— Спасибо, — а потом, не оглядываясь, пересекла коридор и скрылась за дверями отведенной для нее спальни. Сбрасывая на ходу вещи, прошла в большую ванную комнату. Щелкнула застежкой лифчика, сняв тот со вздохом наслаждения, захлопнула дверь и… вскрикнула, закрывая тяжелую грудь ладонями:
— Какого черта ты здесь забыл?!
— Прости… Тут осталось мое обезболивающее, — не отводя вмиг окрашенных похотью глаз, просипел Связерский, взмахнув у нее перед носом коробочкой с лекарством, — я думал, что успею его забрать, пока ты переоденешься.
— Забирай свои таблетки и выметайся!
Богдан качнул головой, хмыкнул безрадостно и неторопливо вышел из ванной через смежную дверь. Опустив отяжелевшие веки, Рита прислонилась к прохладной отделанной мрамором стене. Она еще даже не включала кран, но воздух стал слишком густым, будто горячая вода паровала здесь не одну минуту. Марго задыхалась. Мягкие розовые соски сжались и превратились в тугие горошины. Между ног выступила влага. Даже спустя столько лет её тело откликалось на Богдана, как по команде.
Проклятье!
Бежать! Бежать от него, куда глаза глядят!
Глава 10
Ночка выдалась по-настоящему дерьмовой. Богдан крутился с боку на бок в огромной пустой кровати, измотанный и злой. Злой — скорее на себя, чем на кого-то другого. Это он вел себя, как полнейший придурок. А главное, ничего не мог с этим поделать. Понимая, что конфликт с матерью собственного сына — это меньшее из того, что ему сейчас нужно, он, тем не менее, с завидным упорством портил все, что только можно было испортить.
Впервые за много лет в ушах раздался пьяный, переполненный злобой голос матери. Ругая сына, та обычно в выражениях не стеснялась, а потому Богдан с детства привык к оскорблениям по любому даже самому незначительному поводу. Правда, последние несколько лет он думал, что это дерьмо в прошлом. А тут, мать его… сюрприз-сюрприз! Он уже сам костерит себя голосом этой алкашки…
— Да чтоб его! — прорычал Связерский, отбрасывая влажные простыни. Сел на кровати, провел по лицу широкой ладонью, стирая выступившую испарину. Включенный на полную катушку кондиционер не спасал от охватившего тела жара. Член в трусах и не думал падать. Напряженный почти до боли.
Она была такая горячая — та, о ком ему и думать не стоило. В этом самом контексте — так точно. Пожалуй, это стоило выучить наизусть.
Не ссориться с Измайловой.
Не хотеть ее!
Может быть, он когда-нибудь и запомнит. А пока в голове на репите прокручивается ее невозможно чувственный танец… А потом — сцена из ванной. Такая невозможно красивая! Если бы она не была матерью его ребенка, он бы с нее не слезал. Но… Твою мать! О чем ты думаешь, Связерский?!
Богдан рывком встал с кровати и пошел в душ. Холодный душ. Ледяной… Но ничего не помогло. Даже когда он уснул — ему Рита снилась. Горячая, влажная, тугая. Он как подросток проснулся, тр*хая во сне одеяло. Он был жалок. По-настоящему жалок!
Когда Богдан, еще более злой, чем накануне, спустился вниз, все уже давным-давно проснулись и оккупировали кухню. Марк что-то переворачивал на сковородке, Рита сидела за ноутбуком. На ней были надеты короткие белый шорты и голубой воздушный топ с рукавами-фонариками, открывающий полоску кожи на животе с аккуратной лункой пупка. Она выглядела ужасно юной, и лишь только темные круги под глазами портили всю картину. Вот так! Не все ж ему одному бессонницей мучиться! — злорадствовал Богдан, подходя к кофеварке.
— Доброе утро.
— Доброе утро, пап.
— Что это ты жаришь? — повел носом мужчина.
— Бекон. И яичницу… Тебе шесть штук, правильно? — белозубо улыбнулся Марик, оглядываясь на отца через плечо.
Отчего-то эта невинная сцена будто бы узлом стянула его внутренности. Богдан с большим трудом проглотил образовавшийся в горле ком и, пряча за собственной сварливостью захватившие душу эмоции, проворчал:
— Я с вами скоро растолстею…
Рита, наконец, отвела взгляд от монитора и посмотрела на него. Богдан поднял руку, скользнул ладонью вверх по идеальным мышцам живота. В ответ на его движение, взгляд Марго затуманился, выбивая кислород из его легких. Он думал ее подразнить, но даже не представлял, как на него самого подействует ее отклик.
А между тем Рита свела брови и резко встала.
— Я нашла билеты на самолет. Мы вылетаем завтра в шесть утра.
— Как вылетаем? Куда? — Марик широко распахнул глаза и потрясенно уставился на мать.
— Домой. Отдохнули — пора и честь знать.
— Но ты же отпустила меня на целый месяц!
— Это было до того, как ты сломал руку, Марк. Пойми, я не могу оставить тебя больного. И остаться, чтобы за тобой было кому приглянуть, — взгляд Риты метнулся к Связерскому и снова вернулся к сыну, — тоже не могу.
— За мной приглядывает папа! К тому же я уже не ребенок и могу сам о себе позаботиться! — стоял на своем Марк.
— И я вижу, как это удается вам обоим! — взорвалась Рита, отбрасывая в сторону ручку.
Марк открыл рот, чтобы что-то сказать, да только лишь засопел сердито.
Богдан подошел к сыну, потеснил того и выключил плиту. Он не знал, как разрулить эту ситуацию. По большому счету у них с Марком оставалось еще почти две недели, но… и Рите он задолжал. Чем больше он свыкался с новой для него ролью отца, чем сильнее влюблялся (по-другому не скажешь) в собственного сына, тем больше понимал Риту и ее волнение о ребенке. Каким бы с виду взрослым тот не казался.
— Может, вы останетесь еще хоть на пару дней? — оглянулся Богдан.
— Мам, ну… пожалуйста! На пару дней!
— Я не могу! Ты ведь знаешь, сколько у меня работы.
— Знаю, — буркнул Марк, отворачиваясь, и на секунду Богдану показалось, что тот вот-вот заплачет. Во второй раз за это утро его сердце пропустило удар. И, кажется, Рита чувствовала примерно то же самое. Она закусила губу и в отчаянии зарылась рукой в волосы. Заколка не выдержала, её шикарные кудри рассыпались по округлым плечам. Рита с досадой поморщилась.
— Может быть, хотя бы пару дней? — не стал наглеть Связерский, понимая, что решительность Маргариты уже пошатнулась.
— Нет… Нет! Я не могу. Правда…
— Тогда до завтрашнего вечера? Я обещал Марку взять его на охоту за звездами. Этот перелом перекроил не только твои планы.
— Охоту за звездами? Это что… какой-то тур по виллам богатых и знаменитых?
— Нет… — криво улыбнувшись, отрицательно качнул головой Богдан. — Это ночная съемка звездного неба.
— Съемка?
— Да! Папа, знаешь, какие фотографии делает?! Мам, ну, пожалуйста! Пожалуйста-пожалуйста! Давай задержимся хотя бы немного?! — затараторил Марк, прыгая вокруг нее, как в детстве.
— Соглашайся, Рит. Мы выдвинемся прямо сегодня. Небо чистое — позволяет. Утром вернемся, отдохнешь, и каким-нибудь вечерним рейсом вернетесь домой.
В попытке выиграть немного времени, чтобы хорошенько все обдумать, Марго нервным жестом заправила за ухо прядь волос и спросила:
— И давно ты увлекся фотографией?
— Уже несколько лет как… — пожал широкими плечами Богдан.
Вообще-то об этом его хобби знало не так уж и много людей. Как-то не хотелось становиться объектом для бесчисленных шуток товарищей по команде. Тем ведь только дай повод поржать. Им было не понять, как можно променять ночку с какой-нибудь знойной красоткой на ночь в компании мерцающих звезд. Это хобби было слишком романтичным для такого мужика, как Связерский. Слишком девчачьим. Розово-сопливо-ванильным. В общем, он и Марику не сразу о нем рассказал. Просто однажды тот засел за его комп погонять в стрелялки и залип на фотографии заставки.
— Вау! Вот это небо! Офигеть… Я и не знал, что где-то можно увидеть столько звезд.
— А ты и не увидишь. Только на съемке, если правильно установить подсветку и купить самые крутые объективы.
— Правда? А ты откуда знаешь?
— Это моя фотография, — пожал плечами Богдан, вытягивая длинные ноги перед собой и открывая банку с шипучкой.
— Не шутишь? Обалдеть! А это ты где снимал? — палец сына ткнул в экран, а переполненные восхищеньем глаза поймали отцовский взгляд. На Богдана никто и никогда так не смотрел. С таким восхищением, щенячьей любовью и чистым незамутненным поиском выгод восторгом. Может быть, только Ритка… Когда-то давно, в прошлой жизни.
— В Юте. Неподалеку от Долины Троллей. Там охренительно красивые места.
— Вау… Это просто пушка!
— Если хочешь, я как-нибудь возьму тебя с собой, — пробормотал Богдан и залпом допил газировку. Сейчас ему бы не помешало что-то покрепче, но он дал себе слово не пить в присутствии сына. Да и вообще, с его генетикой не стоило налегать на алкоголь.
— В Америку?! Я даже не знаю… Точнее, не думаю, что мама меня отпустит, — плечи Марка поникли.
— Почему сразу в Америку? Звезды — они ведь везде. При желании и здесь можно найти пару стоящих мест.
— Правда?! А оборудование?
— Оно всегда со мной.
Марик вскочил, подпрыгнул едва ли не до потолка и завизжал, ну, совсем, как девчонка. Он потом несколько дней только об этом и болтал, и если бы не тот проклятый аттракцион — Богдан бы уже давным-давно сдался и повез сына к звездам.
— Ну, я не знаю… — сомневалась до последнего Рита. — А что, если билетов на вечерние рейсы не будет? Я уже несколько дней за ними охочусь.
— Оставь это мне. Мой агент — все равно, что волшебник. Он точно что-нибудь придумает.
— Соглашайся, мам! — ныл Марк.
Рита погладила сына по растрепанным, выгоревшим на солнце волосам, скосила взгляд на Связерского и, не сдержав чувств, фыркнула:
— Твой агент — не волшебник. Он известный кусок дерьма. Впрочем, мне с ним детей не крестить.
Совсем как тогда, в первый раз, Марк завизжал и запрыгал по полу так, что дом сотрясся. Но Богдан, кажется, этого даже и не заметил. Он сверлил прожигающим взглядом Риту, играя желваками на скулах.
— Если уж на то пошло, кусок дерьма — это я. Даг просто делал свою работу.
— С большим удовольствием делал.