— И что с того, что выделил?
— А то, бестолочь. Возможно, ты будешь для него особенной, и относиться к тебе он будет лучше, чем к остальным. И поверь мне, этому надо радоваться. Ты только представь, осталась бы на кухне, а там Тарос тут как тут. Думаешь, с ним было бы лучше? Он бешеный. Такое творит последнее время, ужас просто.
— Ладно, ладно… я поняла.
— Все, я за едой. Макора сегодня кашу сварила из курчи. Ум отъешь.
Когда Риа ушла, Эйва скорее легла. Болело всё — кости, мышцы, само собой, душа. Как она вообще выдержала его? Неудивительно, что все наложницы уходят от Кархема потрепанными.
А вожак тем временем вызвал к себе повитуху. Увы, утром пришлось оставить птичку одну, чтобы лично принять работу по переносу невольничьего рынка, где заодно повелел надзорному опросить пленных и узнать, кто какими знаниями и умениями владеет.
— Как она? — пригласил орчанку присесть.
Глава 27
— В порядке. Большого вреда ты ей не причинил.
— Но все-таки причинил? — посмотрел на нее с тревогой в глазах.
— Причинил, — усмехнулась, — невинности лишил как-никак. Ты её не трогай дня три-четыре, телу восстановиться надо.
— Габан.
— И еще. Самое главное. Ты вчера семя своё в ней оставлял?
Вожаку этот вопрос совсем не понравился, но ответить пришлось:
— Нет.
— Это хорошо. Просто знай, если будешь с девчонкой до конца спать, мне придется поить ее особым настоем, чтобы, чего доброго, не понесла от тебя. А настой этот считай, что яд. Слабый, но все-таки яд.
— Остальные тоже его пьют?
— Пьют. Иначе у тебя бы здесь не гарем уже был, а кичин-бари (детский двор).
— Не надо ей никаких настоев, — покосился на свою руку, — не буду я с ней до конца.
— Мудрое решение, — довольно закивала.
— Как Налия?
— Пошла на поправку. Недельку полежит в лазарете, а потом получишь свою красотку обратно.
На что Кархем сразу скривился. Всю прошлую неделю, которую Эйва для него пела, приходилось снимать напряжение с наложницами. Но после всего, что случилось, эти женщины утратили былую прелесть, стали безразличны. Хотя, имели ли они вообще какое-либо значение хоть когда-нибудь? Каких-то из них вызывал чаще, каких-то реже, некоторых и вовсе не замечал. Сколько в его гареме уже побывало самок? Двадцать? Тридцать? Да только большая часть прошла мимо за ненадобностью. Их приводили, потом уводили или обратно на рынок, или выменивали воины, или он их отпускал.
— Бэригет, гэл Садат. Можешь идти, — испытал нестерпимое желание взять на руки свою маленькую гарпию.
Вот сейчас пойдет и возьмет. На руки. Только в покоях Эйвы не нашел, разве что запах ее остался.
Как выяснилось, птичка перелетела к себе, причем без разрешения. Кархем застал ее за весьма странным действом — Эйва сидела на кровати с разведенными в стороны ногами и трогала себя внизу, что произвело на вожака неизгладимое впечатление — в штанах все дыбом встало.
— Ты чего делаешь? — и закрыл за собой дверь, а Эйва как всегда подпрыгнула от испуга, и сейчас же с кровати на пол полетела склянка, благо, не разбилась.
— Мирида всемогущая, — скорее опустила подол туники.
— Уж прости, — усмехнулся, — привычка со времен охоты.
— Подкрадываться? — подняла банку.
— Да. Так, чем ты тут занимаешься? — подошел к ней.
— Гэл Садат мазь дала, велела мазать. Чтобы зажило быстрее, — как всегда покраснела.
— Почему ты ушла? — все-таки подхватил птичку на руки и немедля вдохнул запах волос. — Я не разрешал.
— Подумала, не положено. Гэл Фарата говорила, наложницам в твоих покоях не место, когда тебя нет.
— Не место, что правда, то правда, — сел с ней на кровать, — а тебе место. Я хочу, чтобы ты спала в моей постели.
— Почему, Кархем? — и, преодолев недавние сомнения, дотронулась до его лица, провела пальцами по лбу, потом носу, добралась до губ. — Можно потрогать? — задержалась над клыком.
— Можно, — очередной раз пропал в серых глазах. Что же это? Откуда такая тяга? Почему в груди так жжет, когда она рядом? Вот как сейчас.
А Эйва коснулась клыка. Надо же, не очень острый и весь в насечках.
— Что это? — провела пальцем по бороздкам.
— Число убитых мною троллей, — взял ее за руку, — была такая забава в детстве. Чтобы доказать свою удаль, мы ходили на земли троллей, выманивали их из нор и устраивали битвы.
— Они же огромные, куда больше вас.
— Ну да. И свирепее в стократ, и тупее, правда, — все смотрел и смотрел ей в глаза. — Тролля завалить непросто, но орук не орук, если не убьет хотя бы одного.
— А ты убил, — принялась считать бороздки, — десятерых? — вскинула брови.
— Вроде бы.
Эйва в свою очередь ягодицами почувствовала его возбуждение:
— Кархем, гэл Садат сказала, что нам не надо… — и замолчала, не зная, какие слова подобрать.
— Я с ней уже говорил, — прижал птичку к себе, а руку запустил под подол. Бедняжка аж дыхание затаила, когда его пальцы прошлись по нежной. — Не бойся, — почти сразу убрал руку, — я не трону, пока не заживет.
Вдруг двери отрылись, и в покои вошла Ирхат, однако увидев вожака с Эвой на руках, мигом опустила голову:
— Прошу меня простить, бэр Кархем, я не знала.
— Зачем пожаловала? — уставился на нее.
— Чтобы сопровождать на прогулке вашу самку.
— Эйва сегодня не идет на улицу. Ступай к себе. И Таросу передай, что хочу видеть его за ужином.
— Габан, — ударила себя кулаком в грудь, после чего покинула комнату.
Ирхат вернулась в гулум, где взяла меч и сразу же отправилась на тренировочное поле. Зря она дала слово брату, зря пообещала помочь. Кархем покорил девчонку. На что только надеется Тарос, непонятно. Думает, женитьба вожака все решит? Лучше бы сам выбрал достойную оручек, завел семью, детенышей нарожал, а не довольствовался гаремными самками. Сколько уже из-за людей пострадало семей? Оруки как оголтелые носятся за буштами, развлекаются с ними, а несчастные жены, молча, терпят. Вот она бы ни за что не стала жить с оруком, которому человеческая самка милее.
— Это кто у нас тут! — раздалось за спиной. — Никак сама Ирхат! Решила вспомнить, как меч держат?
— Отвали, Радул. И так настроения нет, — покосилась на предводителя охотников. Как жаль, что именно к нему ее определят, если вожак позволит вступить в ряды охотников. Наглее орука не сыскать.
Глава 28
— Самца тебе надо, — прислонился к невысокому забору, — могу себя пожертвовать, — и заржал в голос.
— А не боишься Тароса? — развернулась к нему. — Уж он тебя в жертву быстро принесет.
— Слушай, — отклеился от забора, затем вытащил из ножен меч, — а пойдем со мной на охоту? Я бы тебе такое место показал.
— Знаю я это место, — усмехнулась, — и ловить там нечего. Что ни зверь, то хорек пугливый.
Слова девчонки задели за живое. Больно много себе позволяет паршивка. Где это видано, чтобы самка так разговаривала с оруком? Но до чего хороша все-таки. Если бы не Тарос, уже давно бы прижал эту красавицу к какому-нибудь дереву. От одной только мысли, как держит Ирхат за косу, аж в горле пересохло.
— Сразимся? — вышел вперед.
— Учти, будешь лапы распускать, пообрубаю.
— А давай договоримся. Если я одержу верх — пойдешь со мной на охоту.
— А если я одержу верх?
— Не одержишь, — расплылся наглой ухмылкой.
— Ну, это мы еще посмотрим, — и приняла боевую позу.
Первый удар нанес охотник, правда, вполсилы, все-таки перед ним слабая самка, а Ирхат удар приняла достойно, чем только раззадорила, и Радул снова пошел в наступление. Но скоро орк понял, легкой победы ему не видать, слишком уж натасканная девчонка. Хотя, ее подготовкой занимался сам Тарос, а у него не забалуешь. И где Ирхат слабее, там она всегда хитрее. Охотник, было, повалил ее, но Ирхат увернулась и в тот же миг запустила в противника песком.
— Ах ты, змея, — принялся тереть глаза.
— Неужели выдохся? — проговорила сквозь тяжелое дыхание. — Еще место хотел показать, — и рассмеялась, — какое уж там, когда на ногах еле стоишь.
— Вот за дерзость сейчас ответишь, — замахнулся, однако в самый последний момент ушел вниз и сбил охотницу с ног.
Несчастная так и распласталась на песке, не успев сориентироваться, да хорошенько приложившись головой, отчего в глазах потемнело. А Радул быстро воспользовался случаем — сел ей на ноги, прижал к земле.
— И кто из нас выдохся? — склонился к уху. — М-м? Кто?
— Слезь с меня! — дернулась, но орк только сильнее прижал, а мгновение спустя взял и прикусил за мочку уха, заставив Ирхат оцепенеть, будто ее сам Шиповидный Сур [1]цапнул. — Ты что творишь, войжак?! — уставилась на него во все глаза. — Да брат тебя за это на куски порвет!
— Мне твой брат не указ, я не из воинов, — втянул носом запах. — Не криви душой, самка, я чувствую, тебе понравилось.
— Да пошел ты! Пусти!
— А теперь давай-ка о деле. Как я говорил, если одержу верх, пойдешь со мной на охоту. Только ты и я.
— Тролля тебе в задницу, понял?! Никуда я с тобой не пойду! — и, уличив момент, вытащила из-за пояса кинжал.
— В задницу, значит, — в мгновение ока перехватил ее руку, выбил кинжал. — Тарос тебя хорошо натаскал, но ты женщина и с оруком тебе не тягаться. Запомни это.
— Катись к вороку, — процедила сквозь зубы.
— Ничего, муж тебя быстро воспитает. Будешь как шелковая, — тогда быстро поднялся.
И не успела Ирхат опомниться, как Радул подхватил ее под мышки и поставил на ноги.
— Завтра у городских ворот. До восхода.
— Не пойду я с тобой на охоту, — отряхнулась, — нет в тебе чести.
— Значит, и охотницей не станешь. Будешь до конца дней приглядывать за буштами вожака.
— А это уже не тебе решать, — вернула меч в ножны.
— Завтра… у ворот. Я отведу тебя в Карстовый лес, — и покинул поле.
Она же доплелась до гулума, уселась около входа. Радул тот еще урод, но кое в чем он прав, присматривать за буштами — это позор. Не для того сначала отец, а потом брат учили стрелять из лука, обращаться с мечом, чтобы потом ее поставили выгуливать никчемных самок. У нее есть возможность заявить о себе, приносить пользу клану, добиться уважения, что очень и очень сложно у хаватов. В клане вообще непринято, чтобы женщина занималась чем-то кроме своего гулума, а из-за воссоединения с другими кланами появился шанс.