тит.
— И в самом деле, очень хорошая новость! Теперь все пойдет гораздо лучше. Вот увидишь!
И я сразу же пошла в кабинет забрать все свои вещи. Я ни секунды не сомневалась в том, какой курс возьмет бумажный кораблик под названием „Дом Моделей“ — он пойдет прямо ко дну. Похоже было на то, что Команданте сохранил свою старую привычку исследовать воды, в которых плавала его рыбка.
Чтобы выплеснуть куда-нибудь свою энергию, я отправилась в новую клинику Эсекьеля ле Куранде-ро. Но она оказалась пустой и заброшенной.
Эсекьель ле Курандеро называл себя биологом. Он изучил свойства лекарственных растений в ходе своих бесконечных кругосветных путешествий во время службы в торговом флоте. Это было еще до того, как он, благодаря своим глубоким познаниям и принадлежности к службе безопасности, был приговорен к многочисленным интернациональным войнам и к наказанию по совокупности в виде подозрительных обязанностей.
Смесь интуиции с опытом позволила ему лечить больных во Вьетнаме, а также в странах Африки и Латинской Америки. Здесь он нашел своих лучших толкователей и пациентов. Он говорил о панамском генерале Норьеге как о своем добром приятеле, и уж само собой разумеется, огромный дом генерала, кишащий кубинскими служанками, был для Эсекьеля островком его родины. Как известно, Куба является мощной медицинской державой. Время от времени Эсекьель получал задание по выведению болезнетворных бактерий, предназначенных навсегда остановить словесную распущенность какого-нибудь нежелательного элемента. Впрочем, это всего лишь слухи, не подтвержденные фактами.
Абрантес благословил его, построив для него маленький госпиталь, который являлся в каком-то роде продолжением того хирургического отделения, в котором палаты имели размер спортзала и где медсестры предлагали туристам, путешествующим по стране Здоровья, изысканное меню.
Перед зданием госпиталя Эсекьеля постоянно стояла длинная, никогда не убывающая очередь людей, приехавших сюда со всех сторон острова в надежде вылечиться или хотя бы облегчить страдания. В этой очереди были люди с самыми разными заболеваниями — от опухолей на последней стадии до пиореи, от которой человек гнил заживо. Здесь были люди всех возрастов.
Время от времени я приносила Эсекьелю ящики с пробками и пустыми бутылками. Он работал с утра до вечера, наполняя емкости чудодейственными микстурами, мазями и золой, в которых еле уловимо билась тонкая жилка выздоровления.
Во время этого своего визита в маленький госпиталь я не обнаружила ни малейшего следа человеческой деятельности, а травяные плантации вокруг здания были скошены.
— Его арестовали три месяца назад, а клинику закрыли. Говорят, все это было сделано по приказу Команданте.
Мой друг исчез. Получить более полную информацию о нем у соседей мне не удалось.
Наверное, Качита сейчас чувствовала себя так, будто сидела на раскаленных угольях, потому что министр, долгое время бывший моей тенью, тоже оказался замешанным в этом опустошительном деле.
Команданте мог насторожить, озадачить, но предвидеть его поступки было невозможно. Каждой своей клеточкой я чувствовала, что затевается что-то очень крупное. Но что именно? На этот вопрос я не могла ответить. Совершенно подавленная, в предчувствии поражения я вернулась в Нуэво Ведадо.
Часть третья
Материалы судебного процесса номер один за 1989 год по делу торговли наркотиками начали печатать в специальном выпуске "Granma", органе печати центрального комитета партии. В этом обличительном номере газеты вместо привычных четырех было целых шесть страниц.
Я играла в покер в посольстве Греции в компании приглашенных. Хозяйка посольства имела свою собственную "плантацию" мяты, поэтому весь вечер mojitos лился рекой. Я наслаждалась игрой и любимым напитком моего дедушки Маноло, как вдруг почувствовала странное желание перелистать "Granma". Мне не слишком нравились эти четыре страницы, напичканные небылицами и сомнительными сообщениями об очередном богатом урожае бананов. И тем не менее я прислушалась к своему непонятному желанию и взяла в руки газету. То, что я прочла, ошеломило меня: "За предательство дела Революции были арестованы следующие элементы…"
Арестовали генерала Очоа, героя родины, победителя войн в Эфиопии и Анголе; Диоклеса Торальбу, министра транспорта, не имевшего никакого отношения к военным. Были арестованы близнецы де ла Гардиа. Патрисио воевал в Анголе под командованием Очоа. Тони, сняв военный мундир, возглавлял отдел конвертируемой валюты. Эта служба была призвана обходить экономическую блокаду при помощи электробытовых приборов, автомобилей западного производства, одежды и обуви, коварно изготовленных в Панаме или Гонконге и предназначенных для реализации в дипломатических магазинах. Отдел конвертируемой валюты использовал еще одно средство прорыва блокады, которое по мере возможности держалось в секрете. Речь идет о торговле кокаином. Ни для кого не было секретом, что эта контора работала на правительство.
В тюрьму бросили — по совершенно уж непостижимым причинам — несколько солдат министерства внутренних дел, а также несколько гражданских лиц и несколько генералов.
На следующий день в своем коммюнике Фидель подверг резкой критике чуть ли не все правительство, обвиняя высокопоставленных чиновников в педерастии, коррупции, торговле наркотиками и подрывной деятельности.
Через неделю радио и телевидение передавали восьмичасовую непрерывную программу — судебный процесс номер один Военный прокурор обвинял всех этих военных с тридцатилетней выслугой в том, что они организовали целую сеть торговли кокаином, которая охватила некоторые регионы Африки и Латинской Америки и простерлась до Нью-Йорка. "Секс, извращения, кокаин, предательство!" — обличал прокурор от имени Революции, Партии и Родины. Фидель и его брат Рауль присутствовали на процессе, укрывшись за стеклами одного из кабинетов театра Вооруженных Сил, где мне удалось поднять в небо Че.
Сидя в наручниках, униженные легендарные герои признавались или не признавались в совершенных злодеяниях в присутствии тщательно отобранных нескольких членов их семей.
Адвокаты не осмеливались защищать своих подзащитных. Впрочем, прокурор не давал им слова.
Процесс скользил по намыленному склону удовольствий: сексуальные приключения, оргии, заснятые на кинопленку, и другие церемонии культа расточительности. Казалось, что высокопоставленные руководители партии все свое время отдавали разгулу.
Когда этот фарс закончился, часть подсудимых получила смертный приговор, другая часть была приговорена к пожизненному заключению. Заключительное слово на суде произнес Фидель.
На пленуме политбюро он дал указание всем священным коровам оппортунизма высказаться в том же духе. Нужно было видеть этот букет лицемерных физиономий! "Арнальдо Очоа, предавший высокое звание национального героя, имел в своем распоряжении судно, нагруженное более чем ста тоннами кокаина… Судно, находилось в водах Анголы. Он намеревался обменять наркотики на оружие, чтобы затем совершить военный переворот, направленный против нашей Революции…"
Какое богатое воображение! Да с таким количеством наркотиков он вполне мог объявить войну целой галактике! И какой цинизм!
На Кубе кокаин был повсюду. За несколько месяцев до этого события мой друг Роже пришел домой с полной пробиркой наркотика, который он обнаружил в огромном количестве на островке, куда Гильермо Гарсиа, его начальник, похититель воды в квартале, отправил его за дичью, предназначенной туристам.
В Гаване было столько кокаина, что он в конце концов вытеснил ангольскую и колумбийскую марихуану. К его существованию на Кубе относились так снисходительно, что люди покупали и перевозили его в мешках из-под сахара из квартала в квартал, из провинции в провинцию. Кокаина было так много, что порой в голову приходила мысль о том, не является ли он основной причиной неисчислимых революционных демонстраций и беспрерывных учений отрядов Народной милиции. Кокаин не был ни для кого секретом. Он являлся частью повседневного народного творчества уже давно, и перекладывать всю ответственность на солдат, которые жили и умирали на другом континенте, было бесчестно и подло.
Очоа кормил свою армию в Анголе благодаря мелким операциям по торговле драгоценными камнями, а также заставляя Агостиньо Нето вовремя выплачивать жалованье его людям. Что касается Тони, то он имел единственную возможность платить за своих "электрических слуг", за "ниссаны" и "мерседесы". И этой возможностью была торговля наркотиками. Уже давным-давно Тони начал совершать свои челночные поездки в Майами.
А на какие средства латино-американские партизаны покупали себе оружие? На деньги, вырученные от торговли кокаином! Именно благодаря кокаину американский департамент обеспечивал себе плату за оказание военной и технической помощи другим странам.
Очоа, Тони и Амадито Падрон были отправлены в камеру смертников. Но дата казни обнародована не была. В течение всей этой трагической недели я не отрывалась от телевизора, как будто надеясь услышать, что все это было дурным сном — и суд, и смертные приговоры. Я не могла поверить, что Фидель вот так просто, одним взмахом руки даст команду стрелять в людей, которые всю жизнь были его друзьями.
— Твой старик — настоящий мерзавец! — заявили мне мои соседи.
Я думала о родителях близнецов, очаровательных Мими и Попин, а также об их внуках, которые выросли на моих глазах. Я собрала в комок все свои нервы, призвала все свое мужество и пошла их навестить. Они жили в доме на берегу моря. Когда-то всю их улицу заполняли машины. В этот вечер она была пуста.
Внуки бродили по дому, словно привидения. Несчастные старики еле переставляли ноги. Внезапная трагедия подкосила их. Попин совсем упал духом. Он ничего не видел и не слышал. Мими спросила у меня:
— Алина, ты не знаешь, когда расстреляют моего сына?
Я этого не знала.