– И… всё?
– Насколько я вижу, да.
– Но темно…
– Я вижу не так. Я могу сканировать внутренние системы – критичных ранений нет.
– Ты уверен?
Другой бы начал раздражаться, но Эйдан ответил спокойно.
– Уверен.
У Хелены дрожали руки.
– Она не…
– Она не умрёт.
Дальше ступени крыльца, ярко освещённый холл. Сильная мужская фигура, несущая на руках девушку в джинсах.
Она жива. Часть сердца Хелены тоже.
Ей помогут, её залатают, спасут. Свет вестибюля резал глаза. Сразу же засуетились врачи; помогли переложить Тори на каталку, осмотр начали незамедлительно, на ходу.
Хелена помнила, как закрылись двойные белые двери – подруга, лишённая сознания и находящаяся в окружении докторов, скрылась в проеме коридора.
Администраторша отвечала сухо, терла глаза за стеклами очков, устала от дежурства.
– Имя, фамилия, возраст?
Хелена диктовала данные. Нет, причину ранения она не знает, что случилось, тоже…
– Хорошо. Пациентов сейчас немного, мы всех их помещаем на подземный этаж, он защищён на случай воздушных атак. Находиться здесь не советую, ждать тоже.
«Уходите».
Уходите…
Куда?
Ей было страшно.
Потому что наступило время титров.
Ллен
Ей было сложно держаться, он видел. Есть такие люди, собирающие силы для финального рывка в кулак, стоящие до последнего, когда нужно.
Этот запас у Хелены был на исходе. Тревожный, напуганный взгляд постоянно в сторону, мимо него. На Ллена она не смотрела, не могла.
– Пойдём?
Он хотел взять её за руку, но пока не решился.
– Я… нет. – Она намеренно старалась его не замечать, желала остаться там, где яркий свет ламп продолжает отсекать её от реальности, от бездны рухнувших надежд. – Спасибо, что… помог. Иди. Я останусь тут.
Она бы развернулась, зашагала к неудобным, выкрашенным белой краской, железным креслам, она сидела бы в них сутками.
– Здесь нельзя оставаться.
«Мне всё равно».
– Хелена… – Её зрачки расширились, но посмотреть в лицо Эйдану, она так и не посмотрела. – Как ты думаешь, почему я вернулся?
Небрежное подергивание плеч – мол, мне не важно. Маска, конечно.
Вслух прозвучало то же самое.
– Не важно.
– Важно.
– Нет.
– Важно.
И она впервые перевела на него полный боли взгляд. Мол, хочешь окончательно добить? Что ж, бей.
(Gabriel Saban, Anne-Sophie Versnaeyen – The Power Of Mind)
Их разговор продолжился уже в машине.
– Да, всё начиналась просто, как миссия. Мне показали твое фото – фото незнакомой женщины из другого мира. Сообщили, что ты шифруешь сообщения, что ты – ключевое звено в важной системе. И пробраться к тебе просто так нельзя…
Она сидела на пассажирском сиденье, глядя перед собой. Руки сцеплены, сжаты, внутри болезненный комок. Хелена ждала плохих слов, не плохих «очевидных», мол, «ты так себе человек», но завуалированных, говорящих о скором расставании. Об очередном тёмном для неё периоде. Такие слова напоминают камни под водой – коснешься, прохладные, безопасные. Но беда для днища корабля, который на них напорется.
– И нет, я не собирался… – ему нужно было это произнести – да, сейчас, – начинать испытывать к тебе что-либо.
Ей нужно услышать последовательную правду, даже, если поначалу она не очень приятная. Эйдан внимательно следил за небом, но истребители к этому моменту исчезли. Сирена отсюда не слышалась; может, просто отсутствовали динамики.
– Да, сообщили мне, ты пойдешь покупать робота. Мне следует им претвориться. И нет, эта задача не была простой – стоять у стены, не иметь возможности нормально поесть, сходить в туалет. Я хватал куски, когда готовил для тебя, пил, когда ты не видела…
«Мочился…» – впрочем, не важно.
Она и так знала, как всё примерно происходило.
– Я просто жил с тобой в одном пространстве, ждал поступления нужных писем. Наблюдал твои перепады настроения, за тем, как ты занималась обыденными делами. Сам того не желая, я погружался в твой быт, в атмосферу тебя и твоего дома. Поначалу, признаюсь, видел в тебе лишь нестабильную личность, но после стал ощущать твои проблемы, глубинные камни – причины твоего поведения.
Хелена сжималась всё сильнее – ей не хотелось слушать анализ. Ни передним, ни задним числом от человека, который её предал, использовал.
Ему же следовало продолжать. Такой шанс, как сейчас, шанс на разговор, выпадал редко.
– Чуть позже, заглядывая глубже – сложно не заглядывать, когда живешь с кем-то, – я начал лучше тебя понимать. Замечать, что среди волн и пучины ты пытаешься остаться сильной, не потонуть. Да, тебя качало, но ты старалась. Верила в хорошее, ценное, светлое, проявляла качества, которые мне нравились. И, вроде бы, не важно… Но я начал к тебе привыкать.
Да, она помнила эти моменты, когда постепенно стал налаживаться контакт, возникло подобие теплоты. Удивлялась «пониманию» со стороны робота.
Он знал, ей хотелось сказать – «ты играл со мной, как с куклой». Но он никогда не играл.
Хелена молчала, и молчать она, по-видимому, решила до самого конца. Что бы ни случилось. Потому что, если скажет хоть слово, то начнёт орать, начнёт плакать, сорвётся… Ллену следовало торопиться, переходить к главному.
– Постепенно я начал видеть в тебе тебя – Хелену. Цельную личность. Глубокую. Не знаю, я не понял, как это случилось, сам не смогу себе ответить. Начал замечать, что мне приятно на тебя смотреть, интересно слушать, наши поля вдруг сошлись в странном комфорте – настоящие поля. Мужчины и женщины. После добавились разговоры на кухне, твои улыбки, шутки… Твоя смелость в том прыжке, твоя непреклонность отстаивать перед ущербными людьми свои границы. Ты выбирала эту жизнь на моих глазах, выбирала себя. И я видел храбрость.
Теперь ей хотелось плакать.
Нет ничего больнее, когда тебя хвалит тот, кто собирается уйти.
Но он не собирался.
– Для меня было необычным то, как хорошо нам постепенно стало вдвоём. Поверь, я изучал это в себе тоже, даже пытался какое-то время отторгать, не принимать. В «задания» не влюбляются, это против правил…
Его соседка перестала дышать, ей показалось, что она ослышалась.
– Я знаю, что обидел и использовал тебя, мне было жаль. Но гораздо больнее мне стало, когда я вернулся домой, когда Каазу остался за спиной. Вместе с тобой. Что-то слишком ценное осталось позади, когда я переступил эту границу.
Хелена превратилась в уши. И распахнутые глаза.
– Возможно, плохо, что мы встретились именно так, но так уж мы встретились. Случайно, почти без шансов пересечься в разным мирах. Я… уложил тебя в постель, настоял на близости и тем самым лишил того, что ты всегда так мечтала иметь – медленное, постепенное сближение с кем-то. Я виноват.
Он ощущал её, как продолжение себя, и теперь Хелена вновь стояла на краю пропасти, в глаза вернулся ужас. Потому что сейчас Эйдан, вероятно, скажет – «прости, я не тот мудак, который тебе нужен, но кто-то другой обязательно сделает всё правильно, будет сближаться медленно. А мне уже ничего не исправить…»
Только не это.
– Чтобы вернуть тебе то, что задолжал, – произнес он вместо ожидаемых ею слов, – я хочу предложить начать всё заново. Насколько это возможно. Сегодня, убедившись в твоей безопасности, я уйду. Вернусь через трое суток. И позову тебя на свидание…
Она впервые повернула голову, взглянула на него прямо.
«Почему трое суток?» – прочитал он немой вопрос. Ответил вслух:
– За семьдесят два часа ты переживёшь весь спектр эмоций от очень негативных до позитивных. И тогда решишь, что тебе важнее выбрать – собственную раненую гордость или же шанс на счастье. И, если ты выберешь последнее… – Он улыбнулся тепло. – Подумай о том, куда бы ты хотела пойти.
Ллен не стал говорить, что собирается быть настойчивым, очень настойчивым. Он использует разные подходы и методы, чтобы вернуть доверие той, которая стала важна.
– Ты уйдешь… – послышался шёпот. – К себе?
– Да.
«И, возможно, не вернёшься» – что ж, ей придется допустить и этот вариант, и контрастные мысли так же помогут определиться с окончательным решением.
Только он вернётся. Столько раз, сколько будет нужно, чтобы она сказала свое «да».
Хелена
Какой странный день, какой странный вечер и конец фильма, который еще не конец. Среди неважных слов ей слышалось главное – она нравилась, она была нужна. Не важно, что она показалась психически нестабильной личностью, на неё «залипли». И это сквозь летящую бурю камней рождало надежду.
Но сейчас он уйдёт на трое суток, может, насовсем – ей было страшно.
– Где твой этот мир? Как ты туда попадаешь?
Наверное, но навесит ей на уши сейчас кучу лапши – сложной, непонятной, со множеством терминов. Но водитель посмотрел просто, спросил коротко.
– Хочешь его увидеть?
– Да.
– Сейчас?
– Да. – Полный сюр, но ей хотелось побыть с ним, пока это возможно. Да, всё еще больно, неприятно и обидно, но они, оказывается, слиплись друг с другом, слиплись с обеих сторон. – Это… не больно? Перемещения?
– Нет.
Ей протянули ладонь.
– Коснись меня.
Она положила свою холодную руку на тёплую мужскую.
Было не больно.
Совсем.
Как будто ты моргнул, и сменился пейзаж. Никаких ощущений, только воздух стал пахнуть иначе. Был салон машины, а стала сырая улица – широкий проспект. Висящие над головой серые тучи; влага на лице. Спешили по своим делам люди, никто не смотрел на «вновь прибывших», как будто те стояли на тротуаре всегда.
Хелене казалось, она спит.
Так бывает только во сне, когда мгновенно меняется локация. И сразу неясно, не верится, что предыдущий сон был реальным – реален всегда только текущий.
– Именно таким образом я спас нас тогда – переместил…
Она почти не слушала слова «Аш Три», рассматривала незнакомый абрис домов.
– Это не настоящий мир, это часть «закольцованного – карман». Здесь не идёт время, но всё в точности повторяет Нордейл. Погода в нём, однако, лучше, моросит не всегда.