Вернулся командир не скоро, причем вид имел несколько обалделый. Объявил. Что на сегодня все свободны, а остальное доведет завтра. Чем привел подчиненных в полное недоумение. Пришлось вечером ловить дежурного по связи и узнавать, что за такой звонок был. Серега Кирсанов сильно не супротивился, все же допрашивали его не буржуины, да и сам он — не Мальчиш-Кибальчиш. Оказалось, что начальство вдруг приказало отобрать лучшие группы, численностью в роту, причем названы были персонально Рыбаков и его товарищи, и отправить ее в Кабул. Взамен же обещали прислать новую роту, недавно прибывшую из Чирчика. Вот только командиру теперь придется с новичками поработать. Потому что подготовка подготовкой, а боевого опыта и знания местности у них нет. И, значит, результаты будут хуже, а потери — больше. Отчего командиру прибавиться не только работы, но присылаемых сверху дынь. Которые отнюдь не фрукты с овощами и совершенно невкусные…
Для чего их вызывают, так и осталось неизвестным. Но главное они все же узнали — убыть приказано с оружием и даже с полным боекомплектом, так что ничего хорошего никто предположить не мог. Похоже, их собирались использовать в какой-то важной и секретной операции. Вот только в какой и где? Конечно, что их не бросят в бой без подготовки, уверены были все. Эффективность спецназа во многом объяснялась степенью свободы командиров подразделений при планировании боевых операций. В мотострелковых и десантных частях боевые действия планировались в штабе, решение принималось командиром части и утверждалось в штабе армии. Затем оно пересылалось в ту же часть, и подразделения начинали действовать согласно его пунктам. Поэтому очень часто с момента поступления разведывательной информации до выхода подразделений на операцию проходило столько времени, что обстановка менялась полностью. В спецназе почти все решения принимались командиром роты или батальона на основании разведданных. Командир батальона утверждал решение командира роты на боевую операцию, и ближайшей ночью группы уходили охотиться за караванами. Были случаи, когда командиры выводили людей на операцию и без предварительных. Опытные командиры групп, воевавшие в Афганистане по второму году, настолько подробно знали некоторые районы своей зоны ответственности, что во время операции спокойно обходились без карты. Но это здесь, где они успели изучить местность и все ее тропы, колодцы и кишлаки не хуже коренных жителей. А как будет на новом месте?
Впрочем, особо волноваться никто не стал, уже привыкнув, что на войне бывает по-всякому. Да и устали все полсе боя и разговоров на повышенных тонах с начальством. Так что отложтили все переживания на утро и отправились спать. А утром неожиданно нагрянуло целых три Ми-26. Огромные «летающие коровы», каждая их которых могла перевезти на борту целую роту спецназа, привезли и забрали все группы вместе с оружием и боеприпасами одним рейсом. Впрочем последних скупой Григоренко выделил строго по штату, не больше. «Вам все равно пополнят в Кабуле, а мне воевать», — оправдывался он перед пытавшимися «выбить» дополнительные боеприпасы группниками. Которые, конечно, понимали, что летят не прямо в бой, но полученный в боях опыт спецназа не забывали. А он укладывался в простую и чеканную формулу, которую знал каждый спецназовец, от рядового до старшего офицера: «Патронов бывает очень мало, просто мало, и мало, но больше просто не поднять[2]». Вот только Григоренко сражался за каждый выданный цинк словно настоящий украинский прапорщик — старшина роты или начальник склада. Зато не стал возражать против того, чтобы бойцы Рыбакова и Думенко забрали все трофейные пистолеты и четыре трофейных «бура» вместе с патронами. Винтовки эти захватили месяц назад в одном из схронов душманов и на всех четырех стояли прекрасные американские оптические прицелы «Леупольд». Учитывая, что пристреляны они были хорошо и на каждую имелось по две сотни патронов, снайперы с удовольствием использовали их на выходах вместо штатных СВД. А поскольку они нигде не числились, то и возможная потеря особо не пугала. Как и пистолетов, которые охотно использовали бойцы, как оружие последнего шанса. Так что кто выиграл в этом соревновании жадности и наглости, можно было поспорить.
Вертолеты быстро и довольно комфортно перевезли всех прямо на аэродром Кабула. Там же, как оказалось их уже ждали. «Вертушки» подрулили прямо к стоящему наготове Ил-76. Причем стоявшему на самом краю аэродрома и практически невидимому ни из города, ни с основного здания аэропорта. Встретил их лично заместитель командующего сороковой армии по войскам спецназа полковник Колесников. Приказал быстро перегрузить людей, оружие и боеприпасы на транспортный самолет и передал назначенному командовать сводной ротой майору Кроту запечатанный конверт с приказом вскрыть его в воздухе. Как только последний ящик и последний боец заняли место внутри самолета, экипаж сразу начал запускать двигатели.
— Не нравится мне эта спешка! — прокричал Рыбаков своему соседу, старлею Думенко. Тот успел только кивнуть. И начал поудобнее устраиваться на откидной скамейке забитого людьми и снаряжениями борта, когда Крот, встав у люка герметичного отсека, жестом приказал офицерам собраться к нему…
Примечания:
[1] Белуджи — довольно воинственное племя, проживающее как в Афганистане, так и в Пакистане и Иране. Территория, которую они считают своей, находится на стыке этих трех государств. Уже не одну сотню лет белуджи безуспешно борются за создание независимого Белуджистана. Поэтому они в равной степени ненавидят как афганцев, так и пакистанцев и иранцев
[2] Борис Громов, писатель
Восток — дело тонкое
Викторин хорошо помнил знаменитое «Узбекское дело», столь прогремевшее во время Андропова. Помнил и итог этого расследования для Рашидова — тот застрелился[1]. Ильич узнав подробности, долго ходил по кабинету, был расстроен и огорчен. Потом, внезапно остановившись, решительно махнул рукой: «Если человек себе пулю в лоб пустил, то…смелый мужик. Какая сила воли! Это не пустышка. Это личность. Надо с ним лично поговорить. Он, конечно, натворил дел, но я его знаю давно. Он верный ленинец, коммунист. Вот пусть сам и разгребает. Пусть все до копейки вернет! А мы, партия, посмотрим, как справится. А нет! Так уберем». Потом было несколько разговоров с Андроповым. Юрий Владимирович отговаривал от поездки, но в итоге согласился с аргументами Брежнева. Тем более, что на Рашидове были завязаны некоторые внешнеполитические дела Союза в Азии и Африки. Да и Кастро дружил с секретарем ЦК Компартии Узбекистана. Поэтому решили попробовать не выносить сор из избы, чтобы не пострадала репутация СССР. Поэтому даже Плешакову за обещание постройки в республике новых заводов досталось от Брежнева не сильно. Единственное, что сделали — слегка сократили финансирование и сдвинули сроки строительства первого из них. Остальные стройки отодвинули на будущее, в расчете потом вообще закрыть. Так как негласно всеми, посвященными в тайну сиамского брата уже было решено, что новые высокотехнологические комбинаты будут строиться только в российских и белорусских районах…
В иллюминаторах под крылом заходящего на посадку самолета открылась завораживающая картина прекрасного зеленого Ташкента. Город словно открывал свои объятия, чтобы принять дорогого гостя.
Когда Ту-154 совершил посадку в аэропорту Ташкента, к встрече высокого гостя все уже было готово. Несмотря на ранний час — шесть утра — на бетонном поле аэродрома толпилась разношерстная толпа встречающих. Присутствовали и руководители республики, одетые в одинаковые костюмы темного цвета, и организованные «представители народа», и охрана, оцепившая цепочкой место встречи.
Первыми из правительственного самолета быстро и незаметно вышли охранники, а у трапа встал заместитель начальника охраны Медведев. Осмотревшись и переговорив с местными чекистами, он дал отмашку на выход. Брежнев, только подойдя к двери, сразу зажмурился от яркого солнца, стал похож на китайца из анекдота. В результате генсек почти оступился на лестнице. Хорошо, что генерал Рябыкин подхватил под локоть, но на то он и начальник охраны…
Перед трапом уже была расстелена красная ковровая дорожка. На которой, весь сияющий от счастья и с обожанием на лице, стоял глава Узбекистана Рашидов. Рядом теснились, выстроившись по ранжиру и по должности, чиновники и партийные функционеры. Хотя все дежурно и слащаво улыбались, в умах чиновничьего люда главенствовал один вопрос: «Зачем столь внезапно приехал генсек?» Жизненный опыт учил, что ничего хорошего от внезапных таких посещений ждать не приходится. Но Восток дело тонкое, здесь видели разное и всякое и пережили и не такое. Так что морально были готовы ко всему.
Как только Брежнев ступил с трапа на землю, откуда-то сбоку появилась стайка молодых девушек. Одетые в цветные: красные, зеленые, розовые национальные одежды. Они окружили его и засыпали цветами. Ильич был ошарашен яркостью цветов и буйством красок. Нежные голоса дев звучали как ручейки, а столь прекрасных красивых лиц он не видел давно. Азиатский разрез глаз придавал этим юным девушкам еще большую привлекательность. Несколько опьянев от всех этих красок, голосов, лиц, запахов, и близости к юным девушкам Ильич даже не осознал, что уже обнимается и целуется с Рашидовым. Хотя перед выходом из самолета хотел держать себя с ним холодно и строго. Только оказавшись в машине, Ильич пришел в себя.
«Викторин съехидничал: — Да Леня это, какие же розы вырастают под южным небом? Просто нет слов. Рахат лукум понимаешь, — хотя и он тоже поддался очарованию знойных красоток Востока.
— И не говори брат, прямо мурашки по коже, — Брежнев был в восторге.
— Однако, Леня, ты смотри, какой хитрый лис Рашидов. Вот совсем голову задурил. Тут по делу вроде летели. Отвешивать «гостинцев», а вишь как сюжет развернулся. Давай Ильич сосредотачивайся. Надо говорить с этой узбекской бандой серьезно. А то слышишь, Рашидов соловьем заливается — восхваляет…»