Тори даже выдохнуть не смела, чтобы не перебить.
Только раз ошеломленно шепнула:
– Человек! Он был… человеком! Хоспаде, мы дурочки…
Мда, что тут добавишь.
Дальше был рассказ о прыжке в пропасть, чуть позже о пущенной в их машину ракете с вражеского блок поста…
– Вот вы вообще не скучали там!
– Точно…
Довершили всё детали о случившемся сексе, после о раскрытой правде, расставании.
– Офигеть! – Подруга сегодня офигевала ежесекундно и прекращать не собиралась. Только какое-то время сидела, качала повязанной головой, жевала губы. – Слушай, как же тебе дерьмово было, когда он ушел… Он же предал!
– Дерьмово было. Это правда.
И то состояние словами было не описать, его невозможно было ни транслировать, ни рассказать.
– Я бы о башку ему все тарелки разбила, – Тори теперь переживала отголоски того, что выпало на долю Хелены, – я бы морду за такое расцарапала…
Может быть, так было бы правильно.
– Но он просто ушёл. Куда-то.
– В другой мир? В какой?
– Я не знаю, я не уверена.
– В будущее?
– Вроде бы нет. Куда-то в параллельный.
– В голове не укладывается. Сказки какие-то. Знаешь, если бы я такую историю услышала от кого-то еще, то не поверила. Но ты – логик. И никогда не врёшь.
Хелена и сама до сих пор старалась не думать в ту сторону – что за мир? Где это?
– Солдат из другого мира… Зачем он приходил?
– Чтобы помочь восстановить здесь мир, вроде бы.
– Он восстановил. Получается, помог. Может быть.
– Тебе помог точно.
Это было главным на сегодняшний день.
– Ты же говоришь, он исчез. Как и когда он вернулся?
– Вчера, когда взвыли сирены. Когда я получила твоё сообщение и стояла на полу, рыдая, потому что не знала, что делать. Эйдан просто возник из ниоткуда в моей комнате. Посмотрел на моё лицо и спросил, что случилось…
– Да он герой! Главное, пришёл вовремя…
Да уж.
– И что дальше?
– А дальше то, что я рассказала. Он вырубил таксиста и узнал твои координаты в мобильной компании. Дальше мы приехали в этот пресловутый особняк, он вошёл туда один. Я думала, кончусь от страха сидеть в машине. А после вынес тебя на руках.
– Думала, я мертвая?
– Очень этого боялась. – До сих пор от этих мыслей тряслись ладони.
– А я, прикинь, получила по голове – этот урод меня догнал. Может, убил бы, но твой «робот», который не робот, успел вовремя.
– Я слышала выстрелы. Не удивлюсь, если этот мудила-экстремист мёртв или калека…
Хелене вспомнился парень на рынке со сломанной рукой – вот что Аш Три умел наверняка, так это ставить придурков на место. Без единого содрогания лицевой мышцы.
– Знаешь, это вторая лучшая новость за сегодня.
Тори еще несколько минут утрамбовывала услышанное в голове, тасовала это, раскладывала по полочкам, анализировала. После спросила:
– Он придёт через три дня на свидание?
– Наверное. Может быть. Я не знаю…
– Такой точно придёт. – И просветлела лицом максимально. – Ты знаешь, это лучшая романтическая история, которую я слышала в жизни!
– Да брось ты…
Может, ещё и не «любви». Кто знает, что в будущем?
– Точно тебе говорю. Она собрала бы все награды, опубликуй ты её где-нибудь.
– Не буду публиковать.
– Не важно! Это ведь шик… Первый класс! Купить мужика-шпиона, прикинувшегося роботом, потом влюбиться в него, переспать. Выяснить, что он солдат из другого мира, который в свою очередь влюбился в «объект». Полный романтик!
Они снова смеялись. Виктория восторженно, Хелена с розовыми щеками. Правда, накатывало смущение – ничего еще не ясно, не решено, ещё трое суток впереди.
– Я завидую тебе… – Кудрявые пряди Тори забавно торчали из-под бинтов. – Вот честно.
– Еще пока нечему…
– Да есть чему!
– Ты сама как? – Хелена только теперь поняла, что с момента прихода не спросила об этом. – Голова не болит?
– Да терпимо. Сказали, легкое сотрясение. Но в глазах не мутится, не тошнит, только виски ныли. Мне дали таблетку.
Хотелось бы быть здесь подольше, даже остаться на ночь. Болтать обо всём и ни о чем при включенном ночнике, но вошла медсестра, сообщила, что пациентке показано отдыхать.
Совсем не хотелось уходить. Вообще.
Но пришлось подняться, вздохнуть.
– Я приеду завтра.
– Ага. Я буду ждать. Может, если всё в порядке, завтра-послезавтра уже выпишут.
– Было бы классно.
Замечательно было её обнимать – живую Тори, пахнущую лекарствами, хлопком больничного халата, дешёвым мылом, которым она с утра умывала лицо.
– Люблю тебя. Очень.
– Знаю. И я тебя… Он тебя заберёт скоро с собой?
– Не знаю. Ничего не знаю.
– Пусть отпускает со мной увидеться.
– Он ещё даже не пришел.
– Придёт. И ты будешь счастливая.
Хелене почему-то хотелось плакать.
– Давай, завтра жду, – шепнули ей на ухо.
И проводила нетерпеливым взглядом строгая медсестра.
(Estl, Foe – Partir un jour)
Она скучала по нему, по Эйдану.
Виктория задала провокационный вопрос – «Ты так и не спросила, как его зовут?»
Хелена отрицательно покачала головой – почему-то не спросила. Еще будет шанс, она узнает…
Несла прочь от госпиталя бронированная машина. Не верилось, что вскоре траки могут кануть в прошлое и на их место придут красивые лакированные седаны без обвеса. Не будет защитной сетки между водителем и пассажиром, не будет бряцать тяжелая обшивка. Стекла станут тоньше и прозрачнее, вернут былой привлекательный облик здания без вандальских писаний краской. Вновь откроются магазины, светлые кафе, можно будет гулять по улицам. Не сразу, но всё-таки… Неужели город оживёт заново, вздохнет свободно, станет для жителей ласково-безопасным?
Дома делать нечего, но она приберётся, не будет сидеть сложа руки. Выкинет хлам, который давно хотела, переберёт шкафы. Быть может, в эту квартиру – робкая мысль и несмелая, – на какое-то время захочет чуть позже переехать Эйдан. Или она куда-нибудь, и знакомые комнаты будут пустовать.
Грядут перемены.
Еще пока непонятные и не определенные, но уже ощутимые.
Ей бы сейчас просто его рядом, его колено, обтянутое джинсами. Вспомнилось, что они так и не забрали из пункта доставки его запасную одежду.
Ей бы его плечо, чтобы прислониться к нему щекой, его теплую ладонь. И это вечно накрывающее рядом с ним ощущение «Я здесь, всё хорошо» – он умел его излучать, с самого начала умел.
Романтическая история, сложная, запутанная – Тори была права.
Ещё бы эта история закончилась хорошо.
Главное, не тереть украдкой слёзы, главное, держаться на этой полоске света, ведущей в мягкое, ласковое и безмятежное будущее.
С ним вместе.
Ллен
(Dark Life Note – Eunoia)
Раньше он никогда не ждал, когда же «пройдет» время, предпочитал жить его, понимал ценность, минут, дней, но тут плыл, как пушинка сквозь пространство. Не вовлекался в разговоры, даже, если вёл их. Не вникал в чужие проблемы, не погружался в стороннее – наблюдал за стрелками часов так пристально, словно, отвлекись он, и они застынут…
Кое-как дождался наступления третьих суток, с самого утра достал из шкафа лучшую белую рубашку, тщательно отгладил, повесил её на плечики, оставил на видном месте. Так же с брюками.
Окинул критическим взглядом вычищенную убранную квартиру, понял, что не может сидеть без дела, искусственно создал себе расписание, чтобы не наблюдать секунды в виде резинового жгута. Отвести палас в химчистку, забрать его, пополнить холодильник, заглянуть на стрижку.
Дотерпел, дожил, дотянул до шести вечера, после этого поехал в лучший в городе магазин цветов.
То, что нужно, увидел сразу – отдельную закрытую витрину, за которой сияли необычные розы. С лепестками красно-розовыми, но перламутровыми, сияющими серебром и золотом.
– Очень необычный генный тип, – пояснила немолодая женщина, – стоят очень долго, не вянут. Дороговизна, конечно, за то, что испускают свечение, как створки морских раковин с Сейлуа.
Эйдан не стал смотреть на цену, бросил: «Забираю».
Хелена
(KASIMOFF – Insatiable)
Она обещала себе, что не будет готовить, но всё равно стояла у плиты несколько часов. Сварганила и основное блюдо, и закуски, нарезала сыр, мясо, украсила зеленью. Ругалась на себя, убеждала, что, если гость не появится, решит, что создавала красоту для себя. Что не расстроится, если придётся есть одной.
Но знала, что расстроится.
Обещала себе не наряжаться, но в итоге сменила одежду уже трижды. Забраковала слишком обтягивающее платье, в котором провела минут тридцать, сняла пояс, бусы, выбрала блузку, джинсы. Разозлилась.
Переоделась в домашнее.
Пусть видит, что не ждала, что вообще независима от чужих «появлений» и «отсутствий».
В итоге с рыком стянула растянутую майку и шорты, вновь облачилась в платье.
Вынесла еду на стол, который расставила по центру рабочей комнаты.
Ладно, пусть она дура… Пусть позволит себе побыть дурой – нежной, открытой, доверчивой, ожидающей. Что поделать, если она такая и есть?
Упрекнуть себя за следующий час-два успеет еще раз пятьсот.
В очередной раз расчесала волосы, встала у окна – закат. Плохо, когда не знаешь, придет или нет, плохо, когда не знаешь точное время визита.
Господи, не дай ей томиться в неведении слишком долго. Не дай этому вечеру завершиться разочарованными слезами – их было так много. Досады, печали. Несбывшихся ожиданий, раскрошившихся надежд.
Когда повернулась, решив, что нужно унести блюда на кухню – накрыл очередной злой порыв «не ждать», – услышала звук, который узнала.
Она помнила его. Совершенно непостижимым образом запомнила, когда «человек из ниоткуда» уходил. Когда приходил снова.
Треск и гудение пространства.
Он возник посреди комнаты.