Прошло около часа, когда в двери тихо поскреблись. Я поднялся и открыл. Снаружи стемнело, но двор озаряли огни, потому что жизнь продолжала бурлить. Слышались голоса. А передо мной стояла Анита с миской в руках. От похлебки исходил такой запах, что я едва не захлебнулся слюной.
– Спасибо, – сказал ей.
Девушка закивала и передала мне миску. Я сел на порог, она примостилась рядом, ожидая, пока наемся. Вскоре посудина опустела, а жизнь перестала казаться такой уж паршивой.
– Тебя хорошо приняли? – спросил у Аниты.
Она кивнула. Прижала руку к сердцу.
– Ты… добрая девушка, Анита. Но мне не хотелось бы, чтобы на тебя из-за меня смотрели косо.
Она махнула рукой, мол, глупости. Указала на сарай, пожала плечами.
– Все в порядке, – сказал я. – Не под открытым небом, и ладно.
Девушка покачала головой. Но чем она могла мне помочь? Ничем. Боюсь, не будь Аниты, не видать бы мне ужина. Она забрала миску, махнула: «До встречи», и умчалась обратно к жилым комнатам. Я же вернулся в сарай, лег на импровизированную постель и сразу уснул.
Проснулся от того, что кто-то тряс за плечо. Тело среагировало раньше головы. Я уронил вошедшего лицом в пол, навалился сверху – и лишь затем вспомнил, где нахожусь. Выпустил добычу и пробормотал:
– Извините.
– Ты совсем рассудка лишился, пес? – рявкнул Шиан, подскакивая на ноги. – Жить надоело?
Видимо, ему, а не мне. Но я промолчал.
– Солнце встает, подъем. – Шиан отряхнул одежду. – У тебя десять минут.
И вышел. Десять минут? Как много. Я даже улыбнулся. Рысцой добрался до ближайших кустов, затем умылся водой из бочки и попил немного. Вода была солоноватой на привкус. Видимо, из-за близости моря. И когда снова появился Шиан, я был готов.
– За мной, – скомандовал тот и повел меж сараев. – Будешь колоть дрова. Чем больше, тем лучше. Затем переносишь в свой сарай. И складывай компактнее, чтобы был порядок.
Меня уже ждал топор и колода, на которой и предполагалось колоть дрова. Шиан замер в отдалении – видимо, ждал, когда начну работать, а я радовался возможности размять мышцы. Дрова? Пусть будут дрова. Все равно, лишь бы оставили в покое. Бревен было много, работы до ночи точно. Навес защищал от непогоды, чтобы древесина не отсырела. А я радовался, что снег не сыплет на голову. Топор, правда, был туповат. Ну да ничего, справлюсь.
Закипела работа. Быстро стало жарко. Еще один плюс в моем положении, когда и согреться-то негде. Шиан какое-то время наблюдал, а когда я в следующий раз остановился, чтобы убрать со лба раздражающие пряди волос, его уже не было. И правда, куда мне отсюда деваться? Хозяев от меня защищает печать. Остальных… Зачем мне ссориться с остальными, если сами не полезут? Я вообще не собирался с ними заговаривать.
Мимо то и дело кто-то проходил. Мне начинало казаться, лишь для того, чтобы посмотреть на меня вблизи. Иногда слышались смешки, но самоубийц было мало. В основном люди подходили, замирали ненадолго и шли прочь. Судя по солнцу, перевалило за полдень. Я присел тут же, у колоды. Надо отдохнуть. Вытер пот со лба. Холод сразу напомнил о себе, пробираясь под рубаху. Ничего, переживу. Закрыл глаза – хоть на пару минут. Быстро же отвык от хорошей нагрузки. Понадобился какой-то месяц. Но это дело поправимое. И, думаю, помощников найдется достаточно.
Вдруг какая-то тень загородила тусклый свет. Я открыл глаза – и вздрогнул. Не ожидал увидеть мать Эйшей так близко. Поднялся на ноги, не зная, какой реакции от меня ждут.
– Значит, вот ты какой, полковник Эрвинг Аттеус, – холодно сказала лери Эйш-старшая. – Изельгардский палач.
Я молчал. А о чем тут говорить? Да, это я. И что с того?
– Не понимаю, о чем думал Леонард, притащив сюда убийцу моей дочери, – продолжала женщина, глядя на меня так, будто желала раздавить на месте. И я ее понимал. У меня к их семейству было такое же отношение. – Хотя, может, это и к лучшему. Думаешь, я позволю тебе жить? Как бы не так, Аттеус.
Где-то я это уже слышал. И если до сих пор не явились оба ее сына, то лишь потому, видимо, что устали с дороги. Все равно ведь вспомнят и придут. Рано или поздно. Оправдываться тоже не стал. Это ничего не изменит. Илмара умерла. Ее мать нашла виновного. И это я. Все закономерно, все предсказуемо.
– Будь проклят, – прошептала лери Эйш и пошла прочь. А я сел на колоду. Проклят? Я уже проклят с той самой минуты, когда проиграл главный бой этой войны. От моего проклятия не излечат ни стены замка Эйшвил, ни отвращение окружающих. Плевать. Выход есть всегда. Его не может не быть, и я сделаю все, чтобы его найти.
Глава 2
Амелинда
Как же сладко возвращаться домой! Я готова была целовать стены Эйшвила, камни на мостовой, потому что здесь была – дома. Подальше от королевского двора с его интригами, подальше от поля боя, которое забрало стольких родных и просто знакомых. Здесь я в безопасности, и все обязательно встанет на место. Так мне казалось. Лео отдохнет и снова станет собой – моим мужем, которого безмерно уважала. Да, его боль никогда не пройдет полностью, но со временем утихнет, станет далеким воспоминанием.
Иногда хочется жить иллюзиями. Вот я и жила ими. Наконец-то приняла ванну, отмылась от дорожной пыли и покинула комнату лишь к ужину. Ужинали в Эйшвиле всегда вместе. Вот и сейчас в столовой уже ждали Айк, Лео и моя свекровь, Белла Эйш.
– Добрый вечер, – сказала я.
– Вы долго, милочка, – заметила лери Эйш. Да, мы ладили с трудом, но я считала, что хорошие отношения невестки и свекрови – это что-то из области сказок. Вот и сейчас не приняла колкий тон Беллы на свой счет, лишь ответила:
– Прошу простить.
Из всех нас лери Эйш была единственной, кто носил траур. Конечно, не потому, что Лео и Айк не любили Илли. Но шла война, а затем была королевская свадьба. Все смешалось в какой-то ком. И потом, положенный месяц глубокого траура миновал. И лишь взглянув на лери Эйш, я ощутила, что собственное синее платье кажется неуместным.
– Давайте уже ужинать, матушка, – сказал Айк. – Мы столько тряслись по дорогам, что я съел бы льва!
– Или он тебя, – усмехнулся Лео.
– Тут уж кто кого, – ответил его младший брат.
Мы сели за стол. Леонард, как глава семьи – во главе, я – напротив, а лери Эйш и Айк – по бокам. Повисло неловкое молчание, прерываемое лишь стуком приборов. Говорить не хотелось. Мне – так точно. Видимо, остальным тоже. И лишь когда с закусками было покончено, Белла произнесла:
– Я бесконечно рада вашему возвращению, дети мои. Но одного не могу понять. С какой стати Илверту, да продлят боги-покровители его дни, стукнуло в голову прислать в Эйшвил убийцу моей дочери?
– Все не так, матушка, – ответил Леонард. – Этот человек… Илверт наложил на него магическую печать нашего рода, поэтому он безопасен, и…
Беззащитен, хотелось добавить мне, но я придержала мнение при себе.
– И не сможет противостоять нашим приказам, – вмешался Айк. – Не худший вариант, заметь. Пусть заплатит за то, что совершил.
– Это вернет мне дочь? – холодно спросила Белла.
– Нет, – ответил Айк. – Но Илли не вернулась бы, даже если бы Илверт отпустил этого человека на все четыре стороны. Поэтому я нахожу его решение уместным. Пусть платит по счетам.
Белла задумчиво кивнула. Признавала резонность доводов младшего сына? Возможно. А я устала от этого противостояния. От постоянного ощущения, что это меня Лео позорит своим обращением с пленником. Не хотела вспоминать о полковнике Аттеусе. Тем более была уверена – если Лео может угомониться, то Айк – нет.
– Думаю, ты прав, сын, – ответила Белла. – Признаюсь, мне неприятно видеть этого человека. Зато радует, что он получил по заслугам. До меня доходили вести о том, что Илверт жестко расправился с Изельгардом, и я счастлива, что это соответствует истине.
Я молча доедала суп с гренками. Хотелось сбежать, но, увы, не выйдет.
– Давайте сменим тему, – попросил Леонард. – Для меня слишком много Эрвинга Аттеуса!
– Как скажешь, дорогой, – смягчилась Белла. – Понимаю, вы устали. Мы здесь горевали, но мне сложно представить, что пережили вы.
Лео завел разговор о королевской свадьбе, и стало легче дышать. Белла выпытывала незначительные подробности: интересовалась фасоном платья невесты, количеством гостей, составом вражеской делегации. Я же продолжала молчать, и вдруг показалось, что стены так любимого мною Эйшвила давят на плечи, поэтому сразу после ужина попрощалась и вернулась в спальню. Долго ворочалась с боку на бок, но, когда Лео открыл дверь, притворилась, будто сплю. Он подошел, мягко коснулся губами лба и вышел. А я открыла глаза и еще долго таращилась в темноту.
Стоит ли упоминать, что утром проспала все на свете? Эйшвил всегда просыпался рано, а я встала только к обеду с жуткой мигренью. Айк и Лео куда-то уехали, а лери Белла занималась хозяйством. Я же час прослонялась по дому, затем собралась и вышла из замка. Мой путь лежал на семейное кладбище Эйшей. Хотелось навестить Илли.
Снаружи заметно похолодало, поднялся ветер, и я подняла повыше ворот пальто. Подумала, что надо было захватить платок – укутать голову, но возвращаться не стала. Вместо этого двинулась прочь по узкой тропинке. Она петляла меж скал, уводя все дальше от замка. Слышался шум прибоя. Море подступало совсем близко, делая крепость Эйшвил неприступной для врагов. А я, наконец, добралась до ворот кладбища. В центре находилась старинная усыпальница, но там хоронили только глав рода. Место остальных было вокруг. Взглядом тут же нашла утопающую в цветах могилу. Над ней на палке развевался знак богов-покровителей – круг, перекрещенный накрест. Замерла, стараясь сдержать слезы. Илли всегда была для меня близкой подругой, самой близкой из Эйшей после Лео. Почему? Почему все вышло именно так?
Ветер усиливался, грозя перейти в буран. Пальцы рук окоченели, и я прятала их в рукава. Затем так же развернулась и пошла прочь. Вот только возвращаться в замок не хотелось. Свернула на дорожку к морю, к большому плоскому уступу, откуда любила наблюдать за стихией. Сероватые волны бились о скалы с грохотом, а я глядела, как они несутся одна за другой, и будто обретала забытый покой. Сколько так стояла, не знаю, но когда снова двинулась к замку, небо и вовсе стало серым, низким, почти касаясь крыш Эйшвила.