора намотдохнуть, товарищ Болдин.
И больше не сказал ни слова до самой гостиницы. Порощался, надо признать, очень тепло, даже по-дружески. Но Болдин уже понял, что их Рашидов не поддержит. Хотя и против не выступит. Так что побывав на следующий день в Министерстве Сельского Хозяйства, он поспешно улетел назад, в Москву…
Сразу после того, как Болдин улетел, Рашидов лично позвонил в Москву. И пригласил в Узбекистан министра радиотехнической промышленности Петра Плешакова, чтобы развивать в республике высокие технологии. И его Шараф Рашидович лично встречал у трапа самолета. Потом он долго общался с министром, рассказывал об успехах и возможностях республики, о планах по постройке трех заводов — в Ташкенте, Фергане и Самарканде, где работали бы профессиональные технические кадры. После этого разговора была дана команда на строительство первого такого комплекса, причем вместе с заводом строился и городок для рабочих…
Примечания:
[1] В нашей реальности — доктор исторических наук, работал в отделе пропаганды ЦК, а затем — главным редактором журнала ЦК КПСС «Агитатор». С 1964 года по 1971 работал вторым секретарем ЦК Компартии Грузии. Избирался кандидатом в члены ЦК КПСС. Был депутатом Верховного Совета СССР двух созывов.
Красиво жить не запретишь
Сегодня «Фюрера» — рыжего хомяка, с большим коричневым воротником и белой полосой на груди, ждало неожиданное счастье. Поздняя любовь нежным ветерком касалось его чуткого носа. Судьба была к нему милостива. Оказавшись уже в зрелом возрасте в специальной лаборатории КГБ, он не попал под нож дотошного исследователя, а жил в клетке и неплохо жил. Здесь очень хорошо кормили, и только иногда довольно пренеприятно кололи в загривок…
Конечно, будь он человеком, вероломство прежних хозяев возмутило бы его до глубины души. Продать лучшего друга семьи за три рубля! Ну да бог им судья, а хомяку было все равно, особенно сегодня…
Сегодня у «Фюрера», в миру называвшегося «Сенькой», было особенно хорошее настроение. После завтрака хомяку опять сделали инъекцию. Обычно наевшись, он спал в опилках, свернувшись калачиком. Сейчас вместо отдыха «Фюрер» начал возбужденно нарезать по клетке круги. Рядом, в соседней клетке, обнаружилась соседка, весьма легкомысленная особа белого цвета — хомячиха «Лаура». «Фюрер» чесал за ухом, чистил бока, старательно крошечными лапками умывал мордочку, усы при этом торчали, как у гусара. Именно из-за усов «Сенька» лишился своего имени и обрел другое, столь историческое. Через час у «Фюрера» радостно забилось сердце. В клетку запустили «Лауру». Ну не даром говорят старый конь борозды не портит, хомяк сразу приступил к делу. Да и «Лаура» была не против. И «Сенька» не разочаровал. Все были довольны. Даже вечно недовольный всем доктор наук Смолетов. Был он уже далеко не молод, лет пятидесяти. Постоянно ходил с кислой миной на лице, заросшем трехдневной щетиной, и взлохмаченной головой, повторяя всем и каждому свое любимое присловье: «Мне это не нравится!».
Вот только если бы не «железный занавес» и необходимость хранить военные секреты, Владимир Львович стал бы реальным кандидатом на Нобелевскую премию, даже несмотря на свой внешний вид и характер. Но имя его осталось широко известным лишь в узких кругах советских специалистов — биохимиков. Доктор с большим интересом смотрел, как пыхтел на хомячихе «Фюрер». Одновременно попивая маленькими глотками отпивал из фарфоровой чашки кофе. Потом доктор взял большую, уже слегка потрепанную тетрадь. Шариковой ручкой почесал кончик носа, хмыкнул. Еще раз глянул на резвившуюся парочку.
— Да, дружок, ты прямо помолодел…, - Владимир хмыкнул, в голову пришла мысль: «Одним Создатель дал такой потенциал, а кто-то только по большим праздникам…Впрочем, каждому свое. А ведь хомяку в нашем исчислении уже под семьдесят, уже хоронить пора. Вдруг радостная волна прошла по телу: — «Неужели получилось?» — Смолетов стал быстро перелистывать страницы тетради: — «Надо позвонить профессору Преображенскому». - судорожно снял трубку телефона, чуть дрожащими пальцами набрал на диске номер телефона:
— Николай Аркадьевич, кажется получилось!..
Брежнев стремительно вошел в приемную на ходу дал указание секретарю.
— Как прибудет Андропов, проводите сразу ко мне.
— Юрий Владимирович уже звонил и через несколько минут будет, — секретарь стоял по стойке «смирно».
— Хорошо, и еще принесите два чая с лимоном, — дав указание, Генсек прошел в кабинет.
Через пять минут в кабинет Брежнева прошел Андропов. За прошедшие с последней встречи дни Юрий Владимирович похудел, лицо еще более пожелтело. Глаза лихорадочно блестели. Вслед за ним вошел секретарь принес два стакана чая в ажурных серебряных подстаканниках. Пока Ильич размешивал ложкой сахар в стакане с чаем, Андропов достал из портфеля документы, положил перед Брежневым и наклонившись к столу, проговорил негромко, почти прошептал:
— Леонид Ильич, есть успехи в разработке лекарства. Весьма, как говорят наши специалисты, впечатляет. Способствует омолаживанию организма. Но надо еще провести серию испытаний. Где-то через год, минимум — через восемь месяцев, будет готов реальный препарат.
Брежнев заулыбался, прищурил глаза, став похожим на «друга монгольских степей». Ухватил собеседника за рукав, негромко слышно проговорил в ответ.
— Юра, испытаем на старой гвардии, — у Андропова от удивления брови поднялись почти до линии волос. — Я шучу, шучу, — усмехнулся Леонид Ильич. — А то замучаюсь на похоронах водку пить. Да и товарищи нужные вроде подобрались.
— К сожалению, Леонид Ильич, среди наших товарищей оказались такие товарищи, которые нам совсем не товарищи, — с деланной печалью в голосе доложил Андропов. — Почитайте, это стенограмма аудиозаписи беседы Суслова и Черненко. Они встречались на Кадашевской набережной позавчера.
Ильич неторопливо надел очки. Внимательно прочитал стенограмму.
— Да, мне про эту встречу, Костя рассказал уже, но спасибо за бдительность. Оперативно твои ребята сработали, спасибо, — генсек закусил долькой лимона, лицо перекосилось. Ильич стал похож на бульдога, но с китайским разрезом глаз. Выпил чаю. Указательным пальцем постучал по стопке документов. — И что ты, Юра, думаешь по поводу этого дела? — Ильич внимательно, словно прицеливаясь как на охоте, уставился на главу Комитета.
Андропов не торопился с ответом, доставая новые документы из папки.
— Леонид Ильич, на первый взгляд ничего особенного, встретились два товарища. Произошел, в общем, откровенный разговор. Ну, обеспокоен товарищ Суслов новыми веяниями в партии и стране. Поделился своим беспокойством с товарищем по партии, — и тихий голос и какой-то льдисто-непроницаемый взгляд завораживали. Притягивали внимание, как удав притягивает, кролика и не хочешь, а услышишь. — Но если взглянуть с другой стороны, — поблескивая стеклышками очков, продолжил Андропов, — в свете вот этих разговоров, — он подал новую бумажку Брежневу, — картина вырисовывается совсем другая.
И застыл в ожидании, пока генсек читал новую стенограмму.