Действительность превзошла все ее ожидания. Когда машина остановилась, водитель вышел, чтобы открыть дверцу со стороны пассажирского места. Льюис Норман неторопливо, но без особого труда вылез из машины и, опираясь на трость, направился к дочери. Кэтрин смотрела на него восторженными глазами, на которые навернулись слезы. Отец не только избавился от инвалидности, он как будто помолодел за прошедший год.
– Ну-ну, все уже позади. Я здесь и, как видишь, передвигаюсь самостоятельно.
– Но на всякий случай с тросточкой, – весело поддразнила его Кэтрин, обнимая.
– Тросточка для солидности, – хитро улыбнулся Льюис. Он перевел взгляд на дом. – Показывай свои новшества и преобразования, дочь.
Кэтрин порадовало, что отец одобрил результаты той реконструкции, которой она подвергла их старенький особняк.
– Хорошо, что новшества существенно не изменили стиль этого дома, – заметил он уже за ланчем.
На этот раз говорили в основном Кэтрин и ее отец, а Серж Лонге помалкивал, с интересом разглядывая хозяина дома и внимательно прислушиваясь к их разговору. Впрочем, гостю так все нравилось здесь, что его высказывания ограничивались лишь восторженными восклицаниями. Его повышенная эмоциональность вызывала добродушную улыбку на губах Льюиса. Он сразу заметил, что рыжая голова Сержа, как подсолнух к солнцу, все время повернута лицом к его дочери.
– Очаровательный малый, – отозвался о нем Льюис, когда они остались с Кэтрин вдвоем.
– Да, в обаянии ему не откажешь, – согласилась Кэтрин. – Поговорим или ты хочешь отдохнуть?
– Я совсем не устал, – запротестовал отец, – и не вздумай меня опекать.
– Хорошо, не буду. Тогда, может, расскажешь мне, как произошло это чудо? – Кэтрин сделала неопределенный жест, обведя в воздухе рукой контур отца. – По телефону ты был немногословен.
– Чуда в прямом смысле не было. А было правильное лечение и ежедневный труд. В какой-то момент появилось то чувство, которое называют волей к жизни. И вот тогда произошло чудо, я встал и пошел. Вначале недалеко ушел, но постепенно окрепли мышцы, и я стал каждый день совершать прогулки.
– Чего-то ты, папка, недоговариваешь. Все это ты мне и по телефону рассказывал. Вот только насчет воли к жизни впервые слышу. Хочешь сказать, что до отъезда в Милуоки у тебя не было этой воли?
– Знаешь, Кей, если я стану рассказывать тебе все, что связано с моей болезнью, разговор выйдет длинным и тяжелым. Тяжелым в первую очередь для тебя. Не хотелось бы мне сейчас, перед конференцией, занимать твою голову и смущать тебе душу. Мы вернемся к этому разговору позже, если ты захочешь.
Кэтрин с испугом увидела появившееся выражение болезненной усталости в его глазах, которое пугало ее и раньше. Она согласна была ничего не знать, лишь бы никогда больше не видеть этого выражения в глазах отца.
– А как насчет прогулки по саду? – спросила она, лукаво улыбнувшись.
– Отвечу, как твой эмоциональный француз. «Великолепная идея!» – оживился Льюис, и глаза его снова заблестели.
– Почему ты считаешь Сержа Лонге, уважаемого ученого, моим французом? – возмутилась Кэтрин.
– Потому что он глаз с тебя не сводит, – засмеялся Льюис.
– Ты преувеличиваешь, – ответила Кэтрин и чуть не добавила: как и Оливер. Нет уж, у тебя свои секреты, у меня свои, подумала она и, взяв отца под руку, направилась с ним в сад.
Поздно вечером в понедельник Кэтрин полагала, что самое трудное теперь позади. Понедельник действительно оказался для нее тяжелым днем. Всевозможные проблемы, связанные с устройством приезжавших участников и гостей конференции, возникали на каждом шагу в течение всего дня заезда. От возбуждения и усталости Кэтрин долго не могла заснуть. Вспомнился незаконченный разговор с отцом, поздний звонок Оливера, который пожелал ей удачи. Меньше всего она думала о своем докладе, которым открывалась конференция.
Однако, когда на следующий день после короткого вступления председательствующий объявил ее доклад, Кэтрин вдруг растерялась под взглядами сидящих в зале. Впервые ей пришлось выступать перед незнакомой аудиторией. Она обводила взглядом их лица и не могла произнести ни звука. Наконец она увидела добрые глаза отца. Он смотрел на нее внимательно, чуть прищурившись, словно хотел сказать ей слова, которые частенько говаривал в детстве: «Вперед, моя девочка, не робей!».
Кэтрин улыбнулась. В этот момент она поняла, почему и для чего ее отец внезапно решился преодолеть разделявшее их расстояние. Теплая волна благодарности помогла ей освободиться от сковывавшего ее напряжения. Кэтрин заговорила спокойно и уверенно. Страницы напечатанного доклада лежали перед ней на столе, но она почти не заглядывала в них. В течение двадцати минут Кэтрин свободно рассказывала о том, чем занимается их фирма. Под конец она остановилась на проблемах, с которыми им приходиться сталкиваться в своей работе, и предложила сотрудничество всем заинтересованным в продукции их фирмы. Слушали ее выступление внимательно, даже похлопали. Вышел председатель и, заметив, что на таких конференциях аплодисменты не приняты, предложил задавать вопросы. Вопросов было много, и это был главный показатель ее успеха. Взял слово и Серж Лонге. Правда, вместо вопроса он стал восхищаться результатами работы фирмы за последние два года и наговорил массу комплиментов в адрес ее президента, чем вогнал Кэтрин в краску и развеселил всех присутствующих.
После объявления короткого перерыва на чай-кофе Кэтрин поспешила уединиться. Надо было справиться с пережитым волнением и передохнуть. В горле у нее пересохло после долгого выступления, и она попросила у официанта, обслуживающего их конференцию, принести ей охлажденного чая с лимоном. Из своего угла рядом с окном она увидела, как в гостиную вошел ее отец в сопровождении Сержа Лонге, который что-то увлеченно говорил, жестикулируя и смеясь с детской непосредственностью. Сколько в нем жизнерадостности! – подумала Кэтрин. Но сейчас ей не хотелось общаться даже с ними. Она отвернулась к окну, чтобы не привлекать к себе внимания. Официант поставил перед ней высокий стакан с холодным чаем и блюдо с птифуром. Кэтрин не сразу заметила за его спиной возникшую фигуру кузины отца Лилиан Уорнер.
Только ее мне сейчас не хватает! – с досадой подумала Кэтрин. Почти все члены правления присутствовали на открытии конференции, но им хватило такта не беспокоить ее во время короткого перерыва.
– Дорогая, ты была великолепна, – сказала леди Уорнер в своей привычной высокомерно-снисходительной манере. – Мы с Пруденс переживали за тебя, – добавила она, присаживаясь за столик.
– Спасибо, – лаконично отозвалась Кэтрин.
Подозвав официанта, Лилиан Уорнер заказала себе горячий чай и бутерброд с лососиной. Сухость Кэтрин не произвела на леди Уорнер никакого впечатления.
– Ты похорошела за последнее время, – сказала она, пристально разглядывая свою дальнюю родственницу колючими глазками. – Длинные волосы тебе идут больше, чем короткая стрижка. Я всегда говорила Пруденс, что молодые женщины ловят мужчин в сети длинных волос. Роман с Оливером Уинстоном явно пошел тебе на пользу. Ты стала женственнее. Конечно, такой красивой, как твоя мать, тебе стать не суждено. Возможно, это и к лучшему. Тебе, конечно, известно, сколько зла причинила Ванесса Норман семье Уинстона?
– Нет! – вырвалось у Кэтрин.
– Разве Оливер Уинстон тебе не рассказал?
– Нет! – От мгновенного потрясения слово «нет» дважды прозвучало низко и хрипло, как вскрик раненого зверька. Кэтрин не узнала своего голоса. Ей хотелось протестовать, закричать, что это неправда, но в глубине души она понимала, что, к сожалению, скорее всего Лилиан сказала правду. Удар был нанесен так неожиданно, что Кэтрин предпочла замереть, затаиться. Но откуда этой старой леди стало известно об их отношениях с Оливером? И что еще она может натворить? Рассказать отцу? Это не самое страшное, но лучше, если она сама поговорит с отцом. Кэтрин не хотела, чтобы отец снова переживал прошлое, но другого выхода у нее не было.
– Странно, – продолжала говорить Лилиан Уорнер. – Неужели он до сих пор пребывает в неведении, кто разорил его отца?
Господи, что еще задумала эта старая интриганка, добровольный «рупор» и организатор общественного мнения? Неужели никак не может успокоиться, что Оливер обошел вниманием ее племянницу? Или она хочет отомстить ему?
– Не знаю, – сухо сказала Кэтрин, не поднимая глаз. – Извините, Лилиан, но мне пора вернуться в зал заседаний. Приятного аппетита. – Она поднялась из-за стола, поскольку в этот момент официант принес леди Уорнер ее заказ, хотя перерыв уже закончился.
Гадкое чувство униженности после общения с Лилиан Уорнер не оставляло Кэтрин и во время заседания. Как могло случиться, что ее мать стала причиной несчастий Оливера и его родителей? Если Оливер знает об этом, то почему не рассказал ей? Щадил ее чувства? Или он не знает? Тогда что же будет с ним, когда он узнает? Оставалась еще робкая надежда, что это неправда, что Лилиан уже в том возрасте, когда разные события в прошлом сливаются в памяти в одно. Кэтрин знала, что поведение ее матери отличалось от общепринятых норм, достаточно было вспомнить тот эпизод в саду с Оливером…
Голоса участников конференции, выступавших в это время с докладами, едва доносились до ее слуха, не проникая в сознание. Застыв в оцепенении, она сидела рядом с председательствующим за небольшим столом и боялась встретиться взглядом с отцом. В какой-то момент ей удалось стряхнуть с себя оцепенение и включиться в работу конференции.
Я подумаю об этом после, тем более что сейчас я все равно ничего не могу предпринять, решила Кэтрин и свободно вздохнула.
В перерыве на ланч она специально села рядом с отцом и Сержем Лонге. Столики в столовой были накрыты на четверых, поэтому Кэтрин пригласила к ним за стол англичанку Патрицию Ламм. Миссис Ламм представляла фирму, аналогичную фирме «Лекарственная косметика». Сама англичанка служила лучшей рекламой для продукции своей фирмы: при возрасте под пятьдесят она выглядела не более чем на тридцать. Патриция поселилась у них в особняке, и Кэтрин надеялась, что Серж начнет уделять ей внимание. За внешней холодностью и деловитостью англичанки она сразу почувствовала в той родственную душу. Патриция была замужем, и Кэтрин хотелось расспросить ее при удобном случае, как она сочетает свою работу в фирме с обязанностями хозяйки дома и жены.