Откровенная дерзость. Если он меня потом за это не убьет, можно считать, что легко отделалась.
— Нужен ли вам такой специалист на должности помощника? Такой, которому все легко доставалось и который не работал упорно, чтобы добиться своих высот? Будет ли от этого толк? Или, все же, вам нужен специалист, способный работать много, долго и упорно, добиваясь нужных результатов? Если вас устраивает первый вариант, то я действительно вам не подхожу, — поджав губы, упрямо закончила я.
Папка с моим личным делом громко захлопнулась.
И я бы обязательно вздрогнула от испуга, если бы не понимала, что сейчас, именно в этот миг, я не могу, просто не имею права, показывать собственный страх.
Все же, я его разозлила.
Но и выбора у меня не оставалось, откровенно говоря. Пришлось идти ва-банк и ставить на кон все, что у меня было.
— Можете быть свободны, тэра Ирис Стэйб, — сквозь зубы прошипел министр правопорядка, — Через неделю вам сообщат о результатах собеседования.
Это провал. Определенно.
И мне повезет, если сэйр Варнадо вместе с отказом не вышвырнет меня из системы, а позволит вернуться к должности старшего оперативного работника.
Первые волнения в нашем обществе начались задолго до того, как я начала что-либо понимать. Тогда я была подростком. Обычным. Веселым и беззаботным. Мне нравилась учеба в магической школе, друзья и моя жизнь.
Родители не обсуждали дома волнующие общество новости, полностью поддерживая наше правительство — правящую десятку. Десять старых влиятельный сэйров из древних, магически одаренных, знатных семей после революции управляли нашим государством.
И поначалу все шло гладко. А вот потом…
Сначала начали запрещать темные практики. На нарушителей запрета открылись массовые гонения.
И тогда никто не забил тревогу. Хорошо ведь стало. Безопаснее, чтоб его.
Через пару лет список запретов начал расти. Сначала туда попала часть практик из магии крови, часть темных ритуалов, ранее разрешенных правящей десяткой.
Первыми пострадали врачи и частные целители, у которых больше не было доступа к старым, действенным методам лечения.
А потом гайки стали закручиваться…
Я тогда только окончила магическую школу и собиралась поступать в университет магических свойств, когда по стране прокатилась новая волна митингов и волнений, вызванная очередными изменениями в законодательстве.
На этот раз список запретов превосходил всевозможные ожидания.
Магия крови запрещалась полностью. За нарушение — смертная казнь. За попытку спасти жизнь больного с помощью применения магии крови — смертная казнь.
Все темные ритуалы с того дня стали под запретом. Даже самые безобидные, вроде заговора от сглаза и традиционного ритуала поклонения предкам. За нарушение — смертная казнь.
Магия рун — под запретом. За нарушение — смертная казнь.
Ментальная магия — под запретом. За нарушение — смертная казнь.
Боевая магия — под запретом. Исключение — служба в системе правопорядка. За нарушение — смертная казнь.
Стихийная магия выше третьего уровня — под запретом. За нарушение — пожизненная ссылка.
Магия иллюзий — под запретом. За нарушение — пожизненная ссылка.
И список продолжался и продолжался…
А потом началось самое страшное. Темных магов, менталистов, иллюзорников, магистров магии крови, рунологов, сильных стихийников, боевиков высшего порядка стали отлавливать и истреблять.
Тихо, незаметно, без улик. Так, чтобы никто не знал. Просто пропали…
Каждый, в ком была хоть крупица магии, должен был проходить ежегодную проверку и вставать на учет. Любой дар выше третьего уровня блокировался. Исключение — служители правопорядка, врачи и профильные специалисты.
Но и они должны были получать лицензию и всегда находиться под присмотром. Чтобы не колдовали больше положенного.
Остальным оставили крупицы дара, годные лишь для мелкого, бытового колдовства.
Тогда люди массово уезжали из страны. Те, кто мог, тот и уезжал.
Но мы остались. Родители, я и младший брат.
Матушка заверяла, что все хорошо. Что правящая десятка знает, что делает. А отец повторял, что я должна молчать. Что я должна быть законопослушной, если не хочу пропасть без вести, как остальные маги, кто решился выступить против системы.
И я молчала. Долго и упорно молчала.
С прежними мечтами пришлось расстаться. Магия рун, которую я собиралась изучать в университете, стала под запретом. И мне пришлось выбрать другую специальность. Максимально неприметную, соответствующую новой легенде…
Так, к семнадцати годам я из мага огня девятого уровня из возможных десяти, с предрасположенностью к темной магии вплоть до восьмого уровня, превратилась в мага огня четвертого уровня без особых талантов.
Не без помощи тетушки, бежавшей из страны в числе последних, что помогла мне надежно скрыть истинный дар. Ее знания и умения помогали мне скрываться до сих пор.
Когда я прошла первую официальную проверку и встала на учет, и меня облачили в ограничивающие браслеты, приводя уровень моих сил к положенному стандарту — третий уровень.
Те два года, что я провела в университете, радикально отличались от того, что было дома. Как минимум разговорами…
Среди магов нашлось много недовольных, высказывающихся куда жестче, резче и правдивее, чем мои родители. Среди них я смогла найти единомышленников. И сумела понять, что я далеко не единственная, кого пугают и ужасают все произошедшие изменения.
Все, кто мог, покидали страну. А потом и этой возможности не осталось.
Посты проверки на границах ужесточили. Никого не впускали, и никого не выпускали.
Огромный список вопросов, гигантское количество правил, проверок и один итог…
Из десяти человек девятерых возвращали обратно.
По стране прокатились первые мятежи и забастовки. И они привели к тому, что недовольных массово арестовывали, а главарей движения — убивали.
Говорить стало небезопасно. Бежать стало некуда.
И все мы оказались в ловушке под гнетом тирании правящей десятки, которая плевать хотела на собственные запреты и пользовалась магией в полной мере.
И тогда я придумала гениальное решение. Нашла единственный выход из всех возможных.
И бросила университет, поступая в академию правопорядка.
Служители закона сковывающих браслетов не носят. Служители закона имеют власть, хоть и весьма ограниченную. Если хорошо притворяться благонадежным служителем закона, в мятеже тебя никто не заподозрит.
А когда придет время…
Когда придет время, и ты подберешься к верхушке власти так высоко, как только сможешь, ты и выполнишь свою роль…
Ровно через неделю мне сообщили о результатах отбора на должность личного помощника министра правопорядка.
В лаконичном послании, завизированном официальной печатью министерства, сообщалось, что с началом следующей недели я должна приступить к своим новым обязанностям.
Что ж, я подобралась к правящей десятке так близко, как только могла. И теперь мне только и остается ждать своего часа, когда я смогу выступить на стороне угнетенных, и оказать посильную помощь в свержении действующего правительства…
Глава 2
Первый год моей работы на сэйра Варнадо я вела себя предельно осторожно. Была примером образцового служащего системы правопорядка. С сомнительными личностями не встречалась, информационным шпионажем не промышляла, лишь работала усердно, создавая себе нужную репутацию на новом месте.
А потом, когда я сумела прижиться в министерстве, начала свою подпольную деятельность.
Действовала осторожно, без фанатизма, стараясь лишний раз не рисковать своим положением.
Всего лишь передавала Сопротивлению информацию, кое-какие документы. Так, по мелочи.
Сопротивление было подпольной политической системой, принимающей в свои ряды каждого, кто не был согласен с политикой властей. Сопротивление набирало обороты на протяжении долгих лет. Сопротивление крепло и готовилось. И не долог был час, когда Сопротивление должно было выступить.
Я примкнула к рядам сопротивленцев еще тогда, когда только переехала в столицу и стала младшим оперативником.
Сурин, один из немногих оставшихся у меня приятелей со времен прежней жизни, привел меня под лоно Сопротивления.
Там я была полезна. Там моя деятельность была нужна. Там я чувствовала себя частью чего-то большего. И там просыпалась моя вера в светлое будущее.
В общих собраниях сопротивленцев я участвовала редко. Это было опасно и весьма рискованно с учетом моей работы. А на подпольные штабы Сопротивления периодически совершались облавы.
Поэтому я поддерживала связь только с Сурином, одним из доверенных лиц лидера Сопротивления.
И наверное он был единственным нечужим для меня человеком.
С родителями я оборвала все связи еще тогда, когда только поступила в академию правопорядка. Они так радовались тому, что я, наконец, стала благоразумной, прислушалась к доводам разума и выбрала правильный путь по жизни.
В общем, слушать их было тошно.
Также тошно было работать в циничной, лицемерной и насквозь прогнившей системе. Но, сжав зубы, я работала и упорно шла к цели.
А, когда все вскроется, что произойдет рано или поздно, для семьи будет безопаснее не иметь связи со мной. А для меня так будет спокойнее.
Друзей как таковых у меня не осталось.
Кого-то убили за открытые высказывания против политики властей. Кого-то преследовали за сильный магический дар и убрали без шума. Кому-то удалось бежать из страны. Кто-то смирился с происходящим и сдался, склонившись перед системой. Ну а кто-то поступил так же, как и я, и вступил в ряды сопротивленцев.
Последних было слишком мало.
Но ради них и всех борцов за справедливость и свободу для себя и своих близких, я и терпела. И работу, от которой меня воротило. И начальство, которое я презирала всей своей душой.
И рисковала…