— Еще один? Откуда?
— История очень простая: его мать, Ампаро, встречалась с Фиделем во время его трехдневной поездки в Ориенте. О ее беременности он узнал спустя много времени.
— А сколько лет нашему брату?
— Столько же, сколько и мне.
Трехдневное путешествие! Он не терял времени зря в Ориенте!
— Как его зовут?
— Хорхе Анхель. Хорхе Анхель Кастро. Я… на следующей неделе я уезжаю в Советский Союз, поэтому у меня не будет времени познакомить вас. Но я оставлю тебе его номер телефона, и ты сможешь…
— В Советский Союз! Вот здорово! А что ты там будешь делать?
— Изучать атомную физику. На этом настаивает старик…
О ужас! Это, наверное, еще хуже, чем химия.
— Ты уезжаешь один?
— Нет, с тремя товарищами.
— А почему ты не берешь с собой брата?
— Он будет изучать химию здесь, на Кубе, — сказал Фиделито и как-то странно усмехнулся, отчего я почувствовала себя неловко. Потом мы с ним попрощались, и он сказал:
— Так не забудь позвонить Хорхе. Когда я приеду на каникулы, мы соберемся втроем. А мы с тобой лучше узнаем друг друга во время переписки.
В этот день я вернулась домой с нежным голубем, бьющим крыльями у меня в груди.
— Тата, Тата, я встретилась со своим братом Фиделито.
— Да? Ну и как он?
— Высокий, красивый… И ему восемнадцать лет.
— Ты спросила у него, знал ли он о тебе?
— Да, он знал!
— Так почему же тогда он не познакомился с тобой до сих пор?
— Я не знаю.
— Будь осторожна, девочка моя. Тебе вовсе не нужен брат, который не любит тебя.
На следующей неделе Тата умерла. Я плакала не переставая. Это был ужасный удар, который на несколько месяцев погрузил меня в состояние полной апатии. Все это время я не жила, а влачила жалкое существование. Без Таты я не могла ни расчесываться, ни умываться, ни есть.
И сейчас, когда я пишу эти строчки, мои глаза застилают слезы. О, моя добрая, нежная Тата! О, мой черный ангел! Я никогда не забуду тебя.
Вдова Че Хильда Гадеа и моя мама одновременно пришли к одному и тому же выводу: их дочери одиноки и нуждаютсся в подруге.
А поэтому однажды после обеда я обнаружила у нас в доме маленькую прелестную китаянку. Она сидела рядом с дамой, напоминающей какой-то индейский тотем.
Маленькая китаянка оказалась Хильдитой Гевара. Впрочем, она больше походила на красивую индианку. У нее были густые, блестящие, как атлас, черные волосы, красивые ноги и производящая сильное впечатление пара прелестных грудей.
Мы посмотрели друг на друга с ненавистью. С еще большей ненавистью мы посмотрели на наших матерей, которые организовали эту корриду.
— Идите поиграть в твою комнату, Алина. Покажи Хильдите своих Барби.
Я чуть не поперхнулась. Показать моих Барби! Она думала, что я спокойно играла с куклами, а я в это время закрывалась в библиотеке и курила трубку моего дедушки Маноло.
Мы поднялись в мою комнату, стены и мебель которой были обвешаны моими живописными творениями. Все они появились на свет в то время, когда я увлекалась психоделической живописью и пуантилизмом. Это увлечение прошло после посещения психиатра.
— Курить хочешь?
— Еще как!
Я достала из ящика ночного столика пачку «Аромы» и спички.
— Фу, какая гадость! Это же белые!
Хильдита предпочитала коричневый табак. Мы стали неразлучными подругами. Нас очень объединяло то, что мы обе росли без отцов. Ее отец погиб, а мой хоть и был жив, но я этого особенно не ощущала на себе. Он был где-то там, далеко от меня.
Как для моей мамы врагом номер один была Селия Санчес, так для матери Хильдиты не меньшим врагом была Алеида Марш, вторая вдова Че. Все привилегии, полагающиеся детям погибшего героя Кубы, она целиком захватила для своих четверых отпрысков.
Впрочем, несмотря на происки Алеиды Марш, Хильда не перестала заботиться о своей личной жизни. В конце концов мама моей прелестной индианки остановила свой выбор на одном приятном молодом человеке. Они поженились. В то время мы с Хильдитой переживали повышенный интерес к вопросам секса. Нам хотелось знать об этом все, до мельчайших подробностей. Мы решили воспользоваться пылкостью молодоженов и понаблюдать немного за тем, что происходило в их спальне. Однажды после обеда, когда у них было время «сиесты», мы тихонько раздвинули жалюзи в их комнате.
Я была с позором и без малейшего шанса на возвращение изгнана из этого дома. Но мы с Хильдитой продолжали встречаться вне дома.
Я уже засиделась в школе «Сиудад Либертад». Пора было что-то менять в своей жизни. И вот такая приятная перемена наступила. Я попала в Школу плавания. Мне вместе с девятнадцатью другими девочками предстояло войти в первую кубинскую команду по синхронному плаванию. И если мне не слишком повезло в искусстве, то в спорте все было как нельзя лучше.
Школа представляла собой кулинарный рай, населенный бронзовыми эфебами.
На Кубе спорт является частью пропаганды Революции с самого ее рождения. Поэтому спортсмены в нашей стране всегда находятся на особом положении. На Кубе почетней и выгодней быть чемпионом, чем министром.
Ритм жизни в школе был очень напряженным, но сводился он в основном к следующим трем компонентам: тренировка, еда, сон. Мы проводили в бассейне ежедневно по пять часов. Совместные тренировки, совместно пролитый пот, участие в соревнованиях — все это сближало нас.
Для многих родителей Школа плавания была просто манной небесной. Ведь теперь они имели уникальную возможность избавиться от своих надоедливых чад, предоставив заботу о них социалистическому государству.
Школа кишела папенькиными сынками и доченьками, но было немало выходцев из сельской местности. Деревенские ребята были рады жить бок о бок с «избранными» и время от времени бывать у них в гостях.
Шел 1968 год. В моде были прямые волосы и удлиненные силуэты. Кто из девушек нашей школы имел возможность сохранить тонкий стан? Ведь нас кормили, как на убой. Но с волосами все было гораздо проще, ведь существовал горячий утюг, с помощью которого волнистые волосы превращались в прямые. Своей внешности мы придавали немало значения.
В Школе плавания проводились, конечно же, и обычные учебные занятия. Но, откровенно говоря, учебой мы себя не очень утруждали.
В отличие от обычных школ, спортивная школа не принимала участия в сельхозработах. Я восприняла этот факт с чувством глубокого удовлетворения.
По средам наши мамы привозили нам чистую спортивную форму. Моя Фея ро время одного из своих визитов в школу поразила сердца наших ватерполистов. Они гроздьями висели на стене, любуясь маминой фигурой.
Однажды мама сказала мне:
— Алина, сегодня вечером к нам придет Фидель, но я хотела бы, чтобы ты осталась в школе. Я хочу серьезно поговорить с ним о тебе, о твоей проблеме. Думаю, тебе не стоит присутствовать при этом разговоре. А если он захочет увидеться с тобой, то сможет прийти в любой другой день…
— У меня опять какая-то проблема? Снова «неумение приспосабливаться в новых условиях»? А может, у меня от воды глаза превратились в рыбьи?
— Алина!
— Или появился аллергический бронхит?
— Дело вовсе не в этом, Алина.
— А в чем же, мама? Какие у меня проблемы?
— Он не занимается тобой так, как отец должен заниматься дочерью. Это, конечно, не новость. Он ведет себя так в течение всех тринадцати лет. И все же…
— Мама, ты знаешь, сколько в нашей школе ребят, которые вообще не знакомы со своими отцами?
— Алина, я делаю это ради тебя.
Ради меня? Я бы предпочла, чтобы ради меня ничего подобного не делали. Сколько времени он не приходил к нам? Два года? Это многовато для женщины, грудь которой начинает терять упругость.
Впервые в жизни на меня не падала тень Команданте. Никто больше не обвинял меня в экспроприациях и экзекуциях. Никому не приходило в голову выпрашивать у меня одежду и жилье. Никто не просил меня поспособствовать в деле получения визы. Никто не умолял помочь положить в хорошую больницу родственника. Меня оставили в покое, и даже мама прекратила наши совместные купания перед домом. Фиделя. Раньше это происходило всякий раз в конце недели, когда у мамы возникало подозрение, что Фидель у себя. Однажды во время такого купания она вышла из воды и стала громко кричать: «Фидель! Фидель! Алина-а-а!» Она так долго звала Фиделя, что вывела из терпения его охранников. Все кончилось тем, что Фиделю пришлось вырывать нас с мамой из цепких когтей взбесившейся охраны.
Теперь я чувствовала себя свободной от всех. Мне не нужно было больше играть роль сводни, к которой меня принудили дядя Рамон и его новая любовница. Я видела, как от этой моей услужливости страдала тетя Сули и как за это меня ненавидели мои двоюродные братья. Эту ненависть ко мне они сохранили надолго, надев на нее смирительную рубашку.
Да, мне было хорошо чувствовать себя не связанной никакими обязательствами. Я отвечала только за себя. И поэтому я сказала Фее:
— Мама, я не хочу его видеть. То, о чем ты говорила, не интересует меня.
Я говорила это совершенно искренне. Но желания и интересы подростков так изменчивы.
Вечером следующего дня я пришла домой. Мама сияла от счастья: Команданте опять осчастливил наш дом своим присутствием.
— Я был слишком занят эти два года, — сказал он. — Очень трудно отвечать за жизнь Революции. Недавно я вел переговоры с Японией о покупке холодильников. Я очень доволен результатами переговоров. Самое большее через два месяца они уже будут установлены. Как минимум по одному в каждом квартале. Теперь люди смогут в жару есть мороженое. А еще я договорился о покупке завода по производству вафель. Теперь будем делать их у себя.
Я не стала выражать своего восторга. Он продолжал:
— Скоро японцы продадут мне фабрику по производству пластмассовой обуви. Я был на такой фабрике. Это невероятно, но из кусочка пластмассы, полученной из нефтепродуктов, изготавливают пару самых настоящих туфель… И даже на каблуках. Кстати, можно производить самые разные модели… Для женщин, мужчин, детей… Мне удалось договориться о покупке оборудования по очень низкой цене. Производительность такой обувной фабрики очень высокая — тысяча пар обуви в день. Думаю, теперь нам удастся решить проблему обуви в стране.