Итак — три дня прошли. Не знаю, почему именно этот день Виктор выбрал для получения инструкций. Но теперь, когда двери распахнулись и вошла охрана, поняла.
Продукты, которых привезли так много заканчивались — готовила я каждый день. Теперь, когда мы с Дежневым стали ещё ближе, мне ещё сильнее хотелось его кормить. Боюсь, если бы я задержалась здесь на пару месяцев, Дежнев бы заметно округлился. Хотя вряд-ли, если учесть его страсть истяжать себя до полусмерти в спортивном зале.
И так, вошла охрана. Я уже вполне здесь освоилась, поэтому нажала комбинацию кнопок и на экране у двери показался холл внизу. Там выгружали пакеты и коробки. Продукты привезли? Я с любопытством смотрела, как проверили водителя и грузчика, прогнали через металлоискатель, потом ворошились в пакетах. Затем дали отмашку и все добро понесли наверх.
У меня ладони от волнения вспотели — я узнала того водителя. Посторонилась, отходя от дверей и пропуская вперёд вереницу мужчин.
— Хозяюшка, здравствуй, — улыбнулся мне водитель.
Иуда, хотелось сказать мне. Но я помнила, что у них мой брат и поэтому сказала лишь короткое здрасьте в ответ.
— Как настроение ваше?
— Хорошее, — отозвалась я.
— Не болтай, — легонько подтолкнул его в спину Архип. — А вы, Вера, шли бы пока к себе.
Я сделала ещё шаг назад, не решаясь уйти — вдруг пропущу что-то важное?
— Идите, идите, — почти с любовью сказал мужчина. — Продуктов мы вам много привезли. Один творог чего стоит, экоферма делала, это вам не колхоз.
Я развернулась и дала стрекача в комнату, подхватил Тотошку. Мужчины работали ещё минут десять, я напряжённо прислушивалась, боясь что нибудь пропустить. Но ничего не произошло. Двери закрылись и в квартире снова стало тихо. Мы с Тотошкой вышли и пошли на кухню. В этот раз часть продуктов мужчины разобрали сами — то, что портилось, убрали в холодильник, а остальное, что не знали куда деть, свалили кучей. Я не торопилась. Я знала, что камеры здесь везде, поэтому относительно неспеша расставила все покупки по полочкам. Но Тотошка чувствовал моё состояние и то и дело заглядывал мне в лицо, приподняв одно ухо и склонив голову набок.
— Всё хорошо, проницательный ты мой, — улыбнулась ему я. — Хочешь творога?
Тотошка тявкнул радостно, творог он любил и слово это понимал прекрасно. Я открыла холодильник. Пробежалась глазами по полкам. Продукты Дежневу привозили дорогие, и надо было поломать голову, я привыкла к стандартным и узнаваемым пачкам с яркими картинками из супермаркетов. Продукты для богачей упаковывались иначе. Нашла наконец творог. Он был в бумажной коробке.
Я стояла за открытой дверцей холодильника и надеялась, что камеры меня не видят. А вдруг внутри холодильника тоже камера есть? Повертела белую коробку в руках. Сковырнула этикетку. Ничего. Тогда стала открывать, вдруг послание прямо в твороге? Но нет, тонко сложенная бумажка была всунута прямо в место, где картон складывался. Я засунула бумажку в карман и закрыла холодильник.
— Р-р-р, — обиженно и сердито прорычал Тотошка.
— Черт, —спозватилась я, открыла холодильник снова и не жалеючи наложила в миску творога.
Пошла в туалет. Здесь есть камеры? Если есть, надеюсь Дежневу хватает совести не смотреть записи с них. При мысли о том, что возможно я какала на публике хотелось провалиться сквозь землю. Дрожащими руками развернула бумажку. Текст был коротким и написан мелким, аккуратным бисерным почерком.
"Сегодня же разосрись с Дежневым, скажи что устала от него и его амбалов, и езжай в деревню"
Вот теперь время растянулось, и все равно умудрилось закончиться слишком быстро. Я не смотря ни на что приготовила ужин, затем принялась ждать. Мне было так себя жалко, и бедного Дежнева тоже, что я не выдержала и позорно разревелась, а ведь я, без шуток, сильная и независимая женщина. Дверь открылась и я вздрогнула.
— Вера! — крикнул Дежнев из прихожей.
Я вышла навстречу и растерянно замерла. Он принёс цветы. Большой такой, красивый букет. А мне никогда не дарили цветов. Нет, был мальчик в детском доме, забавный ботаник, которого все обижали и которому я нравилась. Он мне охапками рвал сирень, мне было его жалко и цветы я брала. На восьмое марта нам тюльпаны в больнице дарили. Но это — другое.
Я даже не знала, как цветы называются. Они были нежного цвета, бледно-фиолетовые, лавандовые, розовые… я взяла букет и коснулась лепестков — словно щечка младенца. И я снова заревела. Потому что цветы были прекрасны, брутальный и суровый Дежнев неожиданно мил, а я — предательница.
— Что такое? — растерялся он. — Тебе не нравятся цветы?
— Нравятся, — всхлипнула я. — Как называются?
— Эустомы… Вера, в чем дело?
Эустомы, мысленно повторила я. Надо запомнить название, и запомнить, что я, пусть и недолго, но владела такой красотой. Я пошла на кухню. Конечно, мне сейчас придётся как-то ссориться и уезжать, но мысль, что прекрасные цветы излишне быстро увянут, расстраивала. Я знала, где стоят вазы, и одна из них была достаточно велика, чтобы вместить такое буйное великолепие. Набрала воду, поставила цветы. Снова шмыгнула носом.
— Вера, — повторил Дежнев. — Что случилось?
— Ничего! — С надрывом крикнула я. — Вообще ничего не случилось! Жизнь идёт мимо. Я ни одного дня не пропустила в университете, даже когда с ночных смен падала от усталости, а теперь я просто сижу и смотрю, как моя мечта стать врачом уплывает мимо! Я словно в тюрьме здесь!
— Вера, тебе опасно…
— Из-за тебя, — отчеканила я. — Это все из-за тебя. Ты сломал мне жизнь. Я не могу больше, а теперь ещё и чувствую себя…проституткой. Не нужно мне твоих подарков, шуб, ничего не нужно. Я ухожу, я не могу так больше.
Расплакалась ещё сильнее. Надела свою куртку. Пожалела, что выбросила кеды, пусть и дырявые, зато свои. Кликнула Тотошку и усадила его в переноску.
— Я дам тебе охрану, — сказал Дежнев.
— Мне ничего от тебя не нужно. Это ты во всем виноват. Открывай дверь.
Я стояла у дверей со своей собакой и отчаянно надеялась, что он остановит меня, просто не пустит. И знала, что он так не сделает, гордый слишком, упрашивать он не станет, и заставлять тоже.
Глава 34. Вера
Из квартиры меня вывел охранник. Знакомым уже путем вышли на парковку. Словно из ниоткуда появился водитель, его я тоже уже знала. Торопливо одергивая на ходу одежду, он подошёл к одному из автомобилей и учтиво распахнул дверь. Но я упрямо помотала головой.
— Я пешком пойду. Сама. Ногами.
Охранник и водитель переглянулись, явно не зная, что делать.
— Мы не имеем права вас выпустить.
— Значит тут буду сидеть, — пожала плечами я.
Парковка была изолированной от остального паркинга. Здесь стояло три машина, один огромный внедорожник, машина поспортивнее и модель определённая мной как классика. Всё чёрное, благородное и красивое. Парковка не предполагала никаких излишеств, серый бетон, ворота, вход в холл с лифтом, ещё одна дверь в комнату охраны, глазки камер по периметру. Я огляделась, немного подумав села на выступающий бетонный бордюр вдоль стен. Я видела, что охранник хочет вспылить и наверняка бы вспылил, если бы имел дело со своей женщиной. Но я была женщиной человека, который платит ему деньги. Он ушёл в холл звонить.
Говорили минуты две. Потом вышел и кивнул. Меня выпустили на общую парковку. Длинный бетонный коридор, немножко темно, сыростью пахнет и холодно. А ещё — страшно. Тотошке тоже, он заскулил в сумке.
У выезда из парковки тоже охранник, но общедомовой. На меня посмотрел удивлённо, видимо не ожидал в этом жилище богачей увидеть кого-то пешком, да ещё и в старой куртке. И вслед мне долго подозрительно смотрел, а вдруг что сперла.
Я не плакала больше. Вышла из квартиры Дежнева и словно собралась с силами. Стряхнула с себя смешливость и дурашливость, которым в этом опасном мире места не было. Меня не защищали больше бетонные стены и куча охраны, на город опускалась темнота и где-то в ней определено был Виктор. Надеюсь, далеко. Надеюсь, темнота не смотрит на меня его глазами.
Телефоном я, пока была у Дежнева, вообще не пользовалась — охрана не велела, их наличие телефона у меня почему-то пугало. Теперь из рюкзака достала, посмотрела который час и больше ничего не успела — батарея разрядилась в ноль. Теперь даже такси не вызвать, а Виктор велел быть в деревне уже сегодня.
Насколько я помнила за те недели, что провела в деревне, последняя маршрутка в ту сторону уходила в девять вечера. Значит у меня час, а добираться до нужной остановки почти час. Досадно, но автобусы до нищенских деревень не ездили через эти элитные районы небожителей. Я откинула мысли в сторону и побежала до ближайшей остановки. Повезло и автобус подошёл сразу. Затем — пересадка и ещё пятнадцать минут ехать. На нужной остановке была в неопределенное время, спросить не у кого. Дождик моросит, холодно, темно, и непонятно, опоздала ли я на автобус или ещё ждать надо.
— Такая вот нищая жизнь, — сказала я Тотошке. — Привыкать нужно обратно.
Он тихонько заворчал из переноски. Дождь разошёлся в новую силу. Из-за поворота показался автобус, я выбежала из под козырька, чтобы разглядеть его номер, и бешено замахала руками, поняв что это мой. Водитель с минуту думал, брать меня на последний борт или нет, и отъехал от остановки метров на тридцать, которые я бежала под дождём, тряся загипсованным Тотошкой в сумке и раз наступив ногой в холодную лужу.
В автобусе людно, он последний, люди возвращаются с работы. Я нашла себе местечко, поставила переноску на колени и попыталась задремать, но упрямо не выходило. Можно было пореветь, благо все способствовало, но тоже не получалось. Я сидела с краю, места у окон были заняты и отчаянно боялась проехать свою остановку. К счастью там же выходил какой-то мужчина и он у