Как обычно, Пабло не поверил, что эта операция может быть как-то связана с ним. Но через несколько минут в небе над Эль-Оро появился боевой вертолет, и все трое бросились прочь. Вертолет, впрочем, никак не мог приземлиться, потому что отец заранее приказал установить вокруг дома десятки длинных шестов, связанных друг с другом стальными тросами.
В хаосе, вызванном попыткой побега, агенты открыли огонь с воздуха. Отцу и Хорхе Очоа все же удалось сбежать, но дядя Марио не успел укрыться и погиб. Так в ходе этой операции был убит ближайший друг Пабло, единственный человек, к кому он прислушивался и, может быть, даже боялся. «Я останусь твоим самым верным братом», – говорится в одном из писем, написанных отцом лучшему другу уже после его смерти.
Отец залег на дно в другом укрытии. Несмотря на всю секретность, один адвокат сумел добиться того, чтобы Пабло его принял, и умолял прекратить террор. Но отец стоял на своем:
– Сеньор, во Второй мировой войне США бомбардировками поставили Японию на колени. Я собираюсь сделать то же самое с этой страной.
И так он и поступил.
В половине шестого утра в субботу 2 сентября дон Херман – мужчина лет шестидесяти из шайки Пинины – подорвал в Боготе, на заправочной станции напротив главного входа в редакцию газеты El Espectador, фургон с сотней килограммов динамита. Через несколько часов посланные отцом люди разрушили летний дом семьи Кано на островах Росарио. Через несколько дней Пинина ненадолго заскочил к нам в укрытие и в деталях описал нападение на редакцию.
Несколько недель отец сеял хаос по всей стране. Его люди, приноровившиеся взрывать автомобили и другие устройства, нанесли серьезный ущерб нескольким штаб-квартирам политиков в Боготе, отелю Hilton в Картахене, офисам издания Vanguardia Liberal в Букараманге – и далеко не только им. Пабло был убежден, что правительство в надежде урегулировать ситуацию пойдет на уступки, как это случилось в 1984 году после убийства Родриго Лары, и попросил адвоката Гвидо Парру[81] попытаться договориться о встрече с его крестным отцом, бывшим министром Хоакином Вальехо Арбелаэсом.
Пока по всей стране продолжали взрываться бомбы, Пабло, Вальехо и Парра провели тайные переговоры, где разработали мирное предложение: «Лос-Экстрадитаблес» должны были сдаться властям в обмен на существенную судебную защиту, включая гарантию невыдачи их США. Вальехо сразу же отправился в Боготу, чтобы обсудить эту инициативу с генеральным секретарем президента, Херманом Монтоей Велесом. Но, как и пять лет назад, новости об этом просочились в прессу, на этот раз – в газету La Prensa, принадлежащую семье Пастраны. У правительства не оставалось другого выбора, кроме как публично заявить, что они получили предложение от мафии, но сразу же отклонили его.
Шансы на переговоры снова испарились, правительство Барко опять взяло верх, поэтому, как рассказал мне Чопо, отец и Мексиканец решили уничтожить наиболее популярного кандидата в президенты, Сесара Гавирию: кандидат от либералов ожидаемо поддерживал политику Галана в отношении экстрадиции.
Пабло с Мексиканцем снова обратились к Карлосу Кастаньо. Однако тот быстро осознал, что усиленную охрану Гавирии трудно уязвить обычными методами, и решил, что единственный способ – уничтожить самолет с Гавирией на борту. По словам Чопо, как только отец и Мексиканец дали добро на операцию, Серьга, – как он позже заявил в прокуратуре, представ через некоторое время перед судом, – соорудил чемоданную бомбу с мощной взрывчаткой. Одновременно Кастаньо уговорил неизлечимо больного юношу из бедной семьи пронести бомбу на борт и взорвать ее после взлета взамен на солидную денежную сумму для его семьи.
Со слов Чопо, Кастаньо обманул и юношу, и Серьгу заодно, втайне переделав бомбу, чтобы та взорвалась не от сигнала с пульта дистанционного управления, а автоматически, как только самолет наберет высоту десять тысяч метров.
Узнать детали графика кампании Гавирии было практически невозможно – его система безопасности работала почти безупречно. И тем не менее благодаря своим агентам в сфере гражданской авиации Кастаньо удалось выяснить, что на 7:13 утра понедельника 27 ноября у политика назначен вылет рейсом 1803 авиакомпании Avianca из Боготы в Кали.[82]
САМОЛЕТ ВЗОРВАЛСЯ, КОГДА ПРОЛЕТАЛ НАД СОАЧЕЙ – ТЕМ ЖЕ ГОРОДОМ, ГДЕ БЫЛ УБИТ ГАЛАН. НО ИНФОРМАЦИЯ КАСТАНЬО ОКАЗАЛАСЬ НЕВЕРНОЙ. ГАВИРИИ НА БОРТУ НЕ БЫЛО.
Способность отца создавать беспорядки казалась безграничной, правительство было не в состоянии нейтрализовать армию убийц, разосланную им по стране. И все же, какой бы властью он ни обладал, было ясно, что последствия его действий скоро затронут и окружающих его людей.
Отец вновь продемонстрировал свою мощь 6 декабря, когда Карлос Кастаньо, намереваясь убить генерала Масу, подорвал у штаб-квартиры Административного департамента безопасности в Палокемао автобус. Для того чтобы здание департамента превратилось в руины, как того хотел Пабло, по всем расчетам требовалось одиннадцать тонн динамита. Кастаньо пришлось усилить подвеску автобуса, но все равно погрузить удалось только семь тонн: взрывчатку уложили на пол до уровня окон, чтобы не вызывать подозрений. Автобус взорвался рядом с главным входом в департамент, став причиной ранений сотен людей и колоссального ущерба. Тем не менее, убить генерала так и не удалось.
Той ночью в теленовостях заявили, что в автобусе было около семисот килограммов взрывчатки. После просмотра выпуска отец сказал: «Эти придурки ничего не знают! Опять назвали десятую долю от реального количества динамита».
Война между мафией и правительством в пятницу 15 декабря приняла радикальный оборот. В новостях объявили, что в ходе полицейской операции в порту Ковеньяс на Карибском побережье погиб Мексиканец. Отец оплакивал его. Он считал Мексиканца своим ближайшим союзником, воином, который оставался рядом и в хорошие, и в плохие времена. Они всегда были очень близки, никогда не ссорились, отец даже стал крестным одного из детей Мексиканца.
Несмотря на деревенский вид, у Гонсало Родригеса имелась пара специфических привычек. Он заставлял дезинфицировать ванные комнаты спиртом, прежде чем войдет в них, делал маникюр несколько раз в неделю, а туалетную бумагу привозил из Италии.
Однажды отец рассказал нам, что, когда они прятались в убежище Ла-Исла, Мексиканец поделился опасениями за свою жизнь: до него дошли слухи, что полиция и картель Кали взяли его на прицел, и что кто-то из его организации предал его.
Паранойя Гонсало достигла таких масштабов, что вскоре он покинул Ла-Ислу и отправился на грузовике в усадьбу в городе Барбоса, Антьокия. Однако уже через две недели он бежал и оттуда, так как был уверен, что враги наступают ему на пятки. Отец предложил ему вернуться в Ла-Ислу, но Мексиканец отказался и сказал, что предпочтет отправиться в сторону побережья.
– Друг мой, – чаще всего именно так отец обращался к Гонсало, – останься со мной. На побережье слишком опасно. Там нет джунглей, чтобы спрятаться, и пиндосы быстро пронюхают о тебе. У моря гораздо хуже.
Теперь, когда Мексиканец был мертв, и шансов на переговоры с властями тоже не просматривалось, некому было отговорить Пабло от возвращения к похищениям и насилию в его противостоянии государству.
Через пять дней после операции, в ходе которой убили Мексиканца, пока страна еще праздновала этот удар по Медельинскому картелю, СМИ сообщили, что в Боготе люди моего отца похитили Альваро Диего Монтойю, сына генерального секретаря президента Хермана Монтойи, а в Медельине – Патрицию Эчаваррию Олано де Веласкес и ее дочь Дину, дочь и внучку промышленника Элькина Эчаваррии, свата президента Барко.
Теперь, после этих похищений, правительство тайно предложило моему отцу новую возможность сдаться. Семья Монтойя обратилась за помощью к магнатам Марио Аристисабалю и Сантьяго Лондоньо, которые, в свою очередь, попросили адвоката Гвидо Парра попытаться убедить моего отца освободить заложников.
Из сообщений Аристисабаля и Лондоньо у Пабло сложилось впечатление, что власти готовы предоставить ему особый правовой режим. В середине января 1990 года он освободил трех заложников и выпустил коммюнике от имени «Лос-Экстрадитаблес», в котором группировка признавала победу правительства и объявляла об одностороннем перемирии. В знак доброй воли, – именно в это время президент США Джордж Буш-старший находился с официальным визитом в Картахене, – отец сдал властям комплекс по переработке кокаина в Урабе, школьный автобус с тонной динамита и вертолет.
Пабло также изложил в письме свои условия сдачи. Этому шагу способствовало помимо прочего то, что власти, не оглашая этого, начали откладывать разбирательства по некоторым делам об экстрадиции. Президент Барко даже высказался тогда: «Если наркоторговцы сдадутся сами, можно подумать и о соглашении». Я тоже часто просил отца найти мирное решение проблем и вместо насилия все внимание сосредоточить на семье.
Тем не менее, следующее убийство полностью отрезало возможность мирного урегулирования. 22 марта 1990 года погиб левый лидер и кандидат в президенты от «Патриотического союза» Бернардо Харамильо Осса[83]. Министр правительства, Карлос Лемос Симмондс[84], ранее обвинивший Харамильо в принадлежности к ФАРК, подал в отставку.
Власти практически мгновенно назвали отца виновником в смерти Харамильо. Пабло также мгновенно опубликовал письмо, в котором отверг обвинение и заявил, что погибший политик всегда ему нравился, поскольку выступал против экстрадиции и был открыт к переговорам с картелями. В конце письма отец также процитировал интервью с Харамильо, опубликованное в журнале Cromos: «Сейчас во всем обвиняют Пабло Эскобара. Он будет козлом отпущения за все зло, творившееся в стране последние годы. Но не стоит забывать о видных правительственных деятелях, напрямую связанных с военными группировками, и прежде всего они должны ответить перед страной за совершенные ими преступления».