— Нет; я только любуюсь цветом.
Франсина встала, отряхнула свое платье и показала его со всех сторон.
— Посмотрите, как оно сшито. В Париже, разумеется! Деньги, душа моя, деньги все сделают — только вот не помогают учить уроки.
— Так вы по-прежнему не успеваете, Франсина?
— Хуже, мой милый друг — хуже. С удовольствием скажу, что один из учителей наотрез отказался учить меня. «К безмозглым ученицам я привык, — сказал он, — но бессердечных учениц я выносить не могу». Ха! Ха! Ха! Старый сыч умеет читать характеры. Бессердечная! Вот мое описание в одном этом слове.
— И вы этим гордитесь, — заметила Эмили.
— Да — горжусь. Позвольте! Надо отдать себе справедливость. Считаете вы слезы признаком, что у человека есть сердце, так? Я чуть не расплакалась в прошлое воскресенье. Меня заставил пустить слезу знаменитый проповедник. Не кто иной, как мистер Мирабель, — вы слышали о нем?
— Я слышала о нем от Сесилии.
— Она в Брайтоне? Если так, то в модном приморском городе одной дурой больше. О, она в Швейцарии? Мне решительно все равно, где она; я интересуюсь только мистером Мирабелем. Мы узнали, что он приехал в Брайтон для поправления своего здоровья, и будет говорить проповеди. Вот нас и набилось в церкви битком! А описывать его я не берусь. Он единственный низенький мужчина, которым я восхищалась, — волосы такие длинные, как мои, ухоженная борода. Желала бы я иметь белизну его лица и его белые руки. Мы все влюбились в него — или в его голос, уже не знаю, — когда он начал читать заповеди. Он начал своим густым басом: «Чти отца твоего…» — остановился и поднял глаза к небу. Потом он продолжал: «…и матерь твою» — теперь уже слезливым, приятным и дрожащим голосом, который сам по себе был комплиментом для матерей. Мы все — матери и не матери — чувствовали это. Но главное началось, когда он вошел на кафедру. То, как он опустился на колени, как закрыл лицо руками, было сделано просто по-ангельски, как сказала одна молодая девушка позади меня. С этой минуты мы поняли, что он значит для нас, — не знаю, вспомню ли я саму проповедь. Говорят, что он приятный в частной жизни; я умираю от желания познакомиться с ним. Я как будто слышу звонок? К вам кто-нибудь?
Служанка принесла карточку и сказала:
— Эта женщина опять зайдет, мисс.
Эмили взглянула на имя, написанное на карточке.
— Миссис Элмазер! — воскликнула она.
— Какое странное имя! — вскричала Франсина. — Кто такая?
— Старая служанка моей тетки.
— Не нужно ли ей места?
Эмили молчала, читая то, что было написано на обратной стороне карточки. Предсказание доктора Олдея сбылось. Когда доктор отказал ей, миссис Элмазер ничего не оставалось, как только просить Эмили помочь ей.
— Если она вам не подойдет, — продолжала Франсина, — она может сгодиться для меня.
— Для вас? — с удивлением спросила Эмили.
— Она трезвая, честная, пожилая, опрятная, степенная, хорошего характера, трудолюбивая? — закидала ее вопросами Франсина. — Она имеет все добродетели и никаких пороков? Она нехороша собой, нет у нее обожателей? Словом, удовлетворит ли она мисс Лед?
— Какое отношение к этому имеет мисс Лед?
— Как вы глупы, Эмили! Положите на стол карточку этой женщины и выслушайте меня. Ведь я говорила вам, что один из моих учителей отказался давать мне уроки; разве вы не можете из этого понять, как я преуспеваю с остальными? Я уже не ученица мисс Лед, милая моя. По милости собственной лености и своего характера, я возведена в звание «жилицы со столом». Другими словами, я молодая девица, покровительствуемая школой, имеющая свою собственную комнату, свою служанку. Все это устроено между моим отцом и мисс Лед еще до отъезда моего из Вест-Индии. Я не имею ни малейшего сомнения, что это дело моей матушки. Вы, кажется, не понимаете меня?
— Действительно не понимаю.
Франсина вздохнула.
— Может быть, вас любили родные, — заметила она.
— Меня любили и я любила, Франсина.
— А мое положение печально. Раз отвязавшись от меня, они не хотят брать меня домой. Моя мать сказала моему отцу: «Франсина не добьется успеха в пансионе. Пожалуй, можно испытать; но в случае неудачи сделай другое предложение мисс Лед — а то Франсину опять возвратят к нам как фальшивый шиллинг». Вот вам моя заботливая и любящая матушка!
— Она ваша мать, Франсина, не забывайте этого.
— О, нет; я не забуду. Хорошо! Не стану оскорблять вашу чувствительность, вернемся к делу. Когда я начала новую жизнь, мисс Лед поставила одно условие. Моя горничная должна быть образцом скромности. Я должна непременно взять женщину пожилую, а то меня отправят обратно в Вест-Индию. Сколько времени миссис Элмазер жила у вашей тетки?
— Более двадцати пяти лет.
— Боже мой, целая жизнь! Почему же это удивительное существо живет не с вами? Вы отказали ей?
— Конечно, нет.
— Так зачем же она ушла?
— Я не знаю.
— Вы хотите сказать, что она оставила вас, не объяснив причины?
— Да, я именно это хочу сказать.
— Когда она ушла? Тотчас после смерти вашей тетушки?
— Это все равно, Франсина.
— Другими словами, вы не хотите сказать мне? Я сгораю от любопытства — а вы вот как выводите меня из себя!
Франсина села на диван возле Эмили и в порыве дружелюбия обняла хозяйку коттеджа за талию.
— Позовите сюда эту женщину, когда она придет за ответом. Кто-нибудь должен удовлетворить мое любопытство. Я хочу заставить миссис Элмазер объясниться.
— Не думаю, что вам это удастся, Франсина.
— Подождите — и увидите. Кстати, мое новое положение в школе позволяет мне принимать приглашения. Не можете ли вы познакомить меня с какими-нибудь приятными людьми?
— Я менее, чем кто-нибудь, могу быть полезна вам в этом отношении, — сухо ответила Эмили. — Кроме доброго доктора Олдея (она хотела было назвать Албана Морриса, но удержалась) и кроме Сесилии, я не знаю никого.
— Сесилия дура, — серьезно заметила Франсина, — но я думаю, что с нею стоит продолжать знакомство, ее отец — член парламента, и, кажется, я слышала, что у него есть прекрасное поместье. Видите, Эмили, я могу надеяться выйти замуж с моими деньгами, если только попаду в хорошее общество. Не думайте, что я завишу от отца; мое приданое обеспечено завещанием моего дяди. Сесилия может быть полезна мне. Почему бы мне не подружиться с нею и не познакомиться с ее отцом — осенью, когда дом полон гостей? Знаете вы, когда она вернется?
— Нет.
— Вы думаете написать ей?
— Разумеется!
— Передайте ей мой поклон и пожелание, чтобы она наслаждалась Швейцарией.
— Франсина, в вас положительно нет стыда! — воскликнула Эмили, вскочив с дивана. — Назвав мою дорогую подругу дурой, вы посылаете ей поклон, желая использовать ее для ваших эгоистических целей, и ожидаете, чтобы я помогла вам обманывать ее! Я этого не сделаю.
— Не выходите из себя. Мы все эгоистичны, дурочка. Единственная разница состоит в том, что некоторые из нас признаются в этом, а некоторые — нет. Я легко добьюсь благорасположения Сесилии, путь к этому лежит через ее рот. Вы упомянули о каком-то докторе Олдее. Дает он вечера? Бывают у него порядочные люди? Я опять слышу звонок. Пойдите посмотрите, кто это.
Эмили ждала, не обращая внимания на слова Франсины. Служанка доложила, что «эта женщина опять пришла узнать, будет ли ответ».
— Позовите ее сюда, — сказала Эмили.
Служанка ушла и опять вернулась.
— Она не желает беспокоить вас, мисс, она просит вас прислать ответ через меня.
Тогда Эмили сама подошла к двери и громко позвала:
— Войдите, миссис. Вы и так уже слишком долго находились в отсутствии. Пожалуйста, войдите.
Глава XXIXБони
Миссис Элмазер неохотно вошла в комнату.
Старая служанка похудела; платье висело на ее угловатом теле; большие лицевые кости высунулись больше прежнего. Она нерешительно взяла протянутую руку Эмили.
— Надеюсь, что вижу вас здоровой, мисс, — сказала она, и в голосе ее, и в обращении не оставалось и следа прежней твердости.
— Я боюсь, что вы были нездоровы, — ответила Эмили кротко.
— Меня изнуряет жизнь, которую я веду; мне нужны занятия и перемена.
Дав этот ответ, служанка увидела Франсину, рассматривавшую ее с нескрываемым любопытством.
— У вас гости, — сказала она Эмили, — мне лучше уйти и вернуться в другой раз.
Франсина остановила ее.
— Вы не должны уходить, я желаю говорить с вами.
— О чем, мисс?
Глаза обеих женщин встретились — одна, близившаяся к концу своей жизни, скрывала в себе натуру чувствительную, любящую и неподкупно правдивую; другая, молодая по летам, не имела добродетелей молодости, была жестка в обращении и жестка в сердце. В молчании стояли они лицом к лицу; чужие, сведенные силою обстоятельств.
Эмили представила миссис Элмазер Франсине.
— Может быть, вы хорошо сделаете, если послушаете, что скажет эта молодая девица, — заметила она.
Миссис Элмазер послушно слушала, по-видимому, нисколько не интересуясь тем, что посторонняя мисс желала ей сказать. Она не спускала глаз с карточки, на которой была написана ее просьба к Эмили. Франсина, пристально наблюдавшая за нею, поняла что происходит в ее душе. Может быть, недурно расположить к себе эту старуху маленьким вниманием? Обратившись к Эмили, Франсина указала на карточку.
— Вы еще не исполнили просьбы миссис Элмазер, — сказала она.
Эмили тотчас уверила миссис Элмазер, что просьба будет исполнена.
— Но благоразумно ли, — спросила она, — опять поступать на место в ваши годы?
— Я привыкла служить, мисс Эмили — это одна причина. А потом работа будет отвлекать меня от моих мыслей — причина другая. Если вы поможете найти мне место, вы сделаете мне большое одолжение.
— А если я посмею предложить вам жить со мной? — осмелилась спросить Эмили.
Миссис Элмазер опустила голову на грудь.
— Благодарю, мисс, но это невозможно.
— Почему же? — спросила Франсина.