Примечания:
[1] Автор знает, когда появилось стихотворение Светлова. Но этого не помнит Рыбаков…
[2] В реальности — 108 «за» и 9, включая США — против
Космический штурм
Леонида Ильича, чтобы не говорили и не писали потом, всегда волновали успехи Союза в освоении космоса. И в шестидесятые, когда он курировал космические программы, и позднее. А проигрыш в лунной гонке американцам он переживал до сих пор. Когда же Вилорин под гипнозом припомнил некоторые факты о творившемся и творящемся в космической отрасли бардаке, то Андропову с большим трудом удалось отговорить Генсека от немедленных репрессий. Впрочем, кроме космоса была еще ситуация с электроникой и вычислительной техникой. В которой положение оказалось даже хуже, так как желание разработчиков упростить себе жизнь и слизать готовые схемы ЭВМ и программы к ним, обернулось катастрофическим отставанием Советского Союза от своих капиталистических соперников. Потом навалились всякие политические проблемы и на некоторое время тема космоса отошла на второй план. Летают пока, военные спутники запускают? Ну и пусть возятся на своей поляне. А в первую очередь взялись за самое запущенное — за электронику и программирование. И серьезно взялись. Оказалось, что «цельнотянутые» у «вероятного противника» программы и ЕС ЭВМ не столь хороши, как расписывали до того некоторые ученые. И что программы все равно приходится писать заново, а вечно занятые огромные ЕС в вычислительном центре сильно уступают «стоящим на столе» и готовым к немедленным индивидуальным расчетам PDP и «Спектрумам». А уж то, что целые НИИ по сути занимаются просто воровством идей, копируя устаревшие зарубежные микросхемы, опять подействовало на Леонида Ильича, как красная тряпка на быка. На Викторина, который не был все же посвящен в некоторые мелике подробности, тоже. Так что несколько академиков срочно ушли на пенсию, а число снятых директоров НИИ и заводов достигло несколько десятков. Показательно закрыли заводы в Ереване и Тбилиси, а их директоров, инженеров и технологов посадили на срок от пяти до десяти лет «за систематическое нарушение технологических процессов, разбазаривание народных средств и кражи драгоценных металлов». Приняли принципиальное решение — новые заводы микроэлектроники ставить только в некоторых республиках. Рашидову с большим трудом удалось отстоять один из трех городов-комбинатов электроники. Постепенно меняли, под видом «коррекции и уточнения» тарифную сетку. Заодно ввели усиленную, даже по сравнению с военной приемку готовой продукции, сначал на завода министерства электронной промышленности. Положение постепенно менялось…
Вот только после запуска американцами программ СОИ и «космического челнока» у военных появилось желание получить денежки на организацию нового театра боевых действий. Один за другим появлялись рапорта и доклады о том, что программа СОИ, являясь практически нереализуемой на нынешнем этапе развития науки и техники, на самом деле прикрывает реальные действия американцев по милитаризации космоса. Авторы этих грозных бумаг предлагали, а если вчитаться между строк, то — требовали, устроить вероятному противнику симметричный ответ. Даже Соколовский, уже посвященный в тайну «сиамского близнеца» с трудом противостоял нажиму лоббистов от «военного космоса». А военные хотели всего и сразу. Проект, получивший наименование «Буран» представлявший собой почти полный аналог американского «Спейс Шаттла», рассматривался как носитель бомб вооружения, космический орбитальный разведчик, транспортный корабль для полетов к орбитальной станции. Для вооружения «челнока» предлагались орбитальные боеголовки от ракет Р-36орб, которые планировалось снять после ратификации договора ОСВ-2. Такая боеголовка состояла из корпуса, приборного отсека с системой управления, тормозной двигательной установки и боевого блока с термоядерным зарядом. При запуске ракетой боеголовка выводилась на одну из орбит ожидания вокруг Земли и при начале бевых действий тормозилась собственным двигателем в расчетной точке траектории, попадая в цель с самых неожиданных направлений с высокой точностью. «Буран», по расчетам, мог вывести в космос до пятнадцати блоков за один рейс, заменив аналогичное число ракет Р-36орб. Кроме этого, разрабатывались и другие виды вооружений, в том числе специальные планирующие ядерные бомбы, выбрасываемые катапультой и управляемая ракета «Болид» с ядерной проникающей боеголовкой для поражения укрытых под землей центров управления. А при необходимости тот же «Буран» мог забросить на орбиту до десяти человек «космического спецназа» для решения каких-либо специфических военных задач, либо для смены экипажа орбитальной станции нового поколения. Станция, названная «Мир-2» совмещала в себе промышленную фабрику для производства уникальных материалов, стапель для строительства межпланетных кораблей, научную лабораторию и разведывательный космический спутник. Причем планы штатских немногим уступали по амбициозности планам коллег в погонах. В докладах приводились расчеты по выработке очень чистых полупроводников (за год — почти полтонны), монокристаллов кремния (полторы тонны с лишним), биологических кристаллов (полсотни килограмм), лекарственных биологических препаратов и тому подобное Постоянный экипаж станции должны были составлять от девяти до девятнадцати космонавтов, доставляемых на орбиту как кораблями «Союз», так и «Бураном». А тут еще Андропову и его аналитики и
И все это великолепие планов упиралось в одно, но очень большое препятствие — ракету. Разрабатываемая под руководством Глушко с семьдесят четвертого года ракета-носитель тяжелого класса 11К25 и ее слегка измененный увеличенный вариант 133ГК[1] все никак не могли воплотиться в металл…
Юрий Владимирович Андропов сегодня выглядел не самым лучшим образом. Даже новое лечение и дополнительные таблетки из секретных лабораторий не могли до конца победить одолевавшую его болезнь.
— Здравствуйте, Валентин Петрович, проходите и садитесь, — вежливо-зловещим тоном встретил он слегка побледневшего генерального конструктора НПО «Энергия» Глушко. Тот даже застыл на месте на несколько секунд, но справился с волнением и уже по-хозяйски разместился в кресле. Которое, однако, оказалось с подвохом и внезапно как бы сдулось под его весом. Провалившийся вниз, Глушко инстинктивно дернулся, но мгновенно понял, что просто так встать с такого хитрого кресла не удастся. И застыл, напряженно глядя на сидящего напротив и смотрящего на него сверху вниз главного чекиста страны.
— Неудобно? Уж извините, Валентин Петрович. Уже девятый год прошу заменить это старье на более удобное и целое, но хозотдел все тянет и тянет. Нет, говорят, никаких возможностей такое же найти, а остальные имеющиеся к интерьеру не подходят. И даже мне, как начальнику, никак не удается их заставить. У кого только учились? Не у вас ли…
— Н-не пойму вас, товарищ Андропов, — снова побледнев и начав понемногу потеть, ответил Глушко. — Я никогда ни с кем из органов…
— Даже когда на Сергея Павловича донос писали? Верю. Ни с кем не общались, просто сигнализировали, — перебил его ответ Андропов. Говорил он сочувственным тоном, в котором яда имелось побольше, чем у какой-либо эфы. — Видимо поэтому вы и приказали все имеющиеся экземпляры Н1 уничтожить и документацию на ракету тоже?
— Я… нет, что вы. Указания были… сверху. И никому я ничего не писал, — попытался откреститься Глушко.
— Знаете, Валентин Петрович, — также ласково продолжил Андропов, — я очень люблю почитать интересные произведения. Пьесы в том числе. Был такой великолепный драматург Евгений Шварц, написавший во время войны пьесу «Дракон». Ее недавно переиздали, советую прочитать. Море наслаждения. Есть там один диалог между рыцарем и бывшим его другом, ставшим слугой злого дракона. Ученик говорит: «Меня так учили». На что рыцарь ему отвечает: «Всех учили. Но зачем же ты оказался первым учеником…?» Опять не понимаете? — Андропов встал и прошелся вдоль стола, невольно заставляя Глушко пытаться приподняться и смотреть вслед. — Вы настолько увлеклись своими интригами против Королева, что не стали делать для его проекта столь необходимый керосин-кислородный двигатель. Который спроектировали для своей ракеты, но с опозданием уже на несколько лет… В результате интриг, ваших и остальных генеральных конструкторов было создано превратное отношение к проекту Королева, нанесен ущерб народному хозяйству и престижу страны. И вы еще смеете говорить, что ничего не понимаете? И при этом еще и тянете время со своими, столь необходимыми для нашей космонавтики проектами? Которые только и спасают вас от того, чтобы с вами вдумчиво поговорили мои подчиненные? И вы это не понимаете или не хотите понимать? Сколько прошло лет с начала работ? Где отдача? Профукали народные деньги и полагаете, что все это пройдет незамеченным? Что?… — Андропов остановился прямо напротив кресла, в котором сидел беззвучно разевающий рот Глушко. Не ожидавший ничего подобного Генеральный вспоминал недавние процессы и лихорадочно пытался найти хотя бы какие-нибудь оправдания.
— Молчите? И правильно делаете, — Юрий Владимирович теперь вообще напоминал упыря из сказок. — Если бы не доброта Леонида Ильича, сейчас с вами разговаривали бы совершенно по-другому. Это только наш президент может признать, что ошибки совершил и он тоже. Но я — не Леонид Ильич. И помню многое…
— Мы… наш коллектив… работаем. Через год обязательно… первая ракета. Но нагрузка… не готова, — ответил Глушко, подразумевая неготовность основной нагрузки для его ракетоносителя — космического челнока «Буран». И выглядел он сейчас немногим лучше Андропова.
— Нагрузку мы вам найдем, — «успокоил» его главчекист. — Значит, я так и отмечаю и докладываю Леониду Ильичу — через год 11К25 и 133ГК выйдут на орбиту…
— Нет, только 11К25, - осмелился заметить Глушко.
— Хорошо, — покладисто согласился Андропов. — Через год 11К25 и еще через год, максимум два — следующая. Договорились?
— Да, — выдавил из себя Глушко и закашлялся.