В начале 1987 года банда отцовских наемников продемонстрировала, что для них действительно нет границ, даже если не все их операции складываются успешно, как, например, неудавшееся покушение на колумбийского посла Энрике Парехо в Будапеште. Насколько я знаю, отец приговорил его к смерти за то, что Парехо, будучи министром юстиции при президенте Вирхилио Барко, подписал приказы об экстрадиции тринадцати человек. Осуществить план мести было трудно: полицейский режим в Венгрии жестко ограничивал въезд в страну туристов и делал почти невозможным ввоз оружия. Посол был защищен так хорошо, что один из наемников даже сказал отцу, что организовать подобное убийство из Колумбии не представляется возможным. Подробностей заговора я не знаю и никогда о них не спрашивал. Но утром 13 января 1987 года отцовский наемник пять раз выстрелил в посла, серьезно его ранив.
Через несколько дней мы возвращались из Неаполитанской усадьбы, где провели выходные: несмотря на конфискацию, никто не мешал нам ею пользоваться. Он сидел за рулем внедорожника, мать и Мануэла рядом с ним, а я и Карлос Ледер – на заднем сиденье. Впереди ехали две машины – отец приказал им держаться не более чем в двух километрах друг от друга, чтобы не потерять в гористой местности радиотелефонный сигнал.
Стоял ясный день – лишь пара облаков в небе. Обычно отец ездил по этому маршруту после двух часов ночи, но на этот раз захотел, чтобы это была не просто поездка обратно в Медельин, а именно семейная поездка, и рискнул отправиться днем: время перевалило за обед. Он был уверен, что если вдруг на дороге появится полиция, ему непременно доложат еще за шесть километров: расстояние более чем достаточное, чтобы сбежать.
По радиотелефону мы время от времени слышали голос Луиджи – парнишки из Энвигадо, который только недавно начал работать на отца. Он ехал самым первым на неприметной машине в компании Долли, отвечавшей за рацию. Ровным голосом Луиджи сообщил, что они только что проехали через пост сбора дорожной пошлины в Кокорне, на полпути между усадьбой и Медельином, и видели на контрольном пункте четверых или пятерых полицейских.
– Копов раз два и обчелся, – успокаивающим тоном сказал юноша. Отец продолжил вести машину, а я задался вопросом, почему он не остановился, но так и не сказал ни слова.
– Пабло, не слишком ли близко мы подъезжаем к КПП? Тебе не кажется, что пытаться проехать через него в одной машине со всей семьей – не лучшая идея? – сказал Ледер.
– Да знаю я, Карлос. Подожди. Там перед съездом, еще на холме, есть поворот. Оттуда и поглядим, что да как. Они нас оттуда не увидят.
Слева от дороги, буквально на повороте, был ресторан, с парковки которого открывался вид на КПП. Отцу и Ледеру даже не пришлось выходить из машины. Перекинувшись с Карлосом несколькими словами, отец по рации приказал Отто, который вместе с Грязью и Паскином ехал позади на «Рено-18», припарковаться рядом с нами, чтобы кое-что поменять в плане поездки. Он хотел, чтобы мать, Мануэла, и я отправились в Медельин на его внедорожнике, тогда как он сам укрылся бы в одной из загородных усадеб.
Отто переложил в «Рено-18» спортивную сумку отца, рюкзак Ледера и упакованную матерью еду. У отца были при себе пистолет Sig Sauer[70] и пистолет-пулемет Heckler[71]; этот последний я хорошо помню: отец повсюду таскал его с собой, а ночью – на случай, если вдруг придется бежать, – привязывал шнурками к своим ботинкам.
Мать поехала к КПП, а отец забрался на заднее сиденье «Рено» между Паскином и Ледером. Они не догадывались, что два агента Административного департамента безопасности в штатском обедали в придорожном ресторане и стали свидетелями всех этих перемещений. Детективы оплатили счет, спокойно подошли к дороге и уже оттуда пустились бегом к КПП, маша платками и крича, что едут вооруженные люди. Мы с матерью в тот момент уже стояли в очереди на оплату за двумя другими автомобилями.
Я сначала услышал крики и лишь затем увидел мчащийся по встречной полосе «Рено». Ледер высунулся в окно, держа отцовский автомат, и крикнул: «Мы из F-2! Не стреляйте!» Естественно, агенты на это не купились, и вспыхнула перестрелка. Мы еще не успели пройти через КПП и остались стоять под перекрестным огнем.
Полицейский выхватил револьвер и выстрелил в заднее ветровое стекло «Рено». Пуля попала прямо туда, где должна была быть голова отца, но он успел пригнуться. Отто с пассажирского места выстрелил в ответ, но полицейскому удалось укрыться в сточной канаве. Тогда Паскин дал очередь из своего АК-47 в воздух. Я боялся попасть под шальные пули и тоже пригнулся, закрывая собой Мануэлу. Наконец я услышал визг колес и безошибочно узнаваемый рев мотора удалявшегося «Рено-18».
Стоял полнейший хаос. С КПП доносились крики. Полицейский взывал о помощи, потому что никак не мог выбраться из трехметровой канавы. Вскоре к нам подъехал полицейский и велел матери ехать дальше, не оплачивая пошлину, но вмешался один из агентов Административного департамента безопасности, который видел, как люди, начавшие перестрелку, выходили из нашего внедорожника.
Нас заставили выйти из машины под дулами автоматов и обыскали все наши вещи. Собрав дюжины две других людей, проходивших в тот момент через КПП, они втиснули нас всех в маленькую административную будку, уместиться в которой получалось только стоя. Мануэла все это время рыдала. Шли минуты, затем часы, но единственное, что мы слышали, были крики и угрозы полицейских.
– Вот увидите, ублюдки, что мы с вами сделаем. Вам отсюда не выбраться, убийцы, – говорили они из своих окошек.
Мать несколько раз просила сумку с детскими вещами, чтобы покормить и переодеть Мануэлу, но ее просьбы проигнорировали. Мы пробыли там почти пять часов, когда наконец появился полицейский и сказал, что отвезет нас в участок в Медельине. Он вез нас во внедорожнике, на котором всего несколько часов назад ехал мой отец, и большую часть пути читал матери нотацию за то, что она родила детей от преступника.
На первом этаже полицейского участка нас ждал полковник Вальдемар Франклин Кинтеро[72]. Мать вышла из внедорожника со спящей Мануэлой на руках, завернутой в одеяло, и потянулась было за сумкой с детскими вещами, но полицейский схватил ее за руку, а затем дернул за одеяло, да так резко, что малышка проснулась и чудом не упала на пол.
– Отведите старую суку и ее ублюдков в камеру, – крикнул полковник, и его люди поспешно повиновались.
– Пожалуйста, оставьте мне хотя бы сумку с детскими вещами, чтобы покормить ребенка, – умоляла мать в слезах. – Она уже несколько часов не ела, а на КПП нам даже стакана воды не дали!
Полковник просто ушел. Его глубокая ненависть к отцу был очевидна.
Когда все утихло, к матери подошла женщина в полицейской форме и передала ей бутылочку с готовой смесью. Была почти половина второго ночи.
– Вот, сеньора, возьмите для малышки, – сказала она. – Это все, что я могу сделать.
Почти сразу же мы услышали громкие шаги и гневные крики: кто-то явно был не в ладах с полицией. Что бы ни происходило, очевидно, это было связано с нами. Еще через пару минут появился мужчина в строгом костюме и при галстуке – адвокат Хосе Аристисабаль, которого послал отец.
– Сеньора, я пришел от имени вашего мужа. Он в порядке. Не волнуйтесь, завтра я вытащу вас отсюда. А пока я отвезу домой детей.
– Большое спасибо. Отвезите их в дом бабушки Норы.
Мать протянула ему хнычущую Мануэлу, и он замешкался, пытаясь сообразить, как же все-таки ее нести, не выпуская из рук портфеля. Я последовал за ним. Помню, адвокат шел быстро и все говорил:
– Не волнуйся, сынок, уже все. Давай поскорей уйдем отсюда, пока они не передумали. Поедем к вашему папе. Он очень хочет вас увидеть.
Некоторое время спустя мы подъехали к дому в верхней части города, где много лет располагался главный офис отца. И он там был вместе с Ледером, Отто, Грязью и Паскином. Мануэла тем временем уснула на руках адвоката; отец поцеловал ее в лоб и приказал отвезти в дом бабушки Норы.
– Грегори, а ты останься пока со мной. Ты голодный? Или хочешь поехать к бабушке? Не переживай, завтра я заберу оттуда твою мать. Ублюдок, что не дал даже бутылочку малышке, за это заплатит. Иди поешь что-нибудь на кухне, а потом я сам отвезу тебя к бабушке.
Уже после, когда все разрешилось, Аристисабаль поведал мне о разговоре с отцом перед тем, как он поехал за нами в полицейский участок.
– Я никогда не забуду лицо твоего отца. Это единственный раз, когда я видел, чтобы он плакал. Он еще сказал мне: «Кто же больший преступник? Я, решивший стать бандитом? Или они, оскорбляющие ни в чем не повинных женщину и детей, прикрываясь авторитетом полицейской формы? Скажи мне, кто больший преступник?»
Через несколько дней в городе Эль-Ретиро в восточной Антьокии схватили Карлоса Ледера после жалобы соседей на шум в доме, где он остановился. Полиция предложила отпустить Ледера в обмен на пятьсот миллионов песо, и отец готов был заплатить, но его приятель отказался. Правительство же воспользовалось неожиданным подарком судьбы и всего через девять часов без какого-либо судебного разбирательства выслало Ледера в Штаты.
Перед отцом снова замаячила угроза экстрадиции, и вместе с другими наркоторговцами он сосредоточил усилия на том, чтобы опровергнуть правительственную интерпретацию закона, позволявшего выдавать преступников. И им это удалось. 25 июня 1987 года Верховный суд объявил недействительным акт, разрешающий экстрадицию без судебного разбирательства. У нового министра юстиции, Хосе Мануэля Ариаса, не осталось другого выбора, кроме как отменить все ордера на арест, выданные с целью экстрадиции.
Эта передышка позволила нам провести вторую половину 1987 года всем вместе, чего мы не могли себе позволить уже довольно долго, да еще и в одном из лучших мест, которые можно себе представить, – в здании «Монако». Отец провел с нами почти три месяца.