Обычно я просыпаюсь раньше Антона. Потому что я отслеживаю, чтобы мой плохой бывший босс не отчаливал на работу без завтрака. Не то чтобы он не мог где-нибудь прихватить что-то съедобное по пути на работу, многие рестораны сейчас с радостью замутят вам завтрак и даже в офис его пришлют, но ведь это мы разделить не смогли бы. И мне пришлось бы отпускать своего сладкого паршивца раньше на целый час. Мне не нравилась такая раскладка событий.
Но вчера я вымоталась так, что все, что смогла после сессии — запихнуть себя в душ, а после — просто упасть в постель, вниз лицом. Даже забыв про такую мелочь жизни как ужин.
Я просыпалась утром, когда он вставал, хотя собирался Антон без лишнего шума. Я помню, как он целовал меня и шептал, что будет очень и очень ждать вечера. А потом я вырубилась снова.
И вот сейчас я вынуждена разлепить глаза под вибрацию телефона. Кто-то звонит? Кого-то сжечь? А нет, это будильник сработал, сволочь. Напоминает мне, что у меня сегодня вторичное собеседование.
Вот терпеть не могу эту ступенчатую иерархию в крупных компаниях, когда ты должен понравиться сначала эйчару филиала, куда устраиваешься, потом эйчару из управляющего отделения, ну а потом, если ты реально достоин, и в списке кандидатов ты самое сильное звено — то так и быть, тебя примет эйчар в головном офисе. И посмотрят на тебя еще!
Дурдом. Бесячий.
Но, место было очень приятное, с карьерными перспективами, радужными бонусами, поэтому я решила, что свои желание как-то проскочить всю эту лестницу собеседований по-быстренькому, все-таки усмирю.
Не торопясь подбираю одежду к собеседованию — все-таки надо заморочиться, дресскод штука многообразная, столь много можно сказать одним только выбором слишком яркой рубашки.
Строить из себя «только специалиста» мне на новом месте нет особой необходимости. Но и провоцировать новое начальство, как я развлекалась с тем же Верещагиным, не нужно.
В какую-то секунду я понимаю, что вспоминаю те адские дни на прежней работе с какой-то умиленной ностальгией. Да, жаль, что провоцировать Антона у меня больше возможности нет. Я бы поразвлекалась!
Мир молчит. Я испытываю странное ощущение подвоха, потому что до сих пор не понимаю, как все-таки разрешается наша вчерашняя с Зарецким история.
Ведь все еще есть риски. Что мне скажут: «Ты оборзела, Ирочка, перешла грань», — и мне надо не на собеседование собираться, а искать какой-нибудь быстрый способ выехать в Тайланд, сменить имя, а лучше — еще и пластическую операцию сделать.
Ведь жену Зарецкий и вправду любит. И она для него — первый человек, за которого он уроет. Я — вторая, да, была когда-то. Но Злата-то первая… А я — втянула её в Тему. Испачкала — как сказали бы какие-нибудь моралисты. И Зарецкий, конечно, отчаянно протащился от того, что мы ему устроили, но… Кто его знает, с какой ноги он встал этим утром.
Адреналин, однако…
Телефон снова начинает биться в вибро-истерике — мне звонит Верещагин. Я снимаю трубку тут же — вдруг все все-таки плохо, и мы возвращаемся к плану с побегом.
— Я тебя разбудил, моя госпожа? — нет, все нормально. По-крайней мере пока. Ни один, даже самый упоротый саб не станет беспокоиться о сне госпожи, если в реале у его виска держат заряженный пистолет. Ну, даже если метафорически.
Ну, и тон у Верещагина такой эротично-флиртующий, он явно выкроил время для звонка в уединении, на работе при ком-то он вот так не палится с «моей госпожой».
Тепло. Ужасно тепло, когда он вот такой. Как сладкий десерт к моему утреннему кофе.
Кстати о кофе…
— Нет, я уже встала, — я немножко зеваю, щелкая кнопкой кофеварки, — все ли в порядке?
— Пока — тихо, — Антон будто голосом «пожимает плечами», — я звонил Зарецкому, хочу расставить точки над «i», но он мне не отвечает.
Мне это не нравится. Вообще все — начиная с самодеятельности Антона. На мой вкус — слишком неосторожно, но это Верещагин, он и осторожность — понятия противоположные. Он всегда решает проблемы в лоб. И эта история с моим бывшим рабом уже пробралась в реальную жизнь Антона Верещагина, так что я не могу запретить ему как госпожа действовать на его поле теми средствами, которые он считает максимально сообразными цели.
В деловых вопросах он разбирается лучше моего.
Молчание Проши меня напрягает не меньше. Как уже показала практика — если Зарецкий молчит, практически со стопроцентной гарантией потом рванет где-то глубоководной торпедой.
Последний раз он молчал, когда я сообщила ему о разрыве нашего с ним контракта. И завело это нас… Мы помним куда.
— Ир, я у тебя в кухне документы забыл, — покаянно мурлычит Верещагин, — для переговоров, ты можешь привезти?
Это вообще что-то с чем-то… Нет, с каждым бывает, конечно, но с Антоном — первый раз. За два года я не помню, чтобы он что-то забыл. Но все-таки — папка и вправду лежит на подоконнике. Черненькая. Да, помню её, с ней вчера Верещагин ко мне явился. Что-то там сидел и чиркал в ней, пока я была в душе.
Заглядываю вовнутрь и у меня волосы на затылке начинают шевелиться.
Контракт. Заказной контракт, продатированный сегодняшним числом.
Нет, конечно, не проблема распечатать еще один экземпляр, но вообще когда у них переговоры назначены? Будут ли они подписывать контракты на работе или засядут для подписания в какой-нибудь ресторанчик? Некоторые так делают, если до нас им ехать далеко.
Тьфу-ты, уже не до “нас”, вообще-то. Так и не отвыкла считать фирму Верещагина своим рабочим местом, хотя сколько уже воды утекло.
Мельком проглядываю документы. Нет, точно — эти документы Антону нужны, текст контракта рябит пометками, расставленными его любимым (и дурацким) розовым маркером. Он выделял те условия, которые нуждаются в переобсуждении. Нет, память у него отличная, но все-таки, если бы он на неё полагался — он бы не делал пометок.
— Верещагин, ты издеваешься? У меня же собеседование сегодня!
— Ир, прости, мысли с утра были не об этом, — покаянный тон Антона — страшное оружие, способное остановить пару небольших сражений, — но я не успею заехать в офис и взять новый экземпляр, и с ходу не все моменты вспомню. А собеседование ведь у тебя после обеда, так?
Паразит. Но да, обычно у Антона день расписан по минутам, если он, конечно, не треплет нервы мне. Вот и сегодня такой день.
— Интересно, о чем же таком у тебя были мысли? — интересуюсь я, мысленно закапывая Верещагина уже по горлышко.
— Только о тебе, моя госпожа, — паршивец подлизывается вовсю, — так ты привезешь мне папку?
По уму не надо бы. Не надо поощрять вот эту его забывчивость, от которой за версту пахнет еще одной попыткой сорвать мне собеседование. Но все-таки, я и вправду еще могу везде успеть.
— Скидывай адрес, — сдаюсь я, — но я с тебя шкуру спущу вечером.
— О-о-о, чувствую, моя забывчивость будет прогрессировать, — смеется Антон.
— Пусть только попробует, — бурчу я, — у тебя точно найдется пара органов, которые будут отлично смотреться отдельно от туловища.
— Ну, вряд ли ты оторвешь то, что тебе пригодится, моя госпожа, — Верещагин так старательно нарывается, я нахожу это ужасно милым.
— Адрес!
— Сейчас скину, — уже тоном послушного мальчика рапортует Антон и вешает трубку.
Адрес прилетает меткой геолокации в “WhatsApp”. Любимый наш корпоративный ресторанчик, тот самый, в котором пару месяцев назад я первый раз швырнула Антона на колени. Черт возьми, что за странное утро — тревог пополам с ностальгией?
Я собираюсь торопливо. Не то чтобы я сильно опаздываю, но если хочу вовремя успеть на собеседование — все-таки нужно шевелиться.
Перед выходом — сама набираю Зарецкого. Последний его номер, который я знаю. Он не аннулирован, но звонки с него сбрасываются.
Либо я в черном списке, либо он занят, либо…
Под ложечкой немного посасывает. Есть у меня смутное ощущение, что вчера я заигралась. И все-таки придется напрягать отца, чтобы он помог мне выкрутиться в этой ситуации. Ну, и еще кой-кого напрягать придется… Хотя, Тайланд, конечно, понадежней будет…
Рано. Пока еще рано паниковать и нервничать.
Сейчас моя задача — привезти Антону документы. Все остальное я продумаю потом.
Одеваюсь, забираю папку, захватываю сумку, спускаюсь к машине.
Она приветственно подмигивает мне фарами, когда я выключаю сигнализацию. Все будет нормально — я зря себя накручиваю.
Вот только когда я нажимаю на ручку дверцы, открывая свою машину, мне на плечо падает тяжелая рука.
— Погодите, Ирина, — незнакомый густой голос звучит над моим плечом.
Это были рефлексы. Чистые рефлексы, привитые мне еще отцом. У нас в свое время было правило — не смогла завалить папу на татами — на тусовку с подружками не идешь. И я, старательная дочь своего папочки, сейчас — напряженная и встревоженная, один оголенный нерв на наличие какого-то мужика за моей спиной отреагировала гарантированно болевым приемом — по печени и с размаху…
Впрочем, мой локоть до печени незнакомца так и не добрался — его прихватили и сжали так, что черные точечки в глазах заплясали от боли. Мне противостоял профи. Бля! Интересно, чей же?!
— Вам лучше не сопротивляться, — вкрадчиво мирно гудит мужик, ловя и второй мой локоть, — целее будете.
Ну, да, сейчас…
А вот удар каблуком по пальцам ноги он предотвратить не смог. Охнул — и ослабил хватку. Достаточно, чтобы я рванулась, все-таки двинула своему противнику локтем в поддых и стремительным нырком влезла в свою машину, тут же блокируя двери. Осталось только выехать с парковки…
Никогда в жизни я не заводила и не выводила машину с парковочного места так резко.
Ага, сейчас…
Не менее резким маневром дорогу мне перекрывает черный Логан. Скромный такой, стоял себе на краю парковки, не мозолил глаза. У кого-то из соседей был такой… Твою ж мать! Как мы с ним не поцеловались — ума не приложу.
А мужик тем временем уже разогнулся, проматерился и неторопливым шагом подвалил к уже остановившейся мне, побарабанил в стекло, а потом склонился пониже.