Здесь нужно констатировать, что немецкий народ, несомненно, относился к главным жертвам гитлеровского режима. Он с осторожностью и с оговорками — Гитлер никогда не получал абсолютного большинства на выборах до 1933 года — предпочел его в начале 1930-х годов коммунистам и тем самым большевизму. Иного выбора у немецкого народа ввиду провала Веймарской республики и «Версальского договора» не было. Неоднократно оклеветанный немецкий народ принял, таким образом, — нетрудно представить себе, какие последствия означала бы большевистская Германия для Европы и мира, — историческое решение.
Итак, немецкая катастрофа, которую можно сравнить лишь с Тридцатилетней войной, неразрывно связана с Гитлером. Истинный государственный деятель должен стремиться предотвратить всеми средствами судьбу, подобную той, какая постигла немецкий народ. Поэтому Гитлера, стоит выразиться ясно и определенно, нельзя простить, не говоря уже о том, чтобы реабилитировать. По справедливости можно подвергнуть сомнению то, что табуирование его образа в сегодняшней Германии с точки зрения «преодоления прошлого» оправданно.
Трезвым историческим итогом двенадцатилетнего правления Гитлера является, однако, осознание того, что предоставление одному лицу абсолютной и бесконтрольной власти чревато слишком большим риском. Столкновение с проверяющими органами, в какой бы форме оно ни происходило, необходимо для предотвращения неправильных решений или произвола, не говоря уже о возможных последствиях проблем со здоровьем. Склоняешься перед политической мудростью Рима, в экзистенциально опасных ситуациях, для того, чтобы справиться с ними эффективно, имевшего в распоряжении институт «диктатора». Правда, этому «диктатору» его «должность» поручалась лишь на год, не в последнюю очередь, в сознании того, что от однажды закрепившегося единоличного правителя потом чрезвычайно трудно избавиться. При этом не стоит упускать из виду, что данный институт был создан в Риме более или менее однородным правящим слоем; диктатор, по крайней мере, в республиканском Риме, не имел никакой возможности проводить политику, идущую вразрез с интересами этого слоя. Вспомним судьбу Цезаря! В так называемом Третьем рейхе не было однородной элиты, которая могла бы вынудить Гитлера отказаться от его политики или, по крайней мере, изменить ее, пока еще не было слишком поздно. И все же, если видеть, подобно Гегелю, в исторических персонажах орудия Мирового духа, которые он использует для своих, остающихся скрытыми от нас, целей, то тогда Гитлер бросил вызов большевизму сталинского толка. Сталину не оставалось теперь ничего иного, кроме как «таскать каштаны из огня» для великой западной державы США. Именно этого, однако, Сталин хотел избежать.
Я могу лишь улыбаться, признаюсь, чуточку свысока, когда немецкие историки, такие, как Андреас Хилльгрубер, рассуждают о гитлеровском «поэтапном плане» завоевания мира и, таким образом, превращают историю недавнего немецкого прошлого в байку, не говоря уже о вздорном «кукольном театре» их современных последователей. Мне в то время была с самого начала известна роковая слабость немецкой позиции. Только из нее можно понять истоки гитлеровской политики.
Гитлер представлял для немцев, начиная с определенного времени, альтернативу большевистскому решению неимоверных проблем Германии. В этом заключалась его роль в мировой истории. «Вихрь сошедшихся обстоятельств», пользуясь здесь вновь формулировкой «Бесов» Достоевского, привел его к власти. С моей точки зрения, табу, наложенное сегодня на Гитлера, непонятно. Гитлер — даже и в собственном понимании — несет ответственность за катастрофу, постигшую немецкий народ и сравнимую разве что с Тридцатилетней войной. Это вполне устанавливается объективно и не требует никаких гротескных преувеличений и ложных или даже дурацких изображений, которые, сверх того, зачастую годятся для нанесения вреда национальным интересам, перекладывая с Гитлера ответственность.
Отец
Несчастье для умершего в том, что враг пережил его и написал свою историю.
Кем же был, собственно, этот министр иностранных дел, этот Риббентроп, который после назначения в начале 1938 года «рейхсминистром иностранных дел» стал формально первым советником Гитлера по внешней политике? Тем самым он занял положение, в которое за прошедшие годы уже в значительной мере врос. Но он никогда не был единственным советником Гитлера по внешней политике. Известно, что Гитлер не связывал себя рамками определенного ведомства. Без сомнения, однако, мой отец, имея доступ к ушам Гитлера на длинных отрезках немецкой внешней политики, влиял поэтому на ту внешнюю политику, которую, как он выразился на Нюрнбергском процессе, «определял другой человек». Под этим «другим человеком» он имел в виду Гитлера. Такой формулировкой отец не пытался снять с себя ответственность за немецкую внешнюю политику — он принял ее на себя перед судом победителей expressis verbis (ясно, недвусмысленно), — но выразил сожаление по поводу того, что на поздних этапах немецкой политики он не смог настоять на своих оценках и выводах.
В своей большой речи перед рейхстагом после начала Западной кампании Гитлер, вслед за генералитетом, поблагодарил человека, исполнившего «его внешнеполитические предписания». Отец получил Крест за военные заслуги 1-го класса, орден, предусмотренный для военнослужащих вермахта, не участвовавших в боях; в моем полку, к примеру, его получил полковой инженер. В рассуждении тогдашних отношений это явилось едва ли не оскорблением для отца, и скорее всего именно так это и было задумано! Еще 30 января 1939 года Гитлер в своей известной речи в рейхстаге говорил о том, что «в первую очередь верные и смелые оценки и превосходные во всех деталях решения внешнеполитических проблем партийным товарищем Риббентропом оказали мне на прошедшем длительном отрезке времени чрезвычайную помощь при проведении моей политики». Отношения между ними с самого начала их совместной работы отличались значительным непостоянством. Общие успехи, с одной стороны, и расхождения во взглядах, с другой, и, разумеется, интриги со всех сторон все время приводили к «переменам настроения». Гитлер легко поддавался интригам, они были причиной помех и сложностей в их отношениях. Однако в конечном итоге причиной все возраставшего ухудшения их отношений явилось фундаментальное различие мнений о политике по отношению к России.
В свое время отец сообщил важные импульсы немецкой внешней политике. Большое соглашение с Англией было величайшей целью как для него, так и для Гитлера, но, благодаря влиянию отца, Гитлер был готов заключить также и долгосрочное соглашение с Францией. Отец явился инициатором Антикоминтерновского пакта, выведшего Германию из многолетней изоляции. В конечном итоге именно ему принадлежит заслуга склонить вначале сопротивлявшегося Гитлера к заключению договора с Советским Союзом, в результате было прорвано находившееся в процессе завершения окружение Германии и позиции рейха радикально улучшились. Примечательно, что в этом он видел условия для того, чтобы решить восточноевропейские проблемы переговорами, то есть без войны.
Кем был этот человек, угодивший в политику из комфортабельного положения самостоятельного и успешного коммерсанта — положения, которого он, кстати сказать, добился сам, — связав свою личную судьбу с необычайным историческим феноменом, — можно относиться к нему, как хочешь — для того, чтобы закончить свою жизнь на виселице? «Изувеченный ненавистью и милостью различных партий, его образ колеблется в дымке истории!» Этой известной формулировкой Шиллера историки и биографы любят предварять биографии спорных исторических личностей. Если бы я пожелал начать рассказ о политической деятельности отца и его личности с данной цитаты, это явилось бы целиком и полностью ложным выбором. В истории внешней политики Гитлера образ его министра иностранных дел искажен до неузнаваемости ненавистью и клеветническими измышлениями. От «милости», которую Шиллер ставит рядом с «ненавистью» — на худой конец, в смысле хоть сколько-нибудь объективной оценки сыгранной им роли, — не ощущается и следа. В начало биографии Иоахима фон Риббентропа напрашивается другое, менее известное высказывание китайского мудреца Конфуция: «Где все хвалят — надо проверять, где все порицают — надо проверять!»
Распространенные сегодня суждения о гитлеровском министре иностранных дел содержат в себе все мыслимые негативные оценки. Напрашивается вопрос, как человек, бывший до такой степени недалеким, самодовольным, надутым, высокомерным, трусливым, слабым, бесчестным, лицемерным, тщеславным, хвастливым, бестактным, бесхарактерным и, кроме того, если верить Иоахиму Фесту, «тупым», смог в короткое время после Первой мировой войны создать значительный торговый дом — первый и самый большой в своей отрасли в Германии, и, кстати сказать, без какой-либо финансовой помощи со стороны своего тестя Хенкеля. В особенности стоит задаться вопросом, как получилось у этого человека со всеми его перечисленными выше свойствами за несколько лет, начиная с 1920 года, собрать вокруг себя общество немецких и иностранных друзей, ставшее предпосылкой и платформой для его последующего входа в большую политику. Достойно примечания: оказалось, что именно самые значительные из его иностранных друзей остались ему верны в течение всей войны и до самой казни. В 1948 году в моем не самом приятном французском плену я был рад получить от них помощь. Эти друзья отца в Германии и за границей явились исходным пунктом его политической карьеры.
Так что сначала мы исследуем, какие качества формировали образ личности Риббентропа, чтобы подойти к вопросу о том, кто, собственно, и, прежде всего, зачем приписал ему столько негативных черт. Нам придется заняться знаменитым вопросом, заданным 2000 лет назад римским судьям консулом Л. Кассием: «Cui bono?» — «Кому это выгодно?» Почему на отца клеветали и клевещут вплоть до сегодняшнего дня? Мы осветим, что происходит за кулисами этой кампании и кем являются ее вдохновители.