Вуазен изобрел способ интенсивного откорма овец, и Фидель предлагал ученому испытать свой научный метод на кубинских коровах.
Путешествие прошло великолепно. И все было замечательно, как вдруг я узнала, что должна немедленно вернуться в Гавану.
Над Кубой вновь нависла опасность бомбардировки. В это время до Феи дошли слухи о том, что якобы она вместе с дочерью и матерью собирается просить политического убежища во Франции. Этого Фея не могла оставить без внимания. Грязные сплетни больно хлестнули по ее безупречной порядочности. Дело усугублялось тем, что многие кубинские дипломаты в самом деле просили политического убежища в других странах. Например, так было в случае с Кабрерой Инфанте во время выполнения дипломатического поручения в Лондоне. Пребывание за границей было отличной лазейкой для тех, кто хотел покинуть остров. Фея не хотела, чтобы ее сравнивали с предателями. А поскольку она не могла вернуться на Кубу раньше, чем выполнит свое раз-ведзадание, то у нее оставался единственный способ заставить молчать сплетников. Этот способ заключался в том, чтобы отправить на остров мать и дочь.
И вот я снова на Кубе. Все неприятности, связанные со скоропалительным отъездом, уже позади, и я переживаю радость встречи с моей ванильнокоричневой статуей, с моей Татой. Какое счастье вновь оказаться в ее объятиях! И снова просыпаться от прикосновения ее добрых заботливых рук! Моя милая, нежная Тата! Прежде чем осторожно извлечь меня из страны сладких снов, она обувала меня прямо в постели, даря мне свою заботу, свое тепло. Тата, мой добрый черный ангел!
Потом была встреча с Фиделем. Он приехал в первый же вечер. Фея передала ему два стеклянных пистолета, наполненных виски, бумаги и чемодан сыра.
Судьба первого чемодана, который Фея отправила немного раньше, была печальна. Он закончил свой жизненный путь в саду историка Ле Риверенда. Когда хозяин сада обнаружил, что чемодан стал раздуваться и издавать чрезвычайно неприятный запах, он всполошился и сообщил о странном поведении чемодана в секретную полицию. Полицейские прибыли на место и открыли огонь по подозрительному чемодану, после чего сад заполнился огромным количеством французских червяков. Высокие иностранные гости, оказавшись в обжигающих объятиях кубинского солнца, немедленно раскрыли зонтики, чтобы не обжечь свои нежные бока.
В тот вечер я научила Фиделя играть в кости. Мы играли до тех пор, пока я не устала. Потом я показала ему микроскоп, пластинки и все свои медицинские инструменты. Он сразу спросил, где я взяла деньги на эти покупки. Я рассказала о богатом итальянце. Фиделя эта история очень позабавила. Перед тем как уйти, он сказал мне:
— Ты будешь изучать промышленную химию. Запомни это!
Я не пришла в восторг от этой идеи, потому что любила медицину, а не химию. Но мне не хотелось перечить Фиделю, чтобы не навлечь неприятностей. Я была уверена, что он отправил нас с Феей во Францию, чтобы наказать за те письма, которые я ему подсовывала, за жалобы на злую Китаянку и за мою просьбу освободить родственников того паренька, который жил у нас в доме.
Я поняла, что с Фиделем нужно обращаться так же нежно, как это всегда делала Фея или как вели себя с французскими королями куртизанки. Нужно было всегда улыбаться и ни в коем случае не касаться вопросов, каким-то образом связанных с государственными делами. Когда Фидель хотел немного отдохнуть, он устраивался на диване и просил меня подрезать ему ногти. А потом я приносила ему кофе с молоком. Обязательно в большом стакане, потому что пить из чашек он не любил. Выпив кофе, он расстегивал форму, закуривал сигару и наслаждался отдыхом.
Я очень любила садиться к нему на колени. В отличие от многих других, он относился к этому терпимо и никогда не сгонял меня с колен.
До возвращения Феи оставалось пять месяцев. На протяжении всего этого времени каждый вечер к нам приходил Фидель. Я всегда с нетерпением ждала его. Мне нравилось, что он приходит поздно. Но Лала Натика неодобрительно относилась к его ночным визитам:
— Что за привычка ходить к людям ночью?
Мое возвращение в школу сопровождалось некоторыми осложнениями. Казалось, я все делала, как положено — не нарушала дисциплины, не грубила, не опаздывала на уроки, — но учительнице казалось, что со мной происходит что-то неладное. И дети постоянно спрашивали у меня, не простудилась ли я. Им казалось, что у меня насморк, потому что говорила я как-то в нос. А еще мне говорили, что я как-то странно произношу букву «р».
За то время, что я провела во Франции, у меня появился французский акцент. Но дело было не только в произношении. Каким-то образом изменилась и вся я со своим внутренним миром. А часть моей души навсегда осталась там, за много километров от Кубы, под гостеприимным небом Франции. Внутри меня еще звучали песни Жака Бреля и Брассенса, и какой-то невидимый волшебник рассказывал мне басни Лафонтена, а я уже должна была петь вдохновенные гимны пионеров Кубы.
Я училась в пятом классе, но меня перевели в четвертый. Я не учила ничего, кроме истории и географии Кубы. Эти предметы стало намного проще изучать после того, как их переписали. Историк Ле Риверенд совершил головокружительный скачок от посаженных на кол и заживо сожженных христианами индейцев таинос до кубинской Революции, подчеркнув отрицательное влияние империализма.
Если верить учебнику Ле Риверенда, то история Кубы началась совсем недавно, а именно со дня штурма казарм Монкада.
Но разве я могла принимать всерьез рассуждения господина, по просьбе которого расстреляли чемодан с сыром?
Что касается учебника географии, то он не очень отличался от старого учебника, по которому занималась моя сестра Натали. Нововведения заключались в том, что нужно было знать и уметь показывать на карте места, где сражались повстанцы под командованием Фиделя. Автор нового учебника предлагал свою собственную гипотезу происхождения острова. Согласно этой версии, Куба представляла собой возвышенность, образованную из птичьего помета и разного рода морских отходов, нанесенных Гольфстримом и другими течениями на пупок между двумя континентами. Сам автор гипотезы был от нее в восторге.
А Фидель продолжал выступать по телевидению. Теперь он рассказывал кубинцам об искусственном осеменении.
Выполняя задание Фиделя, Фея уговорила французского ученого Андре Вуазена приехать на Кубу. Вуазен был очень тепло встречен Фиделем. Это так обрадовало бедного старика, что сердце подвело его и он умер от инфаркта. С тех пор каждый год на остров по приглашению кубинского правительства приезжает вдова ученого. Она навещает могилу своего мужа, умершего от избытка радости.
В это время с благословения Фиделя кубинские ученые проводили работу по выведению новой породы коров. Им было дано задание получить устойчивую к местному климату породу мясного направления. Предполагалось, что скрещивать будут зебу с канадской Holstein. Вся Куба была в курсе проводимых экспериментов. Фидель часами говорил о генетике, о породе коров, которая накормит мясом кубинский народ.
Я устроилась перед телевизором, ожидая появления русских кукол, а вместо обещанного «Старика Хотгабыча» на экране возникла корова, «искусственно осемененная кубинскими специалистами, прошедшими обучение в Советском Союзе». Специалисты поднимали корове хвост и по локоть засовывали ей руку в зад. Несчастное животное вопило от боли, выталкивая из себя окровавленную руку.
Мне было жаль бедную корову. Когда мне таким же способом измеряли температуру, я чувствовала себя отвратительно. Каково же было ей, бедняжке?
Общаясь со своими друзьями, я испытывала немало трудностей. Например, я не могла с ними поделиться своими игрушками. И речи не могло быть о том, чтобы я дала кому-нибудь поиграть своими куклами Барби. Я бы просто со стыда сгорела. Ведь куклы Барби были капиталистическими игрушками. Я не могла также дать почитать многие книги своим друзьям, потому что книги эти были написаны на иностранном языке.
В детстве особенно трудно быть не таким, как все. К счастью, у меня было то, что заставляло меня забывать и о моей непохожести на других, и обо всем остальном. У меня была своя лаборатория в шоферской комнате над гаражом. Я уединялась там, укрываясь от всего мира. Здесь, в этой импровизированной лаборатории, меня ждали книги по физиологии растений, животных и человека. Я общалась с великими учеными и знакомилась с самыми странными болезнями. Я, например, узнала, что бывают мужчины, у которых, как у женщин, в груди образуется молоко. И это называется гинекомастия. Я узнала, что такое энтомоз и кто такие фитофаги. И все это было безумно интересно.
Через пять месяцев с чувством исполненного долга из Франции вернулась Фея. За время пребывания за рубежом она всерьез увлеклась проблемами производства сыра. Впрочем, ее интересовал не только сыр. Поле ее деятельности включало в себя многие сферы жизни. Например, ее интересовал профессиональный уровень кубинских музыкантов. Без ее внимания не осталось сельское хозяйство острова. Фея смогла извлечь из недр Нормандии Андре Вуазена к огромному удовольствию Фиделя и кубинских коров, которые предавались настоящим травяным оргиям, не догадываясь, что этим они обязаны методу интенсивного откорма, разработанному французским ученым.
Фея была воплощением активности и сознательности, и поэтому я не могла понять, почему Фидель перестал к нам приходить. К моей большой досаде, в доме не было водки, и я не могла колдовать старым, испытанным способом. Мне ничего не оставалось, как испытать новый способ колдовства. Я позаимствовала его у старика Хоттабыча. Благо, для этого у меня оказалось в запасе несколько волосков с бороды.
Итак, я сожгла три волоска и стала ждать чуда, но чуда не произошло. Прошло более восьми месяцев, прежде чем Фидель вновь появился у нас, к великой радости Феи.