А вот здесь – шаг назад с Аничкова моста, на углу Невского и Фонтанки, Достоевский, по его словам, пережил самый счастливый момент в жизни – выйдя от Белинского, который с восторгом отозвался о «Бедных людях». Вот на этом самом углу! Тут раньше стоял купеческий дом Лопатина, а теперь возвышается большой дом в типично советском стиле, единственный такой на Невском, с гигантскими скульптурами рабочего и работницы на фоне неба.
А чуть дальше, за Аничковым мостом, пережил свой самый счастливый миг жизни я – увидев, как, выйдя из Книжной лавки писателей, девушка вслух читает своему кавалеру мою первую книгу, и они смеются! Помню, мелькнула здравая мысль (что она здравая, с годами понимаю все отчетливей) – захотелось прыгнуть в Фонтанку и утонуть: ведь все равно уже большего счастья не испытаю! Так и есть.
А сама Книжная лавка писателей – что значила она! Именно из нее мы выносили в портфелях, радуясь и таясь, первые после долго перерыва тома Ахматовой, Цветаевой, Олеши, Бабеля, Белого, Мандельштама, Хармса. Долгий был перерыв – для нас книги эти появились впервые и именно здесь. Кем мы были бы без них, без той нужной радости в нужное время, которую подарила нам Лавка писателей? То был еще и клуб, равный какой-нибудь «Лавке Смирдина» – все писатели нашего времени собирались здесь. Отсюда мы и вышли.
История и мы
И невольно стали продолжателями великой истории, но уже на свой лад. А здесь есть что продолжать! На этом же скрещении Невского с Фонтанкой – пышный, пожалуй, даже слишком пышный дворец Белосельских-Белозерских. Это тоже памятник – но второй половины девятнадцатого века, когда государственная строгость классицизма перестала тешить вельмож, и они стали щеголять друг перед другом своими домами: тут-то возник архитектурный стиль эклектика, вобравший в себя все шикарное, что было во всех предыдущих архитектурных эпохах и смешавший все в невероятных сочетаниях. Одним из самых знаменитых тогда был архитектор Андрей Штакеншнейдер, построивший этот дворец.
Историки архитектуры считают, что со Штакеншнейдера начался упадок великой петербургской архитектуры, а может быть, и государственности. Впрочем, помпезный его стиль был весьма популярен и у наших вельмож. В советское время в этом здании был Куйбышевский райком партии. И поскольку все культурные учреждения находились в Центральном, тогда еще Куйбышевском районе, всех мастеров культуры таскали для воспитания сюда. Я этого времени, к счастью, не застал. Сейчас тут находится представительство президента. Штакеншнейдер, надо признать, угадал – вельможи всех времен безошибочно выбирают его стиль.
Напротив этого вельможно-партийного здания за рябью Фонтанки – гораздо более старинный, но более скромный Аничков дворец. Но историю его особенно скромной не назовешь – когда-то здесь проходили пышные балы, и по специально вырытому каналу въезжали знатные гости на изукрашенных судах. На престоле России неоднократно бывали женщины, и Аничков дворец – один из памятников их, как бы помягче сказать, жизнелюбия.
Дочь Петра Елизавета, взяв с помощью гвардейцев власть в 1741 году, проявила себя достойной преемницей отца, при ней Петербург активно строился, но, в отличие от отца, она не умела управлять своими прихотями и то и дело давала им волю.
Красивый и смышленый Алексей Разумовский прибыл в Петербург с котомкою и, благодаря своему чудесному голосу, был принят церковным певчим. Тут-то его и приметила сластолюбивая императрица. Вскоре он стал графом и неофициальным ее мужем. Безусловно, Разумовский обладал и талантами государственными, фамилию свою не опозорил. Кого попало дочь великого Петра не полюбила бы! Однако в такой карьере есть нечто предосудительное.
Над такими вельможами, выскочившими из низов благодаря своим «особым заслугам», издевался представитель одного из самых древних родов Александр Пушкин:
Не торговал мой дед блинами,
Не ваксил царских сапогов,
Не пел на клиросе с дьячками,
В князья не прыгал из хохлов.
Тут все намеки абсолютно прозрачны. Торговал блинами в молодости «счастья баловень безродный, полудержавный властелин» Александр Меншиков, любимец Петра. Ваксил царские сапоги камердинер Кутайсов, ставший весьма влиятельным при Павле. Пел на клиросе с дьячками – это про Разумовского, фаворита Елизаветы, фактически управлявшего при ней государством. В князья не прыгал из хохлов – это про хитрого Безбородко, ставшего при Екатерине канцлером. Безбородко – один из немногих фаворитов Екатерины, не приблизившийся к ней. Так что, надо признать, великие императрицы выбирали своих фаворитов еще и по уму.
Для своего любимца Разумовского Елизавета начала возводить Аничков дворец. Проект принадлежал архитекторам Михаилу Земцову и Александру Дмитриеву. А после смерти Земцова строительство продолжалось под руководством Бартоломео Растрелли. Аничков дворец был великолепным памятником эпохи барокко. Усадьба этого дворца с садом, павильоном, оранжереями, фонтанами, картинной галереей и бальной залой тянулась от Фонтанки до Садовой улицы. От Фонтанки провели канал, чтобы гости Разумовского могли прибывать по воде.
Следующая великая императрица – Екатерина – подарила Аничков дворец своему фавориту Потемкину. Такова судьба этого дворца – быть роскошным подарком от великих императриц их талантливым фаворитам. Екатерина решила «подновить игрушку», и архитектор Иван Старов перестроил Аничков дворец в стиле насаждаемого Екатериной классицизма, стиля более строгого, «ординарного», нежели предшествующий ему барокко с его помпезными украшениями по всему фасаду.
Аничков дворец для многих наших современников – это Дворец пионеров. Многие из нас стремились туда. Быть принятым в один из его кружков было весьма престижно.
Так, меня поначалу приняли лишь в картонажный кружок, и только через три года, когда я поумнел, взяли в шахматный, который находился в роскошном зале главного здания. Помню, как я поднимался по широкой мраморной лестнице, и впервые, наверное, почувствовал, что в жизни есть не только привычная нищета и теснота коммуналок, но и красота, величие, роскошь. Помню огромный деревянный резной зал, просвеченный солнцем, с большими окнами в сад, длинный строй столов с шеренгами шахматных фигурок на досках. Тут я из Ленинграда переносился в Петербург, превращался из ленинградца в петербуржца.
Катькин садик
При дворе властолюбивой и сластолюбивой Елизаветы Петровны выросла и другая великая императрица, превзошедшая заслугами своими славу дочери Петра – Екатерина II. И за оградой Аничкова дворца начинаются ее места – круглый, просторный Катькин садик с памятником.
Величественная фигура, а у ног кругом расположились самые знаменитые сподвижники: русский мореплаватель адмирал Чичагов, великие полководцы Суворов и Румянцев, поэт Державин, вельможа Бецкой, основатель Воспитательного дома, известный деятель в сфере образования и воспитания (незаконный сын Трубецкого, давшего своему внебрачному сыну, как это было принято, лишь часть своей фамилии). Далее у ног императрицы стоят и сидят – Дашкова, первая в России женщина-академик, Орлов-Чесменский, разбивший турок на море в Наваринском и Чесменском бою, канцлер Безбородко, великий Потемкин-Таврический, присоединивший к России Тавриду. Много всяких легенд, в том числе и фривольных, рассказывают про этих людей и этот памятник… но как бы то ни было, Екатерина знала, кого приближать к себе, каждый из этих людей сделал что-то весьма значительное для государства.
И это «любовное содружество» в бронзе, вознесенное на пьедестал, возможно, как-то способствовало тому, что сквер возле памятника стал и для нас главным местом счастливых, а порой и судьбоносных встреч.
Вспомните «Невский проспект» Гоголя: сколь поспешно пришлось двум невским гулякам выбирать в толпе своих избранниц! А здесь, в Катькином садике, окаймленном скамейками, всегда занятыми красавицами, «забежавшими сюда поболтать, буквально на минуту», можно было не спешить, и лишь после тщательного изучения материала, взвешивания желаемого и возможного приступать к действиям…
Желаемое – вот оно, а вот что у нас с возможностями? Ах – у Сани родители в отпуске? Тогда – вперед! Когтить, как мы это называли тогда. Вариантов прельщения красавиц было много: чуть наискосок – элегантнейшее кафе «Север» с интимными розовым абажурами на столиках, чуть подальше – «Европейская» с двумя ресторанами, главным и «Крышей»… Там бывало так хорошо, что конечная цель порой как-то и забывалась.
Много у нас было любимых фраз, оправдывающих наше беспечное веселое существование, даруемое нам Невским. Когда уже обстановка за столом становилось теплой и можно было ехать, кто-нибудь говорил что-нибудь вроде: «А стоит ли ради более чем сомнительного удовольствия портить этот чудесный вечер и уезжать?» – и мы заказывали еще что-нибудь. Кто понимал нас – тот ценил и далеко не ушел. Все наши счастливые семьи образовались так.
Один наш друг, выросший в переулке у садика и возмужавший тут, помнил послевоенное время и трепетно наблюдал вместе с дворовыми друзьями, как герои-офицеры, сверкая боевыми наградами, «пикировали» на красавиц той поры, сидящих на тех же полукруглых скамейках, что и наши современницы – и чаще всего уводили их за ограду Аничкова дворца, где была тогда танцплощадка и гремел эстрадный оркестр. Любовные страсти, по воспоминаниям друга, кипели тогда не только на танцплощадке, но и в саду.
В наше время там тоже были танцы, играл джаз под управлением Атласа (фамилия или псевдоним?), исполнялись лихие песенки, которые пели тогда все… «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня? Самая нелепая ошибка – то, что ты уходишь от меня!..»
Мы тоже порой заходили туда (верней – снисходили)… Публика там была более грубая, «конкретная», как сказали бы сейчас.
Замок книг
А ведь мы еще и учились и, не поверите, – тоже на Невском. Именно там – лучшие библиотеки!.. а уж вечером – в «Север».