И еще один день тут же в полусознательном положении. Пока в какой-то из моментов не открыла глаза, проснувшись, и не поняла, что я уже не в чертовой реанимации, а в обычной палате.
— Наконец-то, — слышу голос рядом и чувствую, как сильно кто-то сжимает мои пальцы.
— Привет, — Миша поднимается со стула и, наклонившись ко мне, целует в губы. Рукой за шею направляет к себе. Как скучала по ним. По его запаху. По тому спокойствию, что дарил всегда. — Опять нас всех заставила собраться в больнице, — шепчет в губы и отстраняется. Придвигает ближе стул и аккуратно берет мою руку с катетером и гладить ладошку. — Знаешь, на какое-то время я даже подумал, что потерял тебя. Навсегда. Это были самые страшные минуты моей жизни. Когда понимаешь, что вернуть нельзя ничего. Как в ловушке. Выход есть, но он не устраивает. А потом оказалось, что врач ошибся, и ты жива. Я не могу тебе передать это чувство. — Он прижимается лбом к моей ладошке и трется об нее. — Я даже не представляю, как жить без тебя. — Он переплетает наши пальцы и крепко сжимает. — Папа, его бумаги и слова, оказываются где-то далеко за нашей Вселенной. Так хорошо сейчас тут. — А потом я увидел нашу дочку и понял, что самый счастливый человек. У меня есть все, что мне надо.
Я слушаю его и чувствую, как по щеке бежит слеза. А я ее даже не видела. Никто не показал. Никто не дал почувствовать себя мамой.
— Я даже ее не видела за все эти дни. Мне кажется, что с ней что-то случилось, раз мне не показывают.
— Подожди, — он отпускает мою руку и лезет в карман, доставая следом телефон. — Вот, смотри, это через час после рождения.
Он поворачивает ко мне экран и тут же отвечает на вопрос, который я боялась задать, чтобы не ранить или не задеть его.
Прикрываю глаза и больше не смотрю на фотографию. Она намертво впечаталась мне в память.
— Она твоя.
Наша дочь, хоть и маленькая там, хоть еще совсем непонятно, какой у нее цвет глаз и волос, но точно видно, что она русская.
— Конечно моя, я даже не сомневался. Китаец твой не смог бы того, что смог русский.
Даже на шутки его про китайцев сейчас могу реагировать спокойно. Наша дочь… Значит, все-таки, это он тогда постарался. Сколько у меня было переживаний и бессонных ночей. Теперь это все позади.
— Когда мне ее принесут?
— Как только я скажу, что ты проснулась. Тебе пока нельзя тяжести поднимать, поэтому ее будут приносить по требованию.
— Миш, я должна знать… Что происходит между тобой и отцом? И какое место я занимаю во всем этом? Я слышала, как тут ходила полиция, что-то хотели узнать у меня. А отец пригрозил отдать какие-то бумаги на тебя им. Я подумала, что он это сделал.
— Нет, ты ничего не знаешь ведь?
— Что я должна знать?
— Думаю, нам лучше поговорить позже, когда ты окрепнешь.
— Зачем изводить себя догадками и домыслами? У меня уйма времени. И мне надо знать, на кого я могу рассчитывать, а на кого нет.
— Я еще не доказал тебе это?
Слышу в его голосе интонации обиды, но не смотрю в глаза. А рассматриваю ногти. Он лучший и если бы не он, то я не пережила бы все это в одиночку. Вопрос в том, для чего он это делал.
— Хорошо, я расскажу тебе все. Чтобы не было тайн никаких, надеюсь, ты меня поймешь. Мой отец… ну ты знаешь, что с ним стало. Так вот. Он любил играть в казино. Эта зависимость проявлялась медленно. Я пытался его отвлекать, проводить больше времени вместе, но потом, когда это перестало помогать, а мама уже подсела на антидепрессанты, я объехал все казино и заплатил им за то, чтобы они не пускали туда моего отца. Они не пускали, кроме одного. Думаю, ты догадываешься. Ты его дочь, ты должна знать, как там все устроено. Ты заканчиваешь игру, а тебе дают в долг, и так несколько раз, а потом наоборот, когда ты хочешь уйти, ты должен заплатить. Нечем — иди играй. Так вот его отпустили, когда он заложил квартиру и оформил кредит. Проще всего для него оказалось уйти из жизни, чтобы оставить все это на нас с мамой. Она итак уже была подавлена и это просто ее довело до нервного срыва. Все повесили на меня. Мне пришлось взять сумасшедший кредит, чтобы покрыть это все и даже больше, чтобы наказать. Наказать твоего отца. Не разорить, как он тебе это преподнес, а наказать и сделать все, чтобы он больше не смог так манипулировать людьми. Он ведь не со всеми это делал, а только с теми, кто уже дошел до края и сделал шаг над пропастью.
Я слушаю и понимаю, о чем говорит. Я видела это и знаю, но всегда по ту сторону и считала, что они сами виноваты, раз пришли. То, что происходит с их семьями, в то время мне думать не хотелось.
— Наше знакомство — это случайность. Я не знал, кто будет у Алисы на свадьбе свидетельницей. Потом познакомился с тобой. И твоя визитка…. Отец…. Казино… Орлова Валерия Олеговна. Несложно было понять, кто твой отец. Единственное, что ты сделала для меня, это тот поход в казино. Я просто посмотрел, как там все устроено и еще раз убедился, что я не хочу, чтобы такие заведения процветали. Тогда я еще ничего не делал. Думал просто… А потом ты… все началось с той набережной. Я такой человек, что умышленно делать кому-то плохо не буду, если не сделали мне. Все, что было на свадьбе и потом не имело никакого отношения к твоему отцу. Там я был с тобой не из-за того, что мне хотел подобраться к нему ближе.
— Когда ты начал все это?
— Когда ты уехала. Терять мне было нечего и я не думал даже, что ты вернешься так скоро. Да еще и работать у меня будешь.
— Ты мстил отцу или мне?
— Если бы ты осталась, то я бы ничего не делал. Я готов был отказаться от этой мести, настолько ты меня зацепила.
— Алиса сказала, что ты страдал, а на самом деле?
— Это было первое время. Потом я взял себя в руки и решил закончить. Но когда ты вернулась, я не остановил ничего, продолжая добивать твоего отца проверками. Я нажал на стоп, когда понял, что отец манипулирует тобой и беременностью из-за этого. Он, конечно, тебе сказал, что я разорил его. Но я не трогал весь бизнес. Только то, что касалось казино. Да, я потратил кучу денег на то, чтобы в каждом из них была проверка и они были закрыты. Я не получил с этого ни рубля. Я просто хотел, чтобы семьи больше не распадались и люди не уходили из жизни.
- Они бы все равно нашли, где проиграться, если у них есть тяга к этому.
— Одно дело дать человеку поиграть, а другое высасывать из этого деньги, загоняя в кабалу.
— Я и сама понимаю теперь, насколько это были грязные деньги, но то, что ты скрывал это, меня задевает. Может ты еще что-то скрываешь? Думаешь, что я наследница? Так меня лишили всего.
— Ты права, кроме тебя мне нужно было еще твое наследство.
Миша умеет быть прямолинейным, загоняя меня в тупик ответом.
— А если у меня ничего нет, то что, не нужна?
— Кто тебе сказал, что у тебя ничего нет? А маленькая принцесса, которую я никак не дождусь, когда принесут, это что, не наследство и не богатство?
Даже я не могу не улыбнуться этому. Так мило это звучит от него. Маленькая принцесса…
— Иди сюда, — Миша снова берет меня за руку и целует. — Деньги можно заработать, а жизнь нельзя купить.
— Миш, папа теперь все знает и не успокоится. Дальше будет ломать нам жизнь. Он не оставит это просто так…
— Лер, он не будет, — Миша перебивает меня, опуская глаза в пол, и трет мои пальцы. Как будто волнуясь. А следом начинаю и я. Папиных денег я давно не видела. И если он лишился части того, что заработал на обмане, так на это мне тоже все равно. Сейчас я боюсь только за свою семью и за то, как он может нам мстить.
— Будет, Миша, он не тот человек, которого можно разжалобить детьми или внучкой.
— Лер, — поднимает глаза на меня и смотрит молча, собираясь с мыслями. — Не будет. Так получилось, что ты жива благодаря ему, а его не смогли спасти.
Я зажмуриваюсь и снова открываю глаза.
— Почему не смогли спасти? Что с ним?
— Может и не надо было тебе сейчас все рассказывать, но ты так говоришь о нем в настоящем времени, я не могу врать. Твое открывшееся кровотечение… Тебе нужно было переливание крови. Именно такой в данный момент не было. Пока ее доставляли из другого Банка крови, твой отец согласился помочь. Я не знаю точно, что произошло, но у него начало падать давление, он сказал продолжать, а когда уже достигло критической отметки, все остановили, но его не спасли.
Слезы начинают литься раньше, чем я до конца осознаю его слова. Смотрю в одну точку, пытаясь собрать все, что он сказал в одну цепочку событий.
— Вот так просто? Сначала довел меня до того, чтобы я разнервничалась, а потом отдал жизнь за меня?
— Я сам в шоке, не знаю, о чем он думал в последние минуты, но надеюсь, что желал тебе и нашей дочери здоровья. Мне вряд ли.
Я только что осталась без одного родителя. Пусть он был жесткий и с ним было тяжело, но он был. Я надеялась, что когда он увидит внучку, то подобреет. Ну и с Мишей бы как-нибудь уладили. А теперь его просто нет. Когда-то бы он все равно принял то, что я повзрослела и больше не зависела от него…
— Мама как?
— Нормально, держится. Она сама умоляла его приехать и спасти тебя.
Значит всё-таки сомневался… Мне и больно, что из-за меня умер человек, и странно, что теперь его нет. И слёзы не потому, что отца не стало, а потому что не стало человека. А как по-другому? Он сделал все, чтобы отдалить нас друг от друга. Чтобы я перестала считать его папой не только на бумаге, но и в жизни.
— Он, конечно, молодой у тебя еще, но он пожил, сейчас я могу сказать ему только спасибо, что он вырастил такую дочку и дал возможность жить ей и своей внучке. Все, давай, не плачь. Я попрошу, чтобы принесли нашу девочку?
Мысли о дочке немного развеивают грусть. Жизнь продолжается в ней.
— А ты пакет, который я собирала, привез?
— Все привез, вон стоит.
Даже напоминать не надо… Миша исчезает за дверями, оставляя меня одну.