Времени мало.
Быстро подбегаю к окну, поворачиваю ручку – створка со скрипом подается. Теплый морской воздух бьет в лицо. Вскарабкиваюсь на подоконник, цепляясь за раму, и выглядываю наружу.
Сердце колотится так сильно, что кажется, вот-вот вырвется из груди. Возле угла дома, в пяти метрах от меня, стоит вооруженный мужчина. Он курит, выпуская клубы дыма, и смотрит в противоположную сторону. Не видит меня. Пока не видит.
Под окном узкая тропинка из щебня, усыпанная осколками ракушек. Кусты с колючими ветками создают неровную стену, но их высоты едва хватает, чтобы пригнуться.
Делаю глубокий вдох, еще раз бросаю взгляд на мужчину: он по-прежнему не смотрит.
Сейчас или никогда.
Цепляюсь пальцами за подоконник и медленно опускаю ноги вниз. Колени сгибаются, смягчая удар при приземлении, но острые края щебня и ракушечника впиваются в голые ладони. Осколки морских раковин царапают кожу на ногах, оставляя тонкие кровавые полосы. Я закусываю губу, подавляя крик боли.
Доносится грубый голос охранника. Но я не понимаю, что он говорит.
Быстро перебегаю в тень кустов, колючие ветки впиваются в кожу, оставляя царапины. Адреналин разливается по венам горячей волной, заставляя сердце бешено колотиться.
Я пригибаюсь ниже, передвигаясь на корточках мелкими шажками. Колени ноют от напряжения, а в горле стоит ком от учащенного дыхания. Территория не огорожена забором, но это не делает побег легче – впереди, метрах в десяти, у летней террасы маячит еще один мужчина с автоматом на груди.
Внезапно из дома раздается резкий крик:
– Она сбежала! Искать везде!
Мужчина у террасы поворачивается, его лицо искажено тревогой, и он мчится к дому. Я прижимаюсь к земле, стараясь затихнуть, не издавая ни звука. Прошло мгновение, и когда я осознаю, что он меня не заметил, я резко выскакиваю на ноги и направляюсь к террасе, мимо нее, дальше, к полосе леса.
И вот уже лес встречает меня колючими ветками. Первые деревья – тонкие, редкие, но через десять шагов чаща смыкается плотной стеной. Ветви хлещут по лицу, цепляются за одежду и волосы, но я только сильнее сжимаю зубы и лечу вперед, босыми ногами, невзирая на боль.
Сзади раздается выстрел. Пуля со свистом рассекает воздух где-то над головой. Второй выстрел – ближе, я слышу, как пуля впивается в ствол дерева справа. Я пригибаюсь, но не оборачиваюсь. Не замедляю шаг.
Лес становится еще гуще. Ветер играет листвой, и сквозь этот шелест едва пробиваются обрывки криков – теперь они звучат приглушенно, словно доносятся из другого мира. Еще один выстрел грохает где-то вдалеке – глухой, почти безобидный звук, теряющийся в лесной чаще.
Глава 14. На границе ночи и утра…
Время течет, как вода сквозь пальцы. Солнце клонится к горизонту, окрашивая небо в красные, оранжевые и желтые оттенки. Тени становятся длиннее, сливаются друг с другом, и вот уже сумерки подкрадываются неслышно.
Я иду.
Ноги горят, будто по ним прошлись раскаленными иглами. Каждый шаг – преодоление. Ступни в кровавых подтеках, в царапинах от острых камней и сучьев. Но останавливаться нельзя.
Слева от меня обрыв. Бездна, из которой доносится рокот волн, бьющихся о скалы далеко внизу. Звук пробивается сквозь шум ветра – то ближе, то дальше. Если прислушаться, можно услышать шипение откатывающейся пены.
Я больше не слышу голосов. Ни криков, ни выстрелов. Только ветер, только шелест листьев над головой и шум моря. Может, отстали? Может, решили, что я уже не жива? Или просто потеряли мой след в этом бесконечном лабиринте деревьев?
Темнеет. Звезды зажигаются одна за другой.
Сколько времени прошло? Три часа? Пять? Или всего лишь один?
Во рту пересохло. Я пытаюсь сглотнуть, но горло будто сжато в тисках – сухое, неподатливое, и вместо слюны только болезненный спазм. Голова кружится. Земля под ногами то уплывает в сторону, то резко наклоняется, заставляя хвататься за ствол дерева, чтобы не рухнуть.
Тошнота подкатывает волной – горькой, горячей, сжимающей желудок в тугой узел. Я дышу ртом, коротко и часто, но это не помогает. Только усиливает сухость, только делает каждый глоток воздуха еще более мучительным.
Я впиваюсь сильнее пальцами в кору, чувствуя, как грубая древесина врезается в подушечки. Тело больше не слушается. Ноги дрожат, колени подгибаются сами собой, и я чувствую, как земля уходит из-под них.
Сдаюсь.
Оседаю на землю, ударяясь спиной о ствол. Колючая кора впивается в плечи сквозь ткань футболки…
Боже, как я докатилась до этого? На мне только просторная футболка Итана. И больше ничего. Совсем ничего.
Ветер резко усиливается – он дует прямо с моря, резкий, соленый, пропитанный сыростью. Пробирается под тонкую ткань футболки, заставляя кожу покрываться мурашками. Я подтягиваю колени к груди и обхватываю их руками, пытаясь сохранить хоть каплю тепла.
Что мне теперь делать? – мысль бьется в висках вместе с пульсом. Чужая страна. Ни паспорта, ни денег, ни даже нормальной одежды.
Взгляд падает на запястье. Браслет из белого золота, усыпанный мелкими камнями, поблескивает в лунном свете. Подарок Николаса
Тошнота подкатывает с новой силой, но теперь она не от усталости – от ярости. Этот ублюдок. Пальцы сами сжимаются вокруг браслета, ногти задевают кожу. Ненавижу его.
Дергаю браслет вниз, чувствуя, как металл врезается в кожу, как камни впиваются в пальцы. Еще немного – и он сорвется, улетит в темноту вместе с фальшивыми улыбками, поддельными клятвами… "Люблю тебя", "ты – мое все." – да как он смел?!
Вдруг замираю. Браслет натянут на самой узкой части запястья, больно врезаясь в кожу, покрасневшую от наручников. Лунный свет скользит по идеально ровным камням, подчеркивая их чистую огранку. Это не бижутерия. Белое золото. Настоящие бриллианты, даже в полумраке сверкающие холодным, дорогим блеском.
Мысль пронзает сознание, как молния: это деньги… Сколько он может стоить? Месяц аренды комнаты? Новая одежда? Билет домой?
Я прикрываю браслет ладонью, но теперь не чтобы сорвать – чтобы защитить.
Кто-нибудь обязательно купит его у меня…
Голова тяжелеет, веки наливаются свинцом.
Но сейчас мне нужно немного отдохнуть. Хотя бы пять минут.
Я закрываю глаза. Дыхание становится ровнее, но не глубже – короткие, осторожные вдохи. В висках стучит, но уже приглушенно, как эхо.
Мысли медленно расплываются, превращаясь в обрывки: Николас… деньги… надо встать… Но тело больше не слушается. Оно тонет в этой временной пустоте, где нет ни лжи, ни страха, ни боли – только тихий гул в ушах и далекий шум прибоя.
Пять минут. Всего пять минут…
Я выхожу из леса. Ветер бьет с моря резкими, рваными порывами, вырывая из листвы гулкий, яростный шум. Ветки трещат, ломаются, будто лес сам скрипит зубами от напряжения.
Следов нет.
Я искал до последнего, но темнота и ветер сделали свое дело – все стерто, сметено, будто ее и не было.
Впереди, в свете фонарей, маячит беседка. Глория стоит, прижавшись спиной к столбу. Одна рука сжата в кулак у рта – она грызет ноготь на большом пальце. В другой руке застыл стакан с алкоголем – лед почти растаял, разбавляя напиток, но она словно забыла о нем. Ее глаза устремлены в пол, взгляд – пустой и отсутствующий.
Рядом Дэвид. Говорит что-то тихо, наклонившись к ней. Его рука лежит на ее плече, но она не реагирует. Будто он не здесь, а где-то далеко.
Я делаю шаг. Еще один. Гравий хрустит под ботинками.
Глория резко поднимает голову. Наши взгляды встречаются. И я понимаю – она не просто нервничает.
Она боится.
Но не за ту, кого я искал.
А за себя.
Глория резко протягивает стакан Дэвиду, даже не глядя в его сторону. Ее движения резкие, неточные – стакан ударяет его в грудь, и жидкость выплескивается на серую футболку.
– Да, блять! – Дэвид дергается, но его руки уже рефлекторно ловят падающий стакан, пальцы сжимаются вокруг хрусталя в последний момент.
Но Глории, кажется, плевать. Она отпустила стакан прямо в воздухе, даже не убедившись, поймает ли он его, и быстрыми шагами направилась ко мне.
– Ты не нашел ее.
Это не вопрос. Это приговор.
Я молчу.
Она останавливается в шаге от меня, и я чувствую сильный запах алкоголя, дрожь в ее дыхании.
– Ты даже не пытался.
За ее спиной Дэвид вытирает футболку, лицо перекошено от злости. Но он не вмешивается. Пока.
Глория вдруг хватает меня за футболку и тянет на себя.
– Она не могла уйти далеко. Ты понимаешь? – ее голос ломается на полуслове, становясь тонким и прерывистым. Пальцы судорожно сжимают мою футболку, ногти впиваются в ткань.
– Ник… – ее губы дрожат, произнося имя шепотом, будто даже звук может его призвать. – Он в ярости.
Последнюю фразу она выдавливает из себя с трудом, голос становится хриплым, как будто кто-то сжимает ей горло.
Она резко оглядывается через плечо.
– Я.. я боюсь… – голос совсем тихий, – показываться ему на глаза. Ее нужно найти. Пожалуйста.
В последнем слове – отчаянная мольба.
Я медленно беру ее запястья, чувствуя под пальцами учащенный пульс. Разжимаю ее пальцы один за другим, освобождая свою футболку. Ее ладони остаются в моей руке – холодные, липкие от пота, и дрожащие.
Глаза. Именно они выдают ее полностью. Широкие, с бешено бегающими зрачками. В них не осталось и следа от той дерзкой, самоуверенной Глории, что еще несколько часов назад смотрела на Эмили свысока. Теперь в них только животный страх – тот самый, который она сама пыталась вселить в Эмили.
Только вот Эмили хватило духу сбежать…
Я отпускаю ее руки, и они безвольно падают вдоль тела.
– Я поговорю с Николасом, – говорю ровно, наблюдая, как ее веки дергаются при звуке этого имени.
Я делаю шаг вперед. Она мгновенно отступает, освобождая мне путь. Ее плечи судорожно сжимаются, будто она пытается стать меньше, незаметнее. А ее взгляд. Видел его раньше – у других. У тех, кто уже познакомился с