У Нати с недавних пор на шее слева появилась опухоль, и это очень меня беспокоило. Несмотря на все мои уговоры, мама отказывалась показаться врачу. Я пришла к Эсекьелю не только для того, чтобы принести ему кое-что для хозяйства, но и чтобы упросить своего друга изобрести средство против какой бы то ни было опухоли, способной посягнуть на несокрушимое здоровье моей мамы.
Я вновь поехала к нему на следующей неделе. Я везла с собой пустые бутылки для микстур. У меня было какое-то нехорошее предчувствие, словно я шла навстречу новой опасности. На тот случай, если бы мне понадобилось по каким-то причинам срочно уехать, я взяла с собой в качестве своеобразного алиби даму из high society, американку, приехавшую на Кубу с проектом описать историю жизни четырех поколений кубинских женщин, представленных в лице Натики, моей матери, меня и Мюмин. Эта дама была из выводка биографов, которые хотели во что бы то ни стало рассказать миру о том, в компании с кем Фидель произвел на свет незаконную дочь. Но она была единственной, кто предложил за это заманчивую сумму. Это была нежная, безобидная, во всяком случае с виду, алкоголичка, которая в свои пятьдесят лет подражала Жаклин Кеннеди. Но присутствие этой американки не помогло мне избежать неприятных встреч и переживаний. Спрятавшись за дымом, исходящим от магических котелков моего друида, меня поджидали две незнакомые личности. Эсекьель виновато объяснил:
— Это здорово похоже на западню, но когда ты с ними поговоришь, то простишь меня.
Это были больные, сбежавшие из клиники по лечению СПИДа. Они сразу изложили суть дела:
— Его зовут Ото, а меня — Рениель. Нам необходима твоя помощь.
Ото был черный и большой, как воин племени масаи, и его наверняка звали Барбарито до тех пор, пока он не попал в распоряжение министерства внутренних дел, где ему изменили имя. Рениель — любимый псевдоним службы безопасности. Если на Кубе с вами знакомится мужчина по имени Рениель, не сомневайтесь, он имеет непосредственное отношение к тайной полиции.
Черный великан утверждал, что он был доверенным человеком Фиделя в Анголе. Маленький крепыш служил в военной контрразведке. По утверждению этих парней, оба они были отправлены в клинику лечиться от СПИДа, которого у них не было. Каждый раз, когда они возвращались на Кубу, их обязывали сдавать анализ на присутствие в крови вируса СПИДа. Только получив "добро" от медиков, они имели право покинуть Анголу. По версии парней, после того как Очоа, Абрантес, Тони и другие были похоронены, новый полицейский аппарат под руководством Фурри решил от них избавиться. Сначала их обвинили в гомосексуализме, а затем отправили в специальную клинику, в которой пациентов не лечили, а через два года отправляли домой.
Они были убеждены, что Фидель ничего не знал об этом деле. Они предприняли две неудачные попытки сделать анализ крови за рубежом, после чего решили найти человека, приближенного к Команданте, чтобы информировать его о своем положении. Я им объяснила, что меньше всего подхожу на роль посредника, поскольку мы с Команданте разорвали все личные связи, не придя к общему знаменателю в вопросах международного туризма.
Жаклин Кеннеди номер два, она же биограф, время от времени приближалась ко мне, испытывая килевую качку по причине выпитого saoco (ром, кокосовое молоко и лимон). Она поторапливала меня, потому что в течение этого вечера ей предстояло принять участие в двух важных мероприятиях: во-первых, она организовывала ужин для деятелей кубинского киноискусства, во-вторых, после этого ужина ее ожидала встреча с фантастически красивым парнишкой. Но я вновь вышла на тропу грусти:
— Если вы были доверенными людьми Фиделя, он не может не знать о вас. Мало того, с вами ничего не может произойти без его ведома. Если вас обвинили в гомосексуализме и заточили в клинику для больных СПИДом, значит, этого хотел он. Тем более что все это связано с судебным процессом номер один 1989 года. Вы же знаете, что даже его собственные друзья, имеющие отношение к этому делу, были убиты по его приказу.
Но я не смогла их убедить. И отказать им я тоже не смогла. Я возвращалась в Гавану с твердой решимостью во что бы то ни стало передать письмо Высшему Лидеру. Я писала ему впервые за последние десять лет: "Два пациента из клиники по лечению больных СПИДом утверждают, что они здоровы и оказались здесь по ошибке. Они воевали в Анголе. Эти люди думают, что их отправили в клинику, не поставив об этом в известность тебя…"
Зная, что Команданте предпочитал предоставлять проблемам возможность решаться без его вмешательства, я добавила, что в случае, если эта информация останется без внимания, существует опасность взрыва склада с оружием или с горючим: отчаявшиеся люди могут пойти на этот роковой шаг.
Чтобы письмо попало в руки Фиделю, я решила обратиться к одному из своих младших сводных братьев, пареньку, одержимому двумя великими страстями — кибернетикой и марафонским бегом. Объяснив ему во время тайной встречи суть дела, я передала письмо. Как я и подозревала, Команданте проигнорировал мое послание. Он был слишком занят.
Нулевая позиция упразднила горючее, а следовательно, весь общественный и личный транспорт. Часть чиновников, бесполезных в период кризиса, была досрочно отправлена на пенсию с заданием следить за соседями и доносить на них. Остальным же кубинцам, несмотря на отсутствие транспорта, необходимо было как-то добираться до мест работы или учебы. Чтобы это стало возможным, государство решило обеспечивать людей велосипедами. Это были китайские велосипеды, изготовленные по патенту, который китайцы купили у англичан после второй мировой войны, в 1946 году. Во всяком случае, точно такой велосипед мне подарили тридцать лет назад. Для трех поколений кубинцев это было возвращением в их бедное детство, в котором велосипед являлся желанной игрушкой, но только теперь велосипедов было значительно больше.
Китайский велосипед образца второй мировой войны неожиданно обнаружил в себе такой запас прочности, о котором раньше никто из кубинцев не подозревал: целые семьи усаживались на велосипеды, оснащенные дополнительными сиденьями; кроме того, на велосипедах перевозили все, что можно было приобрести на черном рынке, — свадебные пироги, холодильники, строительные материалы. Мама приходила в полный восторг, видя неистощимую силу творчества своего народа. Она прогуливалась с фотоаппаратом через плечо, чтобы не упустить возможности запечатлеть самые оригинальные проявления фантазии кубинцев. Я же воспринимала все это совсем по-другому. Мне было грустно видеть, как мужчина рахитичного сложения, словно бык повозку, тащил на велосипеде двух своих детей и жену с подпрыгивающими от езды ягодицами. И не менее печальное зрелище представлял обливающийся потом мужчина, везущий на велосипеде свою дочь-невесту во Дворец бракосочетаний.
Вместе с творческим порывом народа, обязанным появлению на Кубе большого количества велосипедов, на остров пришел новый вид преступлений, тоже связанный с этим видом передвижения. Дело в том, что китайцы не предусмотрели запчастей для своих доисторических машин. Чтобы завладеть велосипедами, кубинские воры пускали в ход всю свою фантазию, Самый распространенный способ состоял в том, что посреди улицы натягивалась проволока. Это делалось в то время, когда из-за отключения электричества кварталы пребывали в полной темноте. Многие дети умерли от того, что сильно ударились затылком при падении с велосипеда.
Мюмин росла счастливой девочкой. У нее было целых два дома, и она постоянно их меняла. Она начала ходить, выворачивая носки наружу. Ее голова была украшена лентами. Мюмин превращалась в настоящую балерину. Но в конце второго класса ее исключили из школы.
Двумя годами раньше мой сводный брат Фиделито привел в эту же школу свою дочь — крупную, полную девочку, матерью которой была русская. Чтобы заставить директрису принять свою дочь, Фиделито прибег к услугам двух полицейских. Они вели себя грубо и угрожали ей. Директриса предпочла показать свою силу на внучке номер два Команданте. Моей дочери было всего лишь десять лет, но, наверное, никогда не бывает слишком рано начинать оплачивать чужие грехи.
Мечта о школе в деревне стала ужасной реальностью, когда Фидель объявил сельхозработы обязательными и закрыл все колледжи и подготовительные курсы в университете. Под предлогом нехватки бензина он сообщил, что мальчики могут проводить дома не больше трех дней в месяц. Смельчаков, которые отважились опротестовать это решение на партийных собраниях, заставили замолчать, и в конце концов люди смирились.
Нищета ввела в школах порядки, больше подходящие для тюрьмы: ученики, словно улитки, носили с собой все свои вещи. В карманах лежали зубные щетки и куски мыла. Спали в обуви. Все это делалось для того, чтобы не оказаться обворованными. А еще каждому ученику необходимо было уметь постоять за себя и за свое добро.
Национальная школа искусств решила школьную проблему моей дочери, которая обменяла пуанты на современный танец. Большая, с длинной шеей, великолепными плечами, со ступнями, выгнутыми, как полумесяц, она была необыкновенно хороша.
В первом классе я могла отвозить ее в школу и забирать домой, потому что иногда появлялся бензин. Во втором классе бензин исчез окончательно, и девочка ходила утром и вечером по авеню, пытаясь зацепиться за чьи-нибудь плечи, высунутые из двери автобуса. В третьем классе она взяла мой старый велосипед. Вместе с этим начались мои переживания.
Мюмин приходилось проезжать двадцать километров. Некоторым же преподавателям нужно было крутить педали более трех часов, чтобы добраться до работы. И это с желудком, на дне которого лежала крохотная порция мясного паштета в соседстве с забродившим сахаром. Неудивительно, что учителя стали пропускать уроки.
Ко всем этим неприятностям прибавилась еще одна, с политической окраской. Виновницей ее оказалась Розовая Пантера. Каждое утро в кубинских школах начиналось лозунгами. Дети выкрикивали их, выстроившись в ряд. Каждое утро нужно было обновлять старый лозунг или придумывать новый. Накануне Мюмин