Неправильная концовка правильного фильма. Полный крах.
«Она – миссия» – твердила одна его часть. Нужно просто выспаться, посмотреть на всё трезвым взглядом, убрать лишние эмоции. И произойдет переоценка, переосмысление. День-два-три, неделя, и всё высветится под другим углом.
Вот только там, где она сидела на стуле связанная, остались его собственные чувства. Он совершил ошибку, когда вовлёкся сам, когда привязал к себе эмоционально «объект» – стареет? Уже не подходит для подобной работы? Или неожиданно вмешалась в ход событий судьба?
Кап-кап-кап – неровная дробь пасмурной погоды. Здесь не ясно, как тянутся минуты, часы…
До боли в сжатых кулаках хотелось назад. Прямо сейчас.
Провернуть бы средний ободок, услышать в той квартире, где он провёл последние дни, крик – уходи, убирайся!
Смотать бы её своими объятиями, обездвижить. Дать проораться, проистерить, перетерпеть, если нужно, взрыв вселенского масштаба, дать понять, что он не ушёл, он «здесь».
Но продолжал сидеть, слушать дождь, не знал, как правильно, что предпринять.
Если бы определился, уже бы начал действовать, но ступень, куда он пытался поставить ногу – ступень с названием «я знаю точно, чего хочу», – еще не сформировалась под ступнёй, она мерцала. Иногда появлялась, иногда исчезала, и Эйдан плыл между двумя мирами, распыленный и потерянный.
Знал одно – он не уйдёт пока из «кармана», он не отдаст Дрейку кольцо.
Впервые за долгие годы ощущал себя не мужиком, но растерянным пацаном, собственноручно лишившим себя и воздуха, и тепла.
Глава 17
(Akulina – Hurts)
Хелена
Никогда еще в её доме так долго и много, как за последние три дня, не работал телевизор – он не выключался ночами. На голубом экране шли дебаты, трансляции переговоров. Новости пестрили важными событиями начала сдвига стран к перемирию; журналисты выглядели важными, как павлины, сообщая о вступлении мира в новую эру.
– Кажется, всё будет замечательно…
– … к этому есть все предпосылки…
– Не верится, что мы вновь увидим границы открытыми…
– …эпоха возрождения!
На площадях впервые проходили открытые демонстрации «против» и «в поддержку»; спорили за трибунами с микрофонами, выплёвывая друг в друга мнения и слюну, лидеры оппозиционных лагерей. Где-то продолжали мстить за несостоявшуюся войну вандалы, то тут, то там гремели взрывы.
А в Хелене будто выключили свет.
Она не пила, нет, хотя сначала боялась, что не будет просыхать. К бутылке не тянуло совершенно, ни к чему больше не тянуло. Трое суток тотальной внутренней пустоты; цвета были вокруг, но не внутри неё, запахи тоже погасли. Она не знала раньше, что, оказывается, можно существовать в чём-то, и быть отдельно от всего.
Не имело смысла приближаться к компьютеру, сообщения больше не поступали. И она проходила по кругу три стадии снова, снова и снова. То просто ничего не чувствовала, то вспоминала Эйдана, натыкалась случайно на его вещи, впадала в злую агрессию, желала расколотить всё, что видела вокруг себя, желала разбить что-нибудь о его голову, выдернуть все волосы, придушить. А после слёзы – до умопомрачения, до истеричного внутреннего крика. И опять пустота.
Она почти привыкла, что её накрывает, как человека, который пытается слезть с наркотиков – тут, наверное, справится только время. Тупила в телевизор, силилась не думать, в самый неожиданный момент начинала рыдать – на диване, у плиты, в коридоре, глядя на подставку.
Вновь теряла силы, интерес к жизни, спала. Просыпалась, начинала размышлять о том, из какого мира Аш Три явился. Где этот мир? Нет, ей туда не нужно, ей вообще больше ничего не нужно, просто любопытство – вещь, которую иногда не уймёшь.
Она варила себе еду и почти не прикасалась к ней, не ощущала вкуса.
Ощущала другое, словно побывала в пожаре, вся обгорела, вся стала болезненно чувствительной, кровавой. Сплошной раной. Передвигалась болезненно, выглядела тоже, существовала на последнем издыхании.
Да, пройдет время, и её раны затянутся коркой, плотным панцирем во множество слоёв. Из доверчивой девчонки она станет сухой и злой стервой, потому что выберет таковой быть. Чтобы внутрь уже точно никто. Её будут спрашивать – что случилось с тобой в прошлом? Но воспоминания она засунет в задницу, появится еще один бункер, куда она зальет доступ цементом.
Нужно время. Много времени.
А пока она ещё обожжённая и живая, льёт горячие очень обидные слёзы, иногда ждёт, что он войдёт. Позволяет себе думать о той ночи, о поездках с ним, о прыжке, об улыбках, их диалогах. Всё отомрёт со временем, придётся затопить квартиру в слезах, но всё отомрёт.
Как раз во время вечернего выпуска новостей неожиданно написал Микаэль.
«Ты как? Отошла?»
«Отошла от чего?» – напечатала Хелена тупо.
Господи, кто этот человек и что она раньше находила в коммуникации с ним?
«От истерик»
«Каких истерик?» – этого мудака хотелось послать уже сейчас, без дополнительных прояснений и выяснений.
«Ну ты же снесла чат в двустороннем порядке… Бесилась?»
Она… что?
Она не сносила чат.
И вдруг стало смешно до истерики – Хелена давно не смеялась, отвыкли даже лицевые мышцы. Это Эйдан, это он удалил чат! Конечно… Просто выкинул Микаэля, как щенка, чтобы тот не возился под ногами, не мешал ходить.
«Идиот ты» – напечатала она с лёгким сердцем. А после снесла чат в двустороннем порядке ещё раз, занесла контакт в «игнорируемые». Через секунду улыбка погасла, сменилась гримасой, после накрыл плач. Сколько еще чёртовых слез она выльет?
Он не вернётся.
Никогда.
Ей надо принять этот факт?
Она не хочет его возвращения, ничего не хочет, совсем-совсем. Ей бы пережить этот период как-нибудь за закрытыми дверями, ей бы хотя бы поверить в то, что луч солнца однажды пробьётся сквозь тучи…
Он был живым.
Он был настоящим, а она, узнав об этом, перестала ей быть.
Ей до сих пор хотелось завернуться в его руки и вырвать их же. Как озлобленному щенку кусаться-кусаться, пока чужие ладони не покроются красной плёнкой…
Она раньше думала, что знала об одиночестве всё? Она не знала ничего. И всё чаще приходила мысль хоть куда-нибудь принести матери венок, посидеть у оградки.
А дальше накрывал от беспомощности очередной приступ злости. Снова и снова – он, апатия, водопад по щекам.
Сколько. Это. Ещё. Будет. Длиться?
Её убили наповал без выстрелов. Если она выживет, если заживёт, навсегда станет кем-то другим.
Нордейл.
(MONA – Воин и Дракон)
Ллен.
Он бы дал себе время посидеть в «кармане», подумать, проанализировать собственные чувства, но этого времени не дал Дрейк. После официального отчета, который нужно было-таки сдать, Ллена сразу отправили «наружу», в реальный мир. Задание – одно, другое, третье…
Начальник будто специально грузил солдата, не давал тому времени на размышления.
Но хотя бы кольцо не отобрал, вообще о нём не упомянул.
И Эйдан касался его постоянно, как некую драгоценность, как магнит. Как символ собственной боли.
Он почти без перерыва был в пути, кого-то преследовал, находил, доставлял в штаб. Составлял с коллегами стратегические планы, участвовал в обсуждениях, выдвигал идеи. Был в этом самом реальном мире и будто не был в нём.
Он был внутри, в собственном тёмном океане, на волнах которого силился удержать бригантину. Направить её по нужному курсу – какому именно, сам не знал, – стирал руки о канаты, поднимал и опускал паруса, лишь бы взять верное направление, справиться.
Но с чем он пытался справиться, с собой?
Отдыхал редко.
Накануне вообще поймал себя на мысли о том, что смотрит на уютный загородный домик, выставленный на продажу, размышляет – понравится он Хелене или нет? Можно завести собаку, ходить на прогулку в лес, куда уводит дорожка. Места спокойные, живописные, ей бы как раз мирный уголок пространства, где не гремят взрывы…
Перманентно душила тревога.
Шел ли он по улице, возвращался ли домой, заламывал ли кому-то руки за спину, впихивал ли в себя очередную порцию еды, он маялся от отсутствия новостей. Не мог получить ни весточки с Каазу, не переместившись туда.
А, если начались восстания, мятежи? Любой мир устанавливается не сразу, поначалу идут дрязги, круги по воде, волны неудовольствия. Ведь мир важен и нужен не всем, многие отрасли делают деньги на войне, а не на безмятежности. Так было во всем времена.
Что, если что-то случилось?
А он не рядом.
Как она, что с ней? Часто ли плачет? Пытается справиться, казаться сильной? Какими мыслями склеивает внутренние руины?
Выходит ли?
Он раздвоился в своём существовании. Вернулся с Кааазу и не вернулся оттуда.
Этим вечером они пили в баре – он и Кайд. Очередное успешно завершенное дело. Почти. Через пару часов он должен доехать до окраины города, установить на сервер одного из предприятий специальный чип. Зачем, для чего? Он не спрашивал. Миссия – любая миссия – она для того, чтобы не задавать лишних вопросов.
Стопка бренди, еще одна. Музыка, сигаретный дым, короткие юбки дам, длинные ноги на каблуках.
Ему было тошно. Алкоголь из себя он выведет в любую минуту; в сторону девчонок глаза не смотрели.
Чаще они смотрели на кольцо на пальце Кайда – Дварт говорил о работе. Упоминал детали, анализировал события, выдавал расслабленные шуточные комментарии. Он вообще был расслабленным с тех пор, как в его жизни появилась Эра, стал цельным. А ведь до этого собирался проходить мощную трансформацию, призванную превратить его в существо почти мифическое, несмотря на физическую оболочку.
Всё поменялось внутри друга, когда воцарилась в сердце любовь. Стало куда возвращаться, исчез смысл в эфемерных достижениях.
Счастливчик.
Оказывается, наличие второй половины даёт так много, и в первую очередь тебе самому. А Ллен рассёк себя напополам и более не мог собраться.