– Эй, – Миронова дернула меня за локоть, провожая строгим взглядом Макса. Кажется, она ему не очень-то доверяла. С другой стороны, подруга в целом была мнительной.
– Переживаешь из-за Волкова?
– Ой, да к черту его. Слушай, – Тонька чуть наклонилась, и ее парфюм с яблочными нотками повис в воздухе. – Ты же помнишь наше самое главное правило?
– Какое еще правило?
– Чтобы ни случилось, мы должны быть счастливы, – деловито заявила она. Я прыснула, вспоминая, как с пеной у рта Миронова накидывала минусов в корзину Максиму. Перемены явно на лицо и довольно положительные.
– Да ну?
– Мне понравилось, как он сказал, что заставит того парня встать на колени. Это было круто, – прошептала Тоня мне на ухо.
– О чем вы там шепчетесь? – обиженно надула губки Оля.
– О Волкове, – ответила за меня Миронова. Затем подмигнула и, так сказать, отпустила в дальнее плавание. Впервые в жизни я ощутила нечто невероятное – ту самую поддержку друзей, о которых слагают строки в книгах.
Подойдя к женщине, что принимала жетоны с номерами, я оглянулась и произнесла шепотом, смотря на подруг: «Спасибо».
Макс открыл передо мной дверь своей машины и жестом показал, чтобы я садилась. До парковки мы шли молча, просто держались за руки и ловили на себе многочисленные взгляды. И хотя я частенько была в центре внимания, сегодня оно отличалось. На лицах студентов читалась зависть, но они не решались озвучить свое негодование. Теперь не решились. Ведь я стала официально девушкой парня, за которым тянулся шлейф самых разнообразных слухов. Что ж, кажется, мы друг друга стоили.
– Домой? Или… – Максим сел на водительское сидение и посмотрел на меня в ожидании ответа.
– Или? На край света?
– Край света – так край света, – он улыбнулся, и я почувствовала, как щеки вспыхнули от смущения. У него была слишком очаровательная улыбка.
– Ого! Ты знаешь дорогу до края света?
– Ну да, – Макс завел мотор, и мы двинулись с места. Я понятия не имела, о каком месте шла речь, но сейчас это не имело значения. Главное вместе, и пусть бы дорога заняла целую вечность, пусть бы мы попали в пробку и простояли там множество часов подряд. Я вдруг поймала себя на мысли, что безумно соскучилась по этому самоуверенному парню, который тридцать первого декабря вызывал во мне ужасающие чувства, а теперь заставлял бабочек в животе парить, демонстрируя свои разноцветные крылья.
– Это так забавно, – произнесла вслух. Мимо мелькали городские пейзажи, сквозь мрачные нависшие тучи прослеживались лучи солнца. Кажется, оно рвалось в наш мир, кажется, я так давно его не видела.
– Что именно?
– Что парень, который заныкал мой дневник, теперь хочет увести на край света. Это очень забавно.
– О, ты мне еще много желаний должна. Как я мог забыть? – воскликнул Макс.
– Размечтался, – усмехнулась я немного игриво. Мы переглянулись, и оба засмеялись.
– Откуда ты такая вредная свалилась на мою голову?
– С третьего этажа, – я подняла указательный палец вверх, растягивая губы в довольной улыбке.
Картинки за окном сменялись, я отлично знала наш город. Поэтому когда мы заехали на парковку у нового популярного ресторанчика в курортной зоне, я картинно выгнула бровь. Край света в горах, хотя вид отсюда открывался, действительно, потрясающий. Город казался словно на ладони, а здание и горы напоминали статуэтки, что привозят обычно в качестве сувениров.
Небо медленно окрашивалось малиновыми всполохами, вдали загорались фонари. Мы вышли из машины, и я ощутила, как колючий ветер задувает за шиворот. Поежившись, скрестила руки на груди. Ледовский щелкнул сигнализацией, закрывая замки иномарки. Он обошел автомобиль и остановился напротив меня.
– Так это есть твой край света? – не удержалась от вопроса я. На смотровой площадке с платным биноклем и одинокой лавкой никого не было. Зато позади нас с каждой минутой парковалось все больше автомобилей. Здешние заведения круглый год заполнены посетителями.
– Ну да.
– Так близко, – я поднесла ладони к губам, выдыхая клубы пара.
– Уже успела замерзнуть? – Максим взял мои руки в свои. Это было так нежно и трепетно, словно я была его драгоценным сокровищем. От неожиданности у меня екнуло в сердце, оно будто таяло, встречая долгожданное солнце.
– Нет, совсем нет, – я покачала головой, не сводя глаз с парня напротив. Если бы тридцать первого декабря кто-то сказал мне, что я буду стоять здесь в Айсом, ни за что бы не поверила. А может и покрутила бы пальцем у виска. Но сейчас понимаю, что о большем невозможно мечтать.
– Край света, действительно, очень близко, – сказал Ледовский, затем потянулся ко мне и прижал к своей груди. Откуда-то взялась смелость, и я опустила руки, обхватив Макса вокруг талии.
– И где же он? – прошептала, почти неслышно.
– Рядом с тобой, – ответил Максим. Он всего на мгновение отстранился от меня. Его по – зимнему холодные глаза теперь согревали, в них поселилась весна. И тогда я поддалась порыву, желанию, которое преследовало вот уже несколько дней.
Вокруг исчез шум, время словно остановилось, превращаясь в вечность. Только свет фонарей и два человека, смотрящие друг на друга влюбленными взглядами.
Я привстала на носочки, закрыв глаза, и осторожно коснулась губ Максима. Легко. Подобно дуновению ветра. Подобно яркой вспышке на ночном небе, что называют падением кометы.
– Я тоже соскучился, – прошептал Ледовский. И вновь поцеловал меня.
Глава 49
Зима довольно быстро закончилась, мы не успели оглянуться, как наступил март, а там подкрался и апрель. Приближалось время экзаменов, некоторые предметы меня особенно волновали, и я все чаще зависала над книгами. Максим тоже время зря не терял, активно изучал дела на фирме отца, в его голосе даже появились командные нотки. Это было так забавно наблюдать, когда он ругался по телефону на подчиненных. Казалось, моему парню далеко за двадцать.
Что касается слухов обо мне, они постепенно сошли на нет. Тем более первые две недели Макс постоянно зависал на лекциях со мной, на тех, откуда его, логичное дело, не выгоняли. Но отдаю должное, Ледовский находил подход ко многим преподавателям и запросто мог договориться. Да и со знаниями у него проблем не было, впитывал словно губка. Мне даже было немного завидно, что ему дается легко, а мне приходилось порой засыпать в обнимку с учебниками.
Однако в нашей тихой гавани все-таки случилось кое-что интересное.
В университете тогда объявили праздник народностей, в честь которого студсовет организовал концерт и разного рода мероприятия. В коридорах выставили столы с едой, национальные блюда, на переменах играла громко музыка на иностранных языках или же вещал ведущий по местному радио, тоже не на русском.
А после обеда нас всех согнали в актовый зал – смотреть концерт. Максима в этот день не было, он не любил подобные развлекательные программы и сразу озвучил, что не придет. Количество пропусков у него итак зашкаливало, но, кажется, кое-кого они абсолютно не смущали.
Поэтому на торжественное мероприятие мы пошли втроем с девочками. Вообще изначально шли вчетвером, с Волковым. Арский оказался прав, после Кирилл действительно попытался приударить за Тоней, но та старательно держала бастионы и не желала сдаваться.
– Я буду играть на гитаре, это будет самый ожидаемый номер, – красовался Волков. На нем была майка с коротким рукавом, и нам открывался вид на летающего дракона, что обвивал руку парня. Миронова, когда первый раз увидела татуировку, чуть не сдала позиции. Чудом удержалась.
– Самым крутым будет, если ты вообще не выйдешь на сцену.
– Просто признай, что ты умрешь от ревности, поэтому и злишься, – не унимался Кирилл. Да уж, скромности ему было не занимать.
– Я? От ревности? – театрально усмехнулась подруга. Мы же с Олей молча хихикнули, наблюдать за тем, как эти двое пререкаются, было довольно забавно.
– Ну не от страсти же. Эта функция у тебя отключена явно с рождения.
– Думаешь, все девчонки в зале сойдут с ума от звука твоей гитары? Наивность – уровень Бог, – парировала Тоня.
– От звука любви, исходящей от моей гитары, – поправил Волков.
– Павлин!
– А ты улитка.
– Улитки очень милые! – вступилась в защиту улиток Миронова.
– И очень слизкие, буэ, – Кирилл усмехнулся, вытаскивая язык. Ну, дети малые, ей богу. Так они и шли, обмениваясь любезностями, пока Волков не встретил какого-то друга и не свернул в другом направлении.
А возле входа в актовый зал мы с девочками стали свидетелями крайней неприятной сцены. Оксана, президент студсовета, в красивом обтягивающем платье цвета слоновой кости, спускалась по ступенькам, громко цокая шпильками. Она выглядела роскошно, словно готовилась пройти по красной дорожке. Даже серьги-ниточки на ее ушах переливались от блеска, словно в них спрятались настоящие алмазы.
Вот только Оксана не смогла дойти до дверей, в нее неожиданно врезалась второкурсница. Девушка несла в руках графин с вишневым компотом, мы пробовали его на перемене, когда проходили мимо столов с едой. Светлое платье окрасилось алым цветом на животе Молчановой, а затем струйки скатились вниз, создавая кляксы.
– Ой, сорян, – прозвучало напускное извинение от той, что несла графин. Кажется, столкновение было намеренным, с целью опозорить Оксану. – Не заметила.
– Серьезно? Не заметила?
– Ну да, – с усмешкой в голосе отозвалась девушка. – Так иногда бывает. Извини.
– Да ты! Ты, блин… – президент сжала руки, я видела, как она затряслась, словно ветка, которую шугал ветер. И, несмотря на мою неприязнь к этой девчонке, мне стало ее жаль.
Оксана опустила плечи, былой блеск во взгляде потускнел, а ткань платья продолжала впитывать остатки сока. Может, мы и не были с ней никогда даже хорошими знакомыми, но пройти мимо чужого горя – выше меня.
– Ты куда? – шикнула Тоня, когда я направилась к Молчановой.