— Да, да… Вполне может быть. Но все это было в шестидесятые годы, а мы живем в девяностые. Людей больше интересует жизнь твоего отца…
— Конечно! Он виновник всего происшедшего!
— Да, да… Не спорю… Но в высшем свете этим больше не интересуются. Людей в основном привлекают вещи более личные, более интимные.
— Личные? Выходит, я должна поведать миру о том, из чего сшиты кальсоны Команданте — из лайкры или из хлопка? Или о том, что он предпочитает в постели — быть вверху или внизу? И как он относится к более изощренным позам? Я не имею ни малейшего понятия о его сексуальных вкусах. Спроси об этом у моей матери, мерзавец.
Каково было мне, живущей в обстановке постоянной трагедии, узнать, что весь мир живо интересуется привычками Команданте, а Куба и кубинцы — всего лишь предлог для выяснения деталей его личной жизни? Бедная я, бедная! Я-то была убеждена, что мы, кубинцы, являемся частью видимого мира.
— Не сердись. Люди хотят также знать побольше о тебе, о том, как ты появилась на свет…
— А что здесь может быть интересного? Все знают, что мой настоящий отец при моем рождении не присутствовал. Может быть, ты хочешь спросить, почему? По-моему, это и так понятно! Об этом знают даже на Огненной Земле!
— Да, да… Конечно… Но есть немало вещей в прессе и в литературе, которые тебе неизвестны. Например, какие самые сенсационные темы или каково общественное мнение по тем или иным вопросам. Книга, которую от тебя ждут, вероятно, должна быть не такой, какую ты собралась писать.
Что я вообще могла знать о прессе и литературе, живя на Кубе? Я не знала, что существуют люди, способные украсть вашу историю только для того, чтобы попасть на экраны телевизоров. Я не догадывалась о том, что некоторые представители рода человеческого видят смысл своего существования в том, чтобы рыться в чужом грязном белье и получать за это деньги и известность. Даже моя изысканная и пристрастная к алкоголю Жаклин Кеннеди номер два не казалась мне способной развесить на общее обозрение грязное белье членов моей семьи. Я еще не знала, какие последствия будут иметь последние события, происшедшие в моей жизни.
— Я не знаю, Марк. То, что я хочу написать, содержится в моих блокнотах. Это цифры, статистика.
— Я вернусь с предложением. А ты позаботься о себе, а то как бы тебе не подыскали "негра".
— Что это еще за негр?
— Человек, который напишет о твоей жизни от твоего имени. Ты не узнаешь, как зовут этого писателя. Он как фантом — его нельзя увидеть. Таких писателей нанимают, если нужно написать книгу о жизни человека, который сам с этой задачей справиться не может.
Я еще не знала, что мошенничество является неотъемлемой частью современной литературы. Но вскоре я узнала это и многое другое и стала относиться к подобным вещам без лишних эмоций.
Вывоз за границу проб крови пятерых мнимо больных СПИДом оказался делом не столько рискованным, сколько хлопотным. Мне пришлось здорово поволноваться.
Я обратилась за помощью к одному журналисту, который согласился выполнить мою просьбу в обмен на письменную информацию о распространении СПИДа на нашем райском острове и о способах борьбы с этим бичом века. Журналист пообещал, что будет ждать меня на дороге в аэропорт, где я и передам ему пробирки с кровью.
Было пять часов утра, и утренняя суета на улицах Гаваны свидетельствовала о начале рабочего дня. Несколько дней назад я раздобыла одноразовые шприцы и пробирки, чтобы так называемые больные могли самостоятельно взять пробы крови.
В это утро Мюмин была со мной. Когда я увидела ее в первых лучах утренней зари с банкой из-под никарагуанского "Nescafe", наполненного пробирками, я вдруг поняла, что переступила границу здравого смысла: мой комплекс вины настолько ослепил меня, что я готова была подвергнуть смертельной опасности собственную дочь.
Как и договаривались, журналист положил пробирки в карман своей куртки, а через две недели он привез списки с результатами анализов: они оказались положительными и совершенно одинаковыми. Я вернулась на ферму Эсекьеля с плохими новостями.
— Они обманули их, — сказала я ему.
Масаи и контрразведчик отреагировали на сообщение очень спокойно:
— Такого быть не может. Результаты анализов не могут полностью совпадать даже у двух больных. Если верить тому, что здесь написано, то выходит, что мы — пятеро близнецов.
— Сделали все, что смогли. Я пообещала взамен информацию о нарушениях в клиниках по лечению больных СПИДом и название растения, из которого немцы делают таблетки, способствующие повышению иммунитета.
Он передал мне бумаги с данными. Я так и не узнала, какое применение нашла вся эта информация.
Мое пристрастие к анализам чужой крови, повышенный интерес к тюрьмам, участие в актах отречения, а также мой хорошо подвешенный язык явились причиной повышенного внимания ко мне со стороны Госбезопасности. Неожиданно для себя я стала кинозвездой. Разумеется, фильмы с моим участием демонстрировались лишь в очень узких кругах. В соседнем доме была установлена постоянно действующая кинокамера, которая фиксировала на пленку все мои приходы и уходы и все, что происходило в моей квартире. Тактика работы нового министра внутренних дел отличалась от тактики его предшественника. Теперь я была избавлена от непосредственных контактов с людьми, ведущими за мной слежку. Я дезинформировала полицейских-наблюдателей, устраивая для них танцевальные выступления или порно-шоу в импровизированном театре теней во время отключения электричества. Для этой же цели я переставила на другое место свой диван. Теперь, оставаясь в квартире одна, я услаждала своих соглядатаев изощренным мастурбационным зрелищем. Думаю, они вспоминают о нем до сих пор.
Моя упрямая язва вновь подходила к пищеводу, когда Марк вернулся с предложением. Он знал одного агента, имеющего связи с издателем. Этот издатель готов был взять на себя все расходы по моему отъезду из страны с фальшивым паспортом за право издать рассказ о радостях и кошмарах моей жизни.
Свою книгу я решила писать здесь, на Кубе. Я объяснила своему восторженному компаньону, который хотел во что бы то ни стало изменить мою жизнь, что необходимо было соблюдать кое-какие предосторожности.
— Для того чтобы книга смогла появиться на свет, в первую очередь нужно постараться остаться незамеченными. Я не хочу, чтобы ты и "фантом" вместе были на острове. Он все уладит с журналистской визой, а я буду решать вопросы, связанные со встречами, с вывозом кассет и рукописей. Нужно заранее подготовить материал, чтобы обмануть Госбезопасность на тот случай, когда они всем этим займутся… Надо также продумать и записать вопросы и ответы, чтобы подсунуть их полицейским…
— О чем это ты? Мы что, готовим шпионскую операцию?
— Послушай меня, Марк. Все это необходимо сделать, чтобы избежать неприятностей. У вас не будет лишних проблем, и я смогу спокойно спать.
Латиноамериканец не в силах убедить северянина. Вероятно, у каждого из них непреодолимый комплекс собственного превосходства. Марк, как Пепе Абрантес, любил все самое лучшее. Для "работы" он снял дом в самом дорогом месте острова, на берегу моря, недалеко от дома, где жил Хемингуэй. Обычному кубинцу попасть в это место было практически невозможно. Для отдыха он забронировал два номера в отеле "Националь" — один для меня, другой для моего "фантома". Магнитофонные записи и фильмы он хранил в сейфе в своей комнате.
Через неделю Марк и мой "фантом" были арестованы, допрошены и выдворены.
"Фантом" не пожелал больше возвращаться, а Марк подумал, что, снимая квартиру в Варадеро и приезжая в Гавану ночью на "форде мустанге", взятом напрокат, он сможет остаться незамеченным… Он приезжал в то время, когда в Гаване отключали электричество. По его глазам было видно, что ему страшно. Я начинала нести всякую чушь, чтобы занять офицера Госбезопасности, в обязанности которого входило разбирать всю эту дикую англо-испанскую белиберду, подкрепленную красноречивыми жестами.
После трех арестов и высылок Марк больше не вернулся на Кубу. В последний раз он позвонил мне из Милана. Его силой затолкали в самолет.
— Не упусти случая сходить в "Ла Скалу"!
Отныне этим способом избавлялись от каждого журналиста, который смел приблизиться ко мне.
Я была полностью погружена в деятельность по разоблачению многочисленных преступлений моего отца, когда он сделал жест, свидетельствующий о его умении применять кубизм по отношению к самым обыденным вещам. С уверенностью могу сказать, что даже сам великий Пикассо не смог бы с ним тягаться в этом умении.
Однажды вечером мне позвонила мама:
— Меня собирается навестить подполковник из бюро Фиделя. Как ты думаешь, что ему от меня понадобилось?
Я, конечно же, не знала этого и пребывала в полной растерянности. Дождавшись этого посланца, я провела его по лестнице и оставила с мамой, которая была на грани нервного срыва. Наконец, гость объяснил причину своего прихода.
— Команданте отправил меня к вам, потому что завтра — день рождения его внучки, а он не знает, что ей подарить.
Моя мать застыла в немом восторге.
— Он, конечно, немного растерялся в выборе… Еще бы… Он не видел свою внучку тринадцать лет, — сказала я.
— Так вот, я подумал… Это моя инициатива… Вы ведь знаете, как трудно сейчас сделать хорошую фотографию… Нет фотопленки, нет бумаги… А у нас в бюро еще остался кое-какой материал… И потом, у нас есть очень хорошие фотографы. В общем, я подумал, что было бы неплохо сфотографировать малышку в день ее пятнадцатилетия. Что вы на это скажете?
Я уже видела Мюмин, сидящей среди расшитых подушек на атласном покрывале со скрещенными ногами и руками, подставленными под подбородок. Или позирующей перед зеркалом отеля "Ривьера" в кружевном платье, взятом на прокат во Дворце бракосочетаний.
Фотографировать своих дочерей в день их пятнадцатилетия — это своеобразный ритуал на Кубе.