К концу 1981 года бизнес процветал, и мой отец с Густаво приобрели полноценный парк самолетов и вертолетов: три Aero Commander, по одному Cheyenne, Twin Otter и Learjet, а также вертолеты Bell Ranger и более новую модель Hughes 500. Посредником в этих сделках выступал бывший автогонщик Рикардо Бритва Лондоньо, державший импортно-экспортный бизнес в Майами. Как мне однажды рассказали, Бритва, будучи опытным пилотом, пробирался в маленькие частные аэропорты вокруг Майами, угонял самолеты и продавал их за хорошие деньги в Медельине.
Ходило немало слухов о связях отца с бывшим президентом Колумбии Альваро Урибе Велесом. В течение множества лет критики Урибе неоднократно заявляли, что как глава Управления гражданской авиацией с января 1980 года по август 1982 года он выписывал незаконные лицензии, способствуя росту наркоторговли в Медельине. Но поскольку, взявшись за эту книгу, я не ставил себе каких-то тайных целей и не питал желания восхвалить или очернить кого-либо, я постарался тщательно расследовать, какого рода связи были между отцом и бывшим президентом, если, конечно, вообще были.
Я пообщался с друзьями и доверенными людьми отца, и их ответы меня поразили. Оказалось, что Пабло предложил за голову Урибе вознаграждение в размере пятисот миллионов песо. Причина? Большую часть времени, когда президент возглавлял Управление гражданской авиацией, перевозки через аэропорт Олайя Эррера были сложнее, чем когда-либо: контроль с каждым днем становился серьезнее, а обыски на вылете и прилете – все тщательнее.
Желание отца избавиться от Урибе не остановилось на предложении награды. Как минимум трижды его пытались убить, но ни одно покушение не удалось. Впрочем, те, с кем я общался на эту тему, рассказали, что подкуп отцом местных чиновников в конечном итоге оказался куда более эффективным, чем все приказы, отдаваемые Урибе из Боготы.
Не меньше писали и о якобы близких отношениях Пабло с кузеном Хосе Обдулио Гавирией[42]. Но и эти истории абсолютно беспочвенны. Помнится, отец даже отрекся от этого родственника, когда тот решил, что лучше всех в семье. Пабло вообще редко о нем вспоминал – не было причин, Хосе Обдулио никогда не вел себя как родственник, – но в тех редких случаях, когда это все же случалось, отец называл его не иначе как «мой чертов двоюродный братец».
Должен отметить, что из тысяч семейных фотографий, сделанных начиная с 1970-х годов, Хосе Обдулио нет ни на одной.
В начале 1980-х у отца не было ни потенциальных врагов, ни счетов с законом. Тем не менее, его растущая экономическая мощь привела к необходимости нанять первых телохранителей: юного преступника из Ла-Эстрельи Рубена Дарио Лондоньо по прозвищу Юка и Гильермо Сулуаги, известного как Подиум.
Вскоре после этого отец осознал, что ему еще нужен кто-то, кто мог бы всегда сопровождать его на втором мотоцикле или рядом с водительским местом в машине. Он искал, он проводил интервью, он тестировал кандидатов, но никто не мог за ним угнаться, пока, наконец, не появился Луис Карлос Агилар, больше известный под прозвищем Грязь. Агилар сумел-таки пройти сложный мотоциклетный тест отца: тот выезжал на встречную полосу, на большой скорости мчался по круговым перекресткам и проскакивал по тротуарам, возникавшим на его пути. Грязь начал работать с Пабло в 1981 году и сразу же получил мощный мотоцикл Honda XR-200 и автомат.
Однажды отец пришел домой со своими первыми тремя телохранителями и объявил, что они будут сопровождать нас двадцать четыре часа в сутки. Со временем он, мать и я, а затем и сестра Мануэла оказались под постоянной защитой армии преступников.
Из-за нашего образа жизни большую часть детства я провел в окружении самых страшных преступников страны. Пока мы были в бегах, моими товарищами по играм и компаньонами в путешествиях были люди, которых я знал лишь по прозвищам: Зубочистка, Арчибальд, Агония, Серьга, Отто, Грязь, Пинина, Подиум, Тощий Череп, Рябой, Штиль, Малыш, Се́форо, Бездельник, Смурф, Хомут, Задний ход, Детектив и многие другие. Именно тогда и именно поэтому они стали для нас едва ли не самыми близкими людьми. Помню, что, когда враги отца говорили, что у него есть армия наемных убийц, он обязательно пояснял шутливым тоном, что это его «армия безумцев».
Из тех, кто присоединился к отцовской «безумной компании бандитов», стоит особо упомянуть Паски́на – парня, особенно выделявшегося подчеркнуто «мафиозным» стилем: его отличали чванство, виртуозное владение жаргоном лунфардо[43], а также пристрастие к «самочкам» и «наркосучкам» – бесчисленным любовницам, чьи голые тела по его заказу изображали на золотых подвесках, ожерельях, кольцах, браслетах и часах. У него всегда был при себе револьвер Smith&Wesson 38 калибра и АК-47 (который, впрочем, не стрелял).
В бегах у меня не было друзей моего возраста, поэтому в футбол или «Нинтендо» я играл со своими телохранителями. А когда нас было мало, мы играли в «собачку» – один человек должен был отобрать мяч у остальных, как правило, – восьми или десяти. Я оказывался «собачкой» довольно часто, и меня очень бесило, что мне почти никогда не доставался мяч.
Впрочем, на самом деле друзей среди сверстников у меня не было потому, что многим моим одноклассникам из школы Сан-Хосе-де-ла-Саль родители запретили со мной общаться. Все-таки сказать, что ты сын Пабло Эскобара Гавирии – совсем не то же самое, что сказать, что ты сын Габриэля Гарсиа Маркеса. Разумеется, это повлекло за собой разного рода дискриминацию.
Я не вырос в «Загородном клубе», несмотря на то что жил от него в двух шагах. Не могу сказать, что я или отец дружили с элитой общества, потому что эти люди приходили к отцу только с предложениями продать ему за доллары собственность и произведения искусства или с просьбами взять их в его бизнес; никто из них не хотел стать отцу другом. Пабло всегда окружали самые отпетые люди, и именно их я считал своей большой семьей и своими друзьями: таков был мир, в котором я вырос, моя единственная осязаемая реальность.
Возвращаясь к наркоторговле, я должен отметить, что строительство Неаполитанской усадьбы круто изменило жизнь всей моей семьи. Усадьба стала своего рода плацдармом, откуда днем и ночью в Мексику, Центральную Америку, страны Карибского бассейна и США вылетали самолеты с кокаином. Если вылет был ночным, в начале и в конце взлетной полосы рабочие отца устанавливали обручи, похожие на те, что используют в цирках, и поджигали их, используя авиационный керосин, – он горел ярко и подолгу не гас. Затем они зажигали десятки фонарей и факелов по обе стороны трассы длиной почти в километр, показывая ее границы.
Помню, как однажды в новогоднюю ночь отец сел во внедорожник и поспешил на взлетно-посадочную полосу. Это были первые наши новогодние праздники в Неаполитанской усадьбе, когда там весь месяц выступал Пасто́р Лопес со своей группой. Однако, насколько я понял из его разговоров со своими людьми, вот-вот должен был приземлиться самолет из Мексики. На часах было одиннадцать. Отец с рабочими зажгли обручи, фонари и факелы, и самолет действительно приземлился без заминок. Не прошло и десяти минут, как на борт загрузили новую партию кокаина, сменили регистрационный номер и флаг судна, и оно снова взлетело. Люди отца потушили свет и вернулись на вечеринку – даже до того, как часы пробили полночь.
Отец старался оставлять меня в неведении относительно своих дел, но зачастую его усилия были абсолютно бесполезны: взлетно-посадочную полосу было отлично видно с футбольного поля, где мы запускали праздничные фейерверки.
Все, с кем я разговаривал, воссоздавая истории, изложенные в этой книге, отмечали, как талантливо отец обманывал органы власти. Когда находили и уничтожали какую-то из тайных взлетно-посадочных полос, он тут же находил новую. Когда на одну из «кухонь» совершался рейд, он уже через несколько дней создавал другую.
Одна из хитростей, о которой упоминали почти все, касалась запасной взлетной полосы в часе езды от поместья, в районе Лечерия. Прибыв на место, можно было увидеть только зигзагообразную дорогу и деревенский дом где-то вдалеке. Тем не менее, равнина длиной около километра идеально подходила для разбега и посадки самолетов, и отец приказал засеять ее травой так, чтобы с неба была видна лишь извилистая дорога и небольшое зданьице посередине.
Обман заключался в том, что деревенский дом стоял на колесной платформе, которую можно было прицепить к грузовику и оттащить в сторону, позволяя самолетам взлетать и приземляться. Отец приказал спроектировать и построить его, чтобы сбить с толку самолеты разведки ВВС и вертолеты отделения полиции по борьбе с наркотиками, которые видели сверху лишь красивый пейзаж. Когда же ожидалось прибытие партии кокаина, платформу с домом сдвигали, и появлялась грунтовая взлетно-посадочная полоса длиной в тысячу метров.
Наркобизнес всегда был очень подвижной и нестабильной системой, и каждое звено в цепи следовало держать в секрете, так что отец и Густаво были вынуждены постоянно искать новые, более удобные и выгодные способы отправки кокаина в Америку. И здесь важно упомянуть маршрут, проходивший через остров Куба. Пара человек, работавших в те годы на отца и согласившихся консультировать меня при работе над этой книгой, отметили, что он действительно перевозил через Кубу солидную часть своих грузов, причем помогали ему в этом высокопоставленные чиновники кубинского правительства.
Для координации этого маршрута в Гавану отправили Хорхе Авенданьо по прозвищу Крокодил. Там, на восточном побережье Кубы, он встречал самолеты из Колумбии, а затем переправлял полученный кокаин на скоростных катерах в Исламораду – поселок на крошечных островах между Майами и Ки-Уэстом.
Этот сложный маршрут безотказно служил отцу два года, пока его кубинских сообщников не раскрыли и не обвинили в государственной измене. В 1989 году после длительного судебного процесса их расстреляли. Я никогда не пытался разговорить отца на эту тему, но интерес его людей к новостям о том кубинском скандале сам по себе говорил, что произошло нечто очень серьезное.