Разумеется, отец решил дать отпор. При посредстве Хайро Ортеги и его коллеги-конгрессмена Эрнесто Лусены Кеведо, одного из политических союзников Сантофимио, они вызвали министра юстиции на дебаты о «грязных деньгах». Однако их истинной целью было раскрыть существование чека на миллион песо, который Лара получил от Порраса. За несколько минут до того, как министр вошел в Палату, они положили копию чека на стол каждого депутата. Одну из секций, зарезервированную для журналистов, занял Карлос, прибывший с большой свитой. Отец же сидел в стороне и не проявлял излишнего видимого интереса.
Этот маневр поставил Лару под большое давление. Все время дебатов он выглядел не в духе и наконец после нескольких прямых вопросов вынужден был признать, что принял чек.
После дебатов, пока правительство старалось поддержать своего министра, отец встретился дома с бабушкой Норой, которая, как обычно, выговорила ему весьма сурово:
– Сынок, у тебя у самого рыльце в пуху.
– Не волнуйтесь, сеньора, все будет хорошо.
– Упрямец! Ты совершенно не думаешь о семье.
Но суть в том, что отец очень разозлился на министра и впадал в ярость каждый раз, видя в теленовостях, как тот его критикует. Он отвечал на каждую фразу Лары и даже стучал по экрану. Несколько раз, когда, возвращаясь домой, он заставал мать за просмотром новостей, он говорил с трагическим выражением лица:
– Не смотри ты эту пакость, – и выключал телевизор.
Несмотря на очевидный успех попытки очернить Лару, который теперь рисковал потерять свой пост, всего через неделю после дебатов газета El Espectador нанесла отцу сокрушительный удар.
На первой полосе издания красовалась статья о том, что в марте 1976 года Пабло и еще четверых людей задержали с девятнадцатью фунтами пасты коки. Несмотря на то, что отец тогда заплатил за исчезновение материалов дела и приказал убить агентов Административного департамента безопасности, занимавшихся расследованием, журналистам удалось собрать подтверждения тому, что Эскобар – наркоторговец.
ОТЕЦ ПРИШЕЛ В ЯРОСТЬ: ЕГО КАРТОЧНЫЙ ДОМИК РУХНУЛ, ЕГО РАСКРЫЛИ. ОН БЫЛ УВЕРЕН, ЧТО ПОЛИЦЕЙСКИЕ ФАЙЛЫ НА НЕГО ИСЧЕЗЛИ, НО ОН ЗАБЫЛ УНИЧТОЖИТЬ ГАЗЕТНЫЕ АРХИВЫ.
Первым делом отец отправил своих людей скупить весь тираж раньше, чем он попадет на газетные прилавки Медельина. Это удалось, но ущерб уже был нанесен: другие СМИ подхватили историю из El Espectador, да и настойчивые заверения отца в том, что его деньги «никак не связаны с наркоторговлей», тоже скорее усилили подозрения. Вопреки его надеждам, попытка предотвратить распространение газеты в Валье-де-Абурра только подогрела интерес журналистов к этой истории.
По рассказам одного из его доверенных людей, лицо отца исказилось от ярости, когда он увидел свою фотографию в газете. Он винил прежде всего себя, понимая, как сильно разочаровал веривших в него людей. С этого дня отец начал замышлять убийство Гильермо Кано – главного редактора газеты.
Обычно отец тщательно планировал свои преступления и никогда не терял самообладания, даже в худшие моменты из его рта не вылетало ни одного бранного слова. Однако в тот день он клял Гильермо Кано на чем свет стоит за то, что тот разрушил его политическую карьеру.
Впервые отец оказался на распутье. Пытаясь защититься, он обвинил Лару в клевете и призвал политика предъявить доказательства его участия в наркоторговле. Он также вызвал журналистов в конгресс и показал им свою действующую американскую визу.
В начале сентября, когда ученые мужи еще обсуждали вопрос о грязных деньгах, мать поделилась радостной новостью: наконец-то, после шести лет неудачных попыток, трех выкидышей и внематочной беременности она ожидала ребенка. И тогда же несколько бульварных газет опубликовали статьи об отношениях Пабло с телеведущей Вирхинией Вальехо, в которых утверждали даже, что в ближайшее время пара планировала пожениться. Мать пришла в ярость и выгнала отца из дома на три недели.
Он постоянно ей названивал:
– Дорогая, я хочу, чтобы ты знала, что ты самый важный для меня человек. Ты – единственная женщина, которую я люблю. Журналюги, все эти газетенки, другие люди – они просто завидуют нам и хотят разрушить наш брак. Я хочу вернуться к тебе, хочу всегда быть рядом, – повторял он снова и снова, каждый день посылая ей цветы с одними и теми же словами в открытке: «Я никогда тебя ни на кого и ни на что не променяю».
Каждый раз, когда отец звонил, мать отвечала, что ему не стоит беспокоиться, она будет не первой и не последней матерью-одиночкой. Она даже предложила разойтись, но Пабло продолжал настаивать. В один воскресный вечер он с сокрушенным видом появился на пороге, и у матери не хватило духу его отвергнуть. Она позволила ему вернуться домой.
Однако лавина плохих новостей на этом не остановилась, а скандал вокруг отца только разрастался. Верховный судья Медельина, Густаво Сулуага, вновь открыл расследование гибели агентов Административного департамента безопасности, арестовавших Пабло в 1976 году, а посольство США аннулировало его визу. И, словно этого было недостаточно, 26 октября Палата представителей отозвала его депутатский иммунитет.
Несмотря на то, что жизнь отца рушилась на глазах, он все еще пытался сохранить порядок в семье. Обвинений ему пока не предъявили, и тот Новый год мы встретили все вместе в Неаполитанской усадьбе.
Но все же его репутация была подорвана, депутатский иммунитет аннулирован, поэтому 20 января 1984 года отец подал в отставку. В своем заявлении он весьма резко критиковал колумбийских политиков: «Я продолжу бороться против олигархии и несправедливости, против закулисных сделок и тех, кто их заключает, против вопиющего пренебрежения к человеческим нуждам, и в особенности – против демагогов и грязных политиков, ленивых перед лицом страданий простых людей, но активных, когда дело доходит до дележа власти».
Отец составил это послание сам, но просмотрел и проверил его один из ближайших отцовских соратников, человек с псевдонимом Неруда, который всегда помогал Пабло писать речи и заявления для прессы.
Уход из политики сильно ударил по моему отцу: он верил, что сможет использовать свое положение в конгрессе, чтобы помочь беднякам. Через несколько недель мы вернулись в усадьбу, и отец снова сосредоточился на наркоторговле. Но он не подумал, что министр юстиции, сотрудничающий с отделением полиции по борьбе с наркотиками и Административным департаментом безопасности, продолжит работать над уничтожением мафиозной сети, которая постепенно захватывала страну.
Утром в понедельник 12 марта 1984 года отец услышал по радио, что увенчался успехом правительственный рейд на комплекс по переработке коки в джунглях департамента Какета́, известный как «Транквиландия»[49]. Министр Лара и полковник полиции Хайме Рамирес, возглавлявший операцию, заявили, что Медельинский картель построил там несколько крупных лабораторий по переработке кокаиновой пасты. По их словам, мафия сосредоточила объекты, обслуживающие каждый этап наркоторговли, в одном месте.
«Транквиландия» могла похвастаться взлетно-посадочной полосой длиной в километр, готовой принимать самолеты круглые сутки, и электростанцией, дававшей достаточно энергии для нескольких «кухонь». На практике там был налажен воздушный мост для доставки товара: большие тяжелые самолеты прилетали с ингредиентами и реагентами, а быстрые и легкие улетали с пакетами кокаина. На «фабрике» постоянно жили около пятидесяти человек, двадцать семь из которых арестовали и доставили в город Вильявисенсио.
Даже я много лет думал, что комплекс построили отец, Густаво Гавирия и Мексиканец. Даже в документальном фильме 2009 года «Грехи моего отца», в котором я участвовал, есть кадры с фотографиями из этого рейда и слова о том, что владельцами были Пабло и Мексиканец. Но никто из троих не имел прямой связи с тем местом. Ко времени рейда «кухни» уже какое-то время безумно надоели отцу из-за грабительских цен на перевозку химикатов и заоблачного уровня аварийности. Владельцев комплекса связывали с Пабло деловые отношения, и потому правительство решило, что «кухни» на самом деле принадлежат Медельинскому картелю.
«Транквиландия» перестала существовать. А вскоре произошел еще один инцидент, на этот раз – в одной из лабораторий по переработке коки в регионе Магдалена Медио. Этот инцидент стал причиной двух долгих и жестоких войн, причем первая – между Мексиканцем и ФАРК – привела к лютому преследованию солдат Патриотического союза[50].
История этого конфликта началась с того, что люди из подразделения ФАРК украли из лаборатории Мексиканца тридцать килограммов переработанного кокаина и убили охранника, оказавшегося двоюродным братом Мексиканца. Мафиозо привез родственника из Пачо на севере департамента Кундинамарка, как и многих других. Отец как-то даже отметил, что там, где Мексиканец решит припрятать килограмм кокаина, он посадит кого-нибудь из Пачо охранять его.
Мексиканец не простил оскорбления и объявил ФАРК войну. По всей стране, везде, где действовали партизаны ФАРК, он организовывал группы преследования, и ему было все равно, сколько денег на это уйдет. Так зародились военизированные формирования, финансируемые за счет наркоторговцев, а затем – бизнесменов и фермеров, сытых по горло вымогательством и грабежами партизан.
Отец несколько раз пытался уговорить мафиози прекратить конфликт с ФАРК, настаивая, что переговоры были бы эффективнее. Он верил, что наркоторговцы и партизанские отряды могли бы мирно сосуществовать и уважать территории друг друга. Однако Родригес Гача, как и Пабло, никогда не прислушивался к чужим советам.
– Скажи им, что в этой области ты – главный, и пусть держатся подальше. А в своей области пусть делают что хотят, – как-то сказал отец, но тот его не послушал.
Позже напарником Мексиканца стал Карлос Кастаньо: они оба были полны решимости во что бы то ни стало уничтожить колумбийские партизанские группировки.