Она отключается, так и не давая мне вставить и слово.
Такое чувство, что я сама собрала всю грязь, а потом сама же на себя все и вывернула. Хотела даже этого, иначе бы не начинала этот разговор.
Мы ведь действительно с ним договорились. Еще до моего отъезда. Но тогда в аэропорту все пошло не так. Я думала, что это не серьезно. Просто порыв. Потом думала, что фирму свою открыл, потому что у него все хорошо и он и не думает обо мне. А оказывается, так забывал.
Я сжимаю медведя, прикусывая губы, и открываю коробочку с кольцом. Алиса хоть и жестко, но развернула меня и заставила посмотреть на то, что я сделала. В подвал моих страхов меня загнала. Жизнь вокруг меня всегда складывалась так, что задеть кого-то было не сложно, а думать о том, что при этом испытывают другие не принято в той среде, где я росла. Тебя заботит только то, как ты себя чувствуешь при этом.
Я прикрываю веки, позволяя вытекать слезам. Они не помогут мне, слезы вообще редко помогают, но почему, когда плохо, именно они всегда спутники. Почему так плохо, когда представляешь, как было плохо другим. Сжимаю зубы, чтобы не завыть и не рисовать картинки прошлого. Опять этот аэропорт. Как смеялся и думал, что я шучу. Как просил остаться и обещал, что назад пути не будет. А я жалела его и все равно бросала, не думала, что все так серьезно.
А он дал второй шанс и простил. Я не заслуживаю этого человека, его понимания и прощения, его заботы и доверия.
— Привет, — слышу Мишин голос рядом и вспоминаю, что он не собирался сегодня приходить. Кто-то медленно ведёт по волосам, зарываясь пальцами и пропуская через них пряди. Посторонний человек так бы не сделал. Поднимаю веки и — мне не показалось. Это Миша. Не понимаю, что изменилось, но все равно улыбаюсь. Когда важнее дорогих подарков и ресторанов становится просто присутствие одного человека.
— Ты же говорил, что сегодня не приедешь.
— Ну ты же все равно ждала, — усмехается и наклоняется, чтобы оставить на губах поцелуй. И то, как сильно обнимаю его, лишь доказывает как скучала.
— Чего заплаканная тогда?
Я тут же протираю глаза, но вряд ли это скроет следы и припухлость.
— Лер, что случилось?
Я мотаю головой из стороны в сторону и пожимаю плечами. Ну не говорить же ему, что ревную, да еще к кому…
— Ладно, я спрошу напрямую, что вы не поделили?
— Уже нажаловалась, да?
Что это за дружба такая? И почему всегда на ее стороне?!
— Что за тон? И почему она должна была жаловаться на тебя? — Миша быстро осекает, выстраивая нейтралитет.
— Ну вы же друзья, — возвращаю ему слова Алисы и наблюдаю за его реакцией.
— Я не понимаю тебя. Если хочешь что-то сказать, — говори, как есть, а не загадками.
Он говорит так спокойно, как будто действительно не знает, что произошло, но что-то слышал. Значит, она просто сказала, что мы поругались без подробностей?!
Я молчу. Не хочу ранить его своими сомнениями. Лучше сама еще раз прокручу в памяти все, что она сказала, но уже спокойно. Пока минута молчания между нами продолжается, я вижу, как его взгляд ложится на ту самую коробочку, а потом скользит по мебели, краю кровати, покрывалу и находит мои пальцы. Мы оба понимаем, что кольца там нет. Я не приняла его, хотя вчера целый вечер рассматривала и знаю, как оно выглядит и как чувствуется на пальце.
— Так что вы не поделили? — он возвращается к нам и смотрит в глаза. Теперь уже не соврать. Он сразу поймет.
— Тебя.
— Меня? — Миша искренне улыбается. Он ждал, что угодно, но не такой ответ. — Для меня это большая честь, конечно, — усмехается и продолжает: — но, все-таки, я не понимаю.
Я не хочу ему это рассказывать, не хочу вмешивать в нашу с ней неразбериху.
— Давай не будем о ней.
— Ты мне скажи, что не так, чтобы я понимал.
— Она всегда будет между нами. Всегда будет напоминать мне о том, как плохо я поступила, когда бросила тебя, и как хорошо делала она, когда спасала тебя.
Я старалась это говорить спокойно, но получилось все равно с упреком.
— Алиса, блин. Получит у меня.
Он закатывает глаза, а я только сейчас замечаю, как говорит о ней. У меня была подружка еще в школе, и, когда она впутывалась во что-то, ее брат всегда говорил: “Почему именно мне Бог послал такую сестру?”. Закатывал глаза, вздыхал, усмехался, а потом шел и помогал ей. Злился на нее, отчитывал потом, но никогда не подводил.
— Я с ней поговорю, чтобы не вмешивалась.
— А это правда?
— Давай не будем о прошлом, мы же в настоящем? Наша проблема в том, что мы живем то воспоминаниями, то постоянными ожиданиями чего-то, а надо сейчас жить и просто планировать.
Он уводит глаза в сторону. И быстро меняет тему. Больнее еще и оттого, что Алиса, похоже, не врала. Просто я не готова была эта слышать. Спросила и думала, она будет оправдываться. А в ответ получила правду, к которой не была готова.
Он берет с тумбочки ту самую коробочку, которая разделяет нас, хотя то, что внутри, как раз должно объединять. Крутит и ловит мой взгляд.
— Знаешь, я спросил вчера и действительно не подумал… Хорошо, что ты меня остановила. Выходные получились длинные, было время все взвесить. Много чего поменялось в моей жизни. Я спросил один раз…
Я опускаю глаза на его пальцы, замечая, как он механически то открывает, то закрывает коробочку, и снова ищу его глаза. Только теперь мне страшно. Он не выглядит счастливым и влюбленным. Так не делают предложение. Так его забирают.
— И я больше не буду тебя спрашивать, хочешь ты или нет.
Внутри все в вдребезги. Сердце замирает, а в глазах даже слез нет. Я просто не понимаю, почему? Хочу задать вопрос, а в горле, как заслонку закрыли и приказали молчать. Миша встаёт и, прицелившись, отправляет бархатную шкатулочку с моим кольцом прямо в урну. Четко. В цель. Как будто тренировал это целое утро.
Я же согласна была…
35
Миша обходит мою кровать и наклоняется, чтобы поцеловать в лоб. Так прощаются …?
— Миш, — я цепляюсь в его руку, когда наконец оцепенение с голоса спадает и могу говорить, чтобы остановить. А следом чувствую, как где-то внизу он надевает на мой палец кольцо. Глазами туда и не понимаю, как..? Он же выбросил…
— Дурак, — вырывается само собой. Больно от того, как прикусила себе губу, чтобы не заплакать сейчас. — Мне же нельзя нервничать.
— Я все контролировал, — усмехается и оставляет следом поцелуй на губах. — Тебе нельзя давать право выбора. Ты всегда делаешь неправильный и обычно ошибаешься. — Миша усаживается на край кровати, переплетая наши пальцы. Водит указательным пальцем, как будто хочет, чтобы кольцо отпечаталось на коже навсегда. — Ты выходишь за меня замуж. Мы распишемся, как можно раньше. Свадьбу, такую как ты захочешь, отпразднуем позже, когда с твоим здоровьем и ребенка будет все в порядке. Я принимаю тебя с твоим прошлым. Ты меня с моим. Что бы мы ни делали раньше, так было надо, чтобы встретиться сейчас тут. Поняла?
— Я согласна, — шепчу и тяну его на себя. Сначала хочу поцеловать, но потом просто обнимаю. Понимаю, как мне не хватает именно его объятий, чтобы чувствовать себя счастливой. Достаточно, чтобы он просто был всегда рядом.
— Еще бы ты была не согласна…
Его губы наконец находят мои. Я в этом кольце как под его защитой. Как амулет мой маленький, что все будет хорошо.
— И чтобы вопросов, как я буду воспитывать чужого ребенка, я больше не слышал.
— Хорошо, — шепчу в ответ.
— Я не могу любить только часть тебя, как и защищать только часть. Просто помни об этом.
Я тяну его на себя, чтобы лег рядом. Пока Миша разувается и ложится, я еще раз смотрю на кольцо на своем пальце. Нельзя было сомневаться в нем. Он вроде и не рассыпается в обещаниях и не поет оды, но с ним надежно и он не будет прятаться за кем-то и манипулировать чем-то, решая свои проблемы. Теперь уже и мои.
— Миш, а ты расскажешь мне о себе. Фраза “ты принимаешь меня с моим прошлым, я тебя с твоим” меня заинтересовала. Я ведь ничего про тебя не знаю. Хотя ты про меня практически все.
— Расскажу, но в другой раз.
— Обещаешь?
— Ага, — улыбается и дополняет: — лучше после того, как распишемся.
— Ты меня пугаешь, — я хочу сказать это серьезно, но его полуулыбка заставляет улыбнуться тоже.
— Не бойся, — таинственно шепчет…
И я понимаю, что сейчас не время для душевных разговоров.
— Кстати, так, что за секретарша новая, ты Веронику вернул?
— Нет, женщина в возрасте, интересов на меня не имеет, кроме одного. — Его тон сменяется на серьезный и он перестает улыбаться. — Чтобы у нее быстрее появились внуки. Это моя мама. — Говорит, наблюдая за моей реакцией и снова смеется.
Я облегченно выдыхаю, а в следующую секунду хочу дать ему по голове.
— Мама? Ты никогда не говорил про свою маму. — Я вспоминаю слова Алисы, как говорила, что его мама болеет, но пока не решаюсь затронуть эту тему. Ему виднее. — Она знает про меня?
— Знает.
— А если…? Ты так смело говоришь ей о внуках.
— Ты опять? — Я отрицательно киваю головой, с другой стороны, если даже ребенок будет не Мишин, жить я буду с ним, а не с его мамой. — На счёт Алисы. Она любит, оказывается, влезть, куда не просят. Но я знаю, что она это делает не со зла. Я когда-то говорил, я не могу решить за вас ваши проблемы. Я дружу и с Алисой, и с Марком. С тобой я буду жить. Они на самом деле близкие для меня люди и тебе придется с ней ещё раз спокойно поговорить и помириться. Если бы… я б купил вам пару бутылок вина, запер, и не выпускал бы, пока вы не поговорите и не простите друг другу прошлое. Никто из вас не сделал ничего такого уж криминального. Ну вспылили, недопоняли, бывает, надо спокойно разобраться и помириться.
Я пока сомневаюсь, что мы когда-нибудь сможем спокойно с ней поговорить, но Мише об этом не говорю. Лучше, чтобы он сам все увидел.