Увидев в новостях фото и видео жертв и разрушений в торговой части города, я сказал отцу, что не согласен с его неизбирательным насилием, из-за которого гибнут невинные люди.
– Не забывай, что первыми жертвами стали ты, твоя мать и твоя младшая сестра, когда они подложили бомбу к зданию «Монако», – сердито ответил отец. – Не я все это придумал. Я лишь использую то же оружие, которым они пытались уничтожить самое ценное для меня – вас.
– А я против любого насилия, папа. Это только усугубляет ситуацию, мы с каждым взрывом только удаляемся от решения. Как можно поддерживать теракты, убивающие невинных детей? Серьезно, папа, насилие – не выход! Лучше было бы найти другой путь!
– А разве ты и твоя сестра не были невинными детьми, когда вам подложили бомбу? Как, по-твоему, я должен вести войну против правительства – такого же террориста, как и я, если не хуже? Как мне бороться с Лос-Пепес и их ручной полицией? Разве ты не заметил, что из всех наркоторговцев преследуют только одного – меня? По крайней мере, если я решил быть бандитом, я им и являюсь. Не то что они – днем в форме, а вечером в своих капюшонах.
– Папа, войны против власти никто не выигрывает. Мы все проиграем.
Вскоре после этого отец решил, что пора покинуть «Абурриландию», и мы отправились в другой загородный дом в Белене, просторнее и удобнее тех двух, с впечатляющим видом на Медельин. На заднем дворе даже были конюшни и небольшой ветхий свинарник. Это была самая дальняя усадьба района, и здесь же заканчивалось шоссе. Широкие веранды дома позволяли отцу часами любоваться городом, а с одной из них открывался неплохой вид на дорогу.
С соседями общался человек отца по прозвищу Красавчик, и он же кормил четырех коров, которых отец купил, чтобы придать месту «нормальный» вид. Животные стали для нас настоящим развлечением. Отец приносил парное молоко, и мы пили его еще теплым. В те краткие мгновения мы забывали о неопределенности нашего будущего и тяжелом положении, в котором оказались.
Мы, как могли, старались развлекать себя. Как-то раз мы решили отремонтировать ветхую хижину, которую отец назвал «Ямой». Пешком до нее было минут пятнадцать от главного дома, зато на машине туда никак нельзя было попасть. Ангелочек заделывал бесчисленные щели и прорехи в крыше, а я начал красить стены; скоро ко мне присоединились Мануэла с отцом. Так прошло несколько дней, и даже такой возможности скоротать время мы были рады.
Оставалось решить проблему с электричеством. Проводка в доме была такой слабой, что включить маленький телевизор мы могли, только выключив весь свет. Как-то раз телевизор отключился, потому что Андреа пошла в ванную.
– Выключи свет, мы смотрим новости! – закричали мы с отцом в унисон.
– Извините, извините, я забыла, – ответила она. – Милый, принеси мне фонарик.
В другой раз потерялся Снежок, маленький белый пудель. Мы звали и звали его, но безрезультатно. В конце концов мы обнаружили его на другой стороне улицы в компании других собак. Он прыгал по кустам и явно не собирался возвращаться, пока ему не надоест. Сестра внимательно следила за ним из окна, молясь, чтобы никто его не украл: мы не смогли бы выбежать на улицу, чтобы спасти его.
Пока мы были в бегах, родители общались с семьей и друзьями через разработанную ими систему: Ангелочек в назначенных местах забирал корреспонденцию отца, а письма матери – Андреа. Обычно эти двое вместе уезжали в Медельин и там расставались, чтобы встретиться и вернуться в установленное время, ни минутой раньше, ни минутой позже. Из-за того, что каждый из них мог быть похищен, и риска раскрыть цепочку, по которой корреспонденция попадала в руки отца, была необходима строгая пунктуальность.
25 мая 1993 года Мануэле исполнилось девять. Когда она с моей девушкой и Красавчиком каталась верхом недалеко от усадьбы, к Андреа подошли двое в униформе муниципальных работников и спросили, не жена ли она Фабио Очоа Васкеса. Та ответил отрицательно, и все трое поспешили домой, чтобы предупредить отца.
– Собирайте только самое необходимое и берите животных. Мы уезжаем. Можем отправиться через горы обратно в «Абурриландию» – она с другой стороны этой горы, я знаю туда тропинку, – сказал Пабло.
Он очень старался, чтобы его не услышала Мануэла, но она подошла ближе, и пришлось импровизировать.
– Дорогая, на твой день рождения у меня есть приключение-сюрприз. Сначала мы покатаемся на лошадях, а потом немного пройдемся и посмотрим на лесные цветы. Уверен, тебе понравится!
Красавчик и Ангелочек навьючили белую лошадь большим мешком с фруктами и овощами, а также огромным чемоданом с пачками денег, тремя пистолетами, тремя автоматами АК-47 и боеприпасами. Мать очень хотела взять с собой праздничный торт, который с большим трудом доставили в убежище, так что и его погрузили на одну из лошадей.
Через полчаса поспешных сборов мы наконец отправились в путь и вскоре потеряли из виду отца, который сказал Красавчику, что будет ждать нас дальше по дороге с Мануэлой, Снежком и Пушком. Узкая тропинка с каждой минутой становилась все более скользкой, – накрапывающий дождь перерос в настоящий ливень.
Моя мать шла в каком-то метре от лошади, сразу за ней – я, а за мной – Андреа. Внезапно мы услышали громкий скрежет подков о камни. Белая лошадь встала на дыбы, и вес багажа заставил ее опрокинуться и кубарем покатиться к нам. Андреа побежала вниз, я за ней, а за нами – мать, крича и подталкивая меня в спину. С краю тропы был небольшой выступ вдоль границы какого-то участка, обтянутой колючей проволокой. Андреа кое-как забралась туда, и, хотя она едва там умещалась, в отчаянии я подумал: «Если туда помещается один человек, то, наверное, поместятся и двое», – и прижался к ней, стараясь не дотрагиваться до колючей проволоки. Мать, должно быть, подумала так же: «Если поместились двое, то и трое уместятся». Если бы она не смогла втиснуться к нам, лошадь бы ее покалечила.
Происшествие осталось позади, и мы, взяв себя в руки, пустились в путь длиною в целый день. Минутах в десяти от дома мы догнали отца, который как ни в чем не бывало играл с Мануэлой.
– Сколько еще, папа? – устало спросил я.
– Мы почти на месте. Худшую часть, подъем в гору, мы одолели. Смотри, там внизу маленький домик. Видишь крышу и коров?
Когда мы, наконец, добрались, мы были на грани переохлаждения; нам предстояло как минимум принять душ (оказавшийся еще холоднее дождя) и сменить промокшую одежду (на чуть менее сырую, но совсем холодную). Мы пытались устроить себе хотя бы подобие нормальной жизни. Пока мать готовила поесть, мы изо всех сил пытались зажечь костер. Потом пришло время спать, и мы вошли в недостроенный дом, кишащий всевозможными жуками, – они слетелись на свет, который Красавчик не подумал выключить. Избавиться от них нам так и не удалось. Из-за ужасного холода мы с Андреа никак не могли заснуть, несмотря на объятия друг друга и два слоя одежды. В конце концов нам пришлось нагреть постель феном.
Признавая вопиющее ухудшение нашего положения, отец заявил, что продолжит работать над старой идеей объединиться с партизанами Армии национального освобождения.
– Я уже вышел с ними на контакт. Они обещали мне часть своей армии за миллион долларов. Никто не сможет поймать меня в джунглях. Я могу залечь там на время, попробовать восстановить бизнес, накопить силы и тогда уже пойду дальше с «Мятежной Антьокией». Другого выхода я не вижу. Правительство само заявило, что не собирается вести со мной переговоры. Они просто хотят меня убить.
Я молчал. Я не знал, как реагировать на эту несбыточную мечту. Отец не раз доказывал, что способен избежать любой опасности, но наша нынешняя реальность сильно отличалась.
Пребывание в этом укрытии было таким утомительным и некомфортным, что в конце концов Пабло сам предложил нам вернуться в «Яму», и мы с радостью согласились.
3 июня 1993 года была моя очередь нести вахту. Я включил радио и услышал объявление: умер мой дядя Карлос Артуро Энао.
Ужасно расстроенный, я побежал рассказать об этом отцу и обнаружил, что он обнимает плачущую перед телевизором мать. Пытаясь нанести удар Пабло, Лос-Пепес убили одного из ее братьев, человека, не причастного ни к какому насилию и зарабатывавшего на жизнь продажей швабр в Картахене. Но он сделал ошибку – отправился в Медельин навестить жену и детей в то время, когда банда контролировала аэропорт Рионегро. В ту ночь мать потеряла второго брата. Марио и Карлоса забрали жестокость и насилие, а Фернандо постепенно убивали сигареты, злоупотребление наркотиками и разбитое сердце.
Отец старался оставаться в максимальной изоляции от внешнего мира, и, вероятно, поэтому мы несколько недель не замечали никакой слежки. Пабло не рисковал подолгу оставаться на одном месте, и в течение следующих нескольких месяцев мы часто меняли убежища. Из «Ямы» мы отправились в небольшой домишко в Ла-Кристалине, очень красивом районе в Магдалена Медио, оттуда – в квартиру недалеко от штаба Четвертой бригады в Медельине, а затем – в комплекс «Сурамерикана» возле Ла-Макарены.
Теперь, когда я пытаюсь вспомнить подробности нашей жизни в то время, я не могу сказать, как долго мы пробыли в каждом из убежищ. В тот год мы не следили за календарем. Неважно, какой был день – воскресенье, понедельник или пятница, – мы не видели разницы, думая только о своей безопасности. Единственное, что мы знали точно, – перебираться из одного места в другое лучше всего под дождем.
– Полиция не любит мокнуть. Так что дождь – идеальное время для переезда. Когда идет дождь, никого на блокпостах нет, – сказал отец.
Да, наше отношение к дождю отличалось от общепринятого. Для нас он был неким защитным покровом, позволявшим передвигаться по городу незаметно. Нередко дождь становился сигналом к тому, что пора переехать.
Итак, мы прибыли в комплекс «Сурамерикана» под обложным ливнем, вошли в него через подвал и поднялись в трехкомнатную квартиру на десятом этаже. В кладовке этой же квартиры устроился Ангелочек. Из окон квартиры открывался прекрасный