— Если ты хочешь помочь этому парню, найди ему хорошего психиатра. Это профессиональный лжец, — сказала я спустя непродолжительное время Фиделю о Вилли.
— Я не нуждаюсь в твоих советах. Мне необходима твоя помощь. Да, кстати, в какое время мне лучше прийти, чтобы познакомиться с малышкой?
— Лучше я сама ее приведу. Мне хотелось бы обойтись без столкновений с бедняками квартала.
Когда я привела к нему тролля, одетого в синтетические кружева, он ждал нас в коридоре. Он нагнулся к малышке, разведя руки, как это делал папа Орландо. Мюмин бросилась бежать, потом остановилась, посмотрела на него внимательней и, вцепившись в подол моей юбки, обежала полукруг.
Среди завсегдатаев маленькой столовой дворца были Османи Сиенфуэгос, брат одного из героев Революции; Монтане, министр несуществующих путей сообщения, его сын Серхито, пользовавшийся большой популярностью у женского пола до злополучной операции на мозге, после которой он впал в детство и лишь теперь понемногу выкарабкивался из этого инфантильного состояния; Фаустино Перес, отец моего бывшего дружка, который носил потертые джинсы и сапоги с бахромой; Шоми, новый глава кабинета Фиделя; Селия Санчес в мужской одежде а ля Мао Цзэ-дун; Вилли собственной персоной, всем известный лгунишка; и я, единственная женщина среди присутствующих, кроме служащей, накрывающей наш стол.
Они были очень рады моему обществу. Так рады, что я стала причесываться и одеваться на манер хиппи, чтобы меня не воспринимали слишком всерьез.
Стол на восемь персон находился в маленьком зале. Справа от каждой тарелки лежали разные таблетки, одни из которых были предназначены для повышения внимания, другие — для повышения потенции. Старый Монтане, не так давно вновь став молодоженом, поглощал таблетки, превосходя все допустимые нормы.
За столом говорили о разном.
Монтане: Картера переизберут! У Рейгана нет ни малейшего шанса!
Его сын (блеющим языком): Мм… мм… но па… па… папа, что… что ты… что ты говоришь?
Другой из присутствующих: Евреи и черные настроены против него со времени скандала с Эндрю Янгом. Против него — деньги! Его ни за что не переизберут! Ни в этой жизни и ни в какой другой!
Монтане: Вот увидите! Вы сами увидите!
Мы все увидели, что Картера не переизбрали и что Монтане был назначен советником Фиделя по странам Латинской Америки.
А я продолжала каждый раз менять прическу и одежду.
Преподаватель русского языка был альбинос с беспрестанно моргающими глазами. Наверное, на его органы зрения очень отрицательно влиял бесконечный путь в переполненном автобусе из одного конца Гаваны в другой. Это утомительное путешествие совершалось им ради того, чтобы обучать русскому языку папенькиных сынков. Занятия он воспринимал как очень серьезное задание, значимость которого еще больше возросла с тех пор, как на уроки стал приходить Фидель. Видно было, что учитель очень волновался, потому что его белая тонкая кожа сначала краснела, а потом становилась прозрачной.
Присутствие на занятиях Фиделя принесло и мне радость, хоть и сильно запоздавшую во времени. Наконец-то мой папа пришел посмотреть, как я учусь! Вероятно, присутствуя на уроках русского языка, мой отец думал о моем загубленном детстве, потому что через некоторое время он стал регулярно отправлять за мной своих помощников. Я приходила в его кабинет. Полумрак больших комнатных растений и выпитый виски располагали к доверительным беседам. Несмотря на облик хиппи, я была по сути Нати номер два. Прическа и одежда в данном случае играли роль маскировки, не более того. Что касается общественного сознания, оно так же беспощадно терзало меня, как и мою Нати.
— Ты же пошутил, когда говорил мне, что Монтане будет советником? Или ты назначил его на этот пост, чтобы убрать подальше от себя?
— Ну что ты, в самом деле? Чучо — очень трудолюбивый человек!
— Мама работает намного больше, чем он, и что с того?
Впрочем, Монтане недолго продержался на своем посту.
Издание плагиатов Нуньеса Хименеса продолжало оставаться для меня главным источником доходов.
— Эта книга, которую он сейчас пишет, — сплошной стыд. Я говорю о книге «Вперед с Фиделем». Можно подумать, что Революцию совершил он.
— Ну и что от этого? — ответил Фидель. — Из трехсот тысяч песо, которыми оценивается авторское право на эту книгу, половина будет принадлежать мне Чем тебе не нравится Хименес? Он очень умный, интеллигентный. Кстати, ты знала, что угри водятся в Саргассовом море?
— Нет, не знала. Но если перед тем, как прийти к тебе, нужно прочитать две-три статьи из энциклопедии…
Что меня всерьез смущало, так это то, что наши утренние разговоры с Фиделем на следующий день превращались в слухи.
— Ты ведь не разрешишь издавать эту книжечку? Я имею в виду «Беседы Фиделя Кастро и Гарсиа Маркеса»?
— Почему? Что в ней так тебя настораживает?
— Читая эту книгу, можно подумать, что вы проводили все время в разговорах о еде… Ну вот, например: «Лангусты, карабкающиеся по мебели Габо…» Куда это годится? Чтобы увидеть лангуста, рядовой кубинец должен пойти в аквариум.
Я хотела найти смысл в событиях, происходящих в нашей стране:
— Почему ты отправил в тюрьму этих несчастных ремесленников? Разве продавать деревянные ходули и брезентовые куртки — это преступление?
— Государство не должно лишиться монополии на торговлю!
Все закончилось очень печально, когда я спросила Фиделя о том, как государство относится к существованию черного рынка в магазинах, где оплата совершалась в долларах. Через неделю после того, как я вслух поинтересовалась этой проблемой, весь персонал одного из магазинов оказался в тюрьме.
Быть выразителем общественного мнения и нужд нации оказалось для меня слишком тяжелой миссией. Самым печальным было то, что все мои замечания и возмущения не давали положительных результатов. В лучшем случае, они оставались незамеченными.
— Почему ты ни разу не взял меня с собой на воскресную рыбалку?
— Потому что я хожу на рыбалку, чтобы отдохнуть.
Мало-помалу я опять превратилась в простую слушательницу. С моей стороны было гораздо умнее не приставать к нему с требованиями и обвинениями, а слушать его рассказы о последних достижениях коровы по кличке Белое Вымя, которая давала так много молока, что попала в книгу рекордов; об успехах его младшего сына Анхелито, который должен был окончить школу на три года раньше. Или о его новых кулинарных достижениях. Фидель с удовольствием рассказывал мне обо всем этом. Я пыталась рассказать ему о своих личных делах, но это его, похоже, не интересовало:
— Я хотела тебе сказать, что скоро выхожу замуж…
— Бери орехи. Они совсем свежие. Их недавно прислал мне Агостиньо Него. Я предлагаю тебе не слишком много, потому что он прислал только ящик. Я уверен, что ты никогда не пробовала жареных тыквенных семечек. Готовятся они очень просто: в чугунный котелок наливается растительное масло, как для поджаривания кофейных зерен, семечки обжариваются до золотистого цвета, и шелуха трескается…
И все-таки он услышал мое сообщение об очередном замужестве, потому что через некоторое время спросил:
— Кстати, кто твоя будущая жертва?
Утром я уходила с двумя банками из-под майонеза, наполненными орехами и тыквенными семечками. Я с наслаждением их жевала и говорила себе, что если верно утверждение моей мамы о том, что «благородные умы находят друг у друга понимание», то мой ум очень далек от благородства. Его можно назвать излишне плебейским, поскольку мне не дано было понять рассуждений и умозаключений, которые излагал Фидель.
То существование, которое я тогда вела, никоим образом нельзя было назвать нормальной жизнью. Мне приходилось быть кем угодно, только не собой. Я была приходящей няней для Вилли и самкой для этих старых похотливых обезьян. Я была мусорницей, в которую сбрасывали жалобы и недовольства. При этом я была предметом особого внимания для службы Госбезопасности. И не удивительно: ведь теперь я находилась в непосредственной близости от Команданте, а это означало, что в действие вступали нерушимые правила системы безопасности. За мной следили двадцать четыре часа в сутки. Мой телефон постоянно прослушивался. Однажды вечером Фидель послал за мной, чтобы сообщить свои планы по поводу моего будущего учебного года. Когда я услышала слова «компьютер» и «информатика» и поняла, что это имеет отношение ко мне, я почувствовала явный симптом возвращающейся болезни — мне захотелось спать. За этим следовало ожидать и другие проявления моего заболевания. Это меня очень насторожило. Позаимствовав богатый опыт мудрого Вилли, я уклонилась от ужина во дворце. Момент мятежа настал: я собиралась всю ночь тренировать моих ангелов-хранителей в исполнении гаванской румбы и рассчитывала, что не дам им сомкнуть глаза до рассвета. Наверное, не слишком мудро следовать своим внезапным порывам, но мне очень уж надоела моя жизнь во дворце Революции. Мне надоело играть роль куртизанки.
Моей «будущей жертвой» оказался один влюбленный никарагуанец, с молоком матери впитавший сандинизм. Ради возможности покинуть Кубу я готова была броситься навстречу второй революции в компании с этим скучным и суровым молодым человеком. Фидель был прав. Это и в самом деле была еще одна жертва.
Наступил субботний вечер. Великая ночь моего мятежа неумолимо приближалась. Выбирая место проведения восстания, я остановилась на отеле «Ривьера». Я сказала своему приятелю, что собираюсь навестить подружек. Своего спящего маленького домового я перенесла к маме, переоделась в гараже.
Мне необходимо было провести ночь, любуясь красивыми танцорами и наслаждаясь музыкой. Мои ноги хотели танцевать до того благословенного часа, когда чиновники начинают храпеть, а простые люди — получать удовлетворение от жизни.
За соседним столиком сидел мужчина. Рядом с ним никого не было. Добрую половину ночи я смотрела то на танцплощадку, то на этого человека. Мы обменивались взглядами, до краев переполненными ненавистью. Эта ненависть была так велика, что из кабаре мы вышли вместе. Все произошло у входа в