Поняв, что он оборачивается, я зажмурилась и прижалась ко второму зверю, все еще «нормальному». В груди у него я услышала глухое рокотание – крайне недовольное. А на плечи мне вдруг упала чья-то рука.
– Эй! Босс же сказал, не трогать ее! – услышала с переднего сиденья.
Рядом гоготнули.
– А может, я коммунист? А коммунисты говорят – делиться надо… Да Рас и не узнает – чо она, целка что ли? Слышь, милая? – меня толкнули в бок. – Отсосешь мне по-быстрому, а я тебя потом подберу, когда Расу надоешь… ок? Ну? Давай! Пока я не оделся... У меня вон и стояк уже…
– Тебе-то она зачем? – усмехнулись спереди.
Оборотень над моим ухом тихо зарычал.
– Так ведь сладенькая… а пахнет так, что даже этого ее ублюдка Макмиллана на ней не чувствуешь…
Я совсем вжалась в сидящего слева волка, придавливая его собой, чувствуя в молчаливом, грозно урчащем звере защиту. Так сильно вжалась, что на повороте не удержалась и свалилась на него всем телом.
Что было большой ошибкой, потому что оборотень справа решил, что это приглашение, и на задницу мне опустились уже две руки.
Боже, награди того, кто придумал джинсы! Если бы не они, меня бы уже всю облапали! И так облапали, конечно – но, по крайней мере, в джинсах хоть до самых стратегических мест непросто дотянуться…
Волк рядом взвизгнул под моим весом, извернулся и, по всей видимости цапнул того, что слева, за руку…
– Ах ты урод! – заругался оборотень. Руки убрались, и я воспользовалась моментом, чтобы подтянуться и снова сесть, причем, волк, оставшийся в звериной форме, перелез через мои колени, впихиваясь между мной и собратом.
С облегчением я вжалась в стекло и только тогда позволила себе открыть глаза. И ужаснулась, поняв, что мы уже за городом! С какого-то перепугу я решила, что меня везут в дом к моим родителям – туда, где ждал меня Блэкстоун. И только теперь осознала, что везти меня туда никакого резона нет, и маму я не увижу.
– Я… хочу убедиться, что с моей семьей все в порядке.
Голос мой звучал твердо, но так тихо, что хорошо если его вообще услышали.
Услышали. Водитель недоуменно уставился на меня в зеркало.
– Да что с ними будет-то? Кому теперь нужна твоя семья?
– Я хочу с ними поговорить! – упрямо повторила. – Позвоните Расселу, пусть передаст им телефон. Я ведь пришла, правда?
– Рассел уже уехал оттуда, цыпочка, – из-за головы сидящего рядом со мной волка высунулась человечья и я, наконец, увидела того, кто предлагал мне «отсосать». Оборотень уже успел натянуть футболку, но не штаны, судя по голым ногам, и я отвернулась, чтоб не увидеть и то, что предлагалось отсосать.
В машине молчали, явно думая над моим требованием.
Наконец, водитель нехотя вытащил телефон и набрал контакт.
– Рассел?
На том конце связи что-то неразборчиво пробормотали. Водитель поморщился, положил телефон себе на колено и ткнул в него пальцем.
Сразу же, мгновенно по салону машины разнесся душераздирающий вопль моей мамы. У меня внутри все выморозилось. Сердце заледенело, перестав биться в груди. Картины, одна страшнее другой, понеслись перед глазами, и я почувствовала, как к горлу мне подступил сегодняшний обед…
Выругавшись, водитель принялся не глядя тыкать в телефон, чтобы отключить динамик, но у него ничего не получилось – мамины крики не смолкли – только громче становились, перемежаясь с грозными матерными ругательствами, дающими надежду, что ее все-таки не жрут волки и не насилуют.
Опомнившись, я тоже заорала.
– Что происходит?! Что ты с ней сделал, уебок?!
Забрыкалась, затолкалась локтями и полезла вперед – к телефону. Схватила его и закричала в трубку.
– Мама! Мама, что они там с тобой делают?!
На мгновение трубка смолкла, а потом мама услышала меня.
– Настя? – выдохнула охрипшим от криков голосом. – Настя?! – и завизжала, так, что в ушах заложило. – Беги от них, доченька! Беги, не слушай их, не верь! Они убили Грега! И меня убьют, когда ты придешь! БЕГИ!
В трубке снова заорали, что-то грохнуло, хрустнуло... А потом, наконец, телефоном снова завладел Блэкстоун, ругаясь и требуя, чтобы «эту суку заткнули раз и навсегда». Но я уже не стала его слушать.
Грега убили. Маму не отпустили, не оставили в покое, а куда-то везут, чтобы там тоже убить.
«Захваченные террористами уже мертвы» – вспомнилось откуда-то, и я сжала челюсть. До боли, до судороги.
Прощай, мамуль. Я за тебя отомщу.
Прямо на ходу – благо, пока звонил хозяину, водитель все же сбросил скорость – я открыла дверь машины и выпала на асфальт, тут же подхвативший и закруживший меня в серой, пыльной и жестокой карусели…
Хорошо, что столько пыли, успела подумать, пока крутилась и билась об этот асфальт всем, чем только могла – авось забьет носы волчарам, пока я буду бежать.
А я буду бежать. Быстро. Так быстро, как еще никогда в своей жизни.
Глава 33
И снова лес. Как ни странно, в этот раз я не испытывала к нему ни страха, ни ненависти.
Наоборот – лес был домом, к которому я стремилась. В котором могла раствориться, спрятаться. Стать невидимкой. Стать своей.
Проблема была в том, что мои преследователи чувствовали себя в лесу настолько же комфортно, и плюс ко всему, имели способности, которых у меня не было.
Как минимум, могли видеть в темноте и очень быстро бегали.
Но и мои способности, мягко говоря, удивляли.
Вскочив после падения так быстро, словно меня не прокрутило только что по асфальту, чуть мозги не отбивая, я побежала – конечно же, в лес. Потому что другой вариант был побежать на середину скоростного шоссе, по которому мы ехали. Да, был шанс, что меня не собьют, если попытаюсь остановить кого-нибудь на ходу… но маленький.
«Не думать, не думать, не думать…» – заставляла себя повторять, пока бежала – в такт с каждым своим шагом, с каждым своим дыханием.
Не думать было сложно.
Мозгом я понимала, что нет Блэкстоуну никакого резона оставлять маму в живых – лишняя обуза, лишний свидетель. Зачем? Заполучил меня и избавился. Или вон отдаст своим псам на поругание – а это еще хуже, чем смерть…
А вдруг уже отдал? Я остановилась в темноте, будто на стену налетела.
«Беги от них, доченька!» – вновь загремело в голове и погнало меня вперед.
Мама хотела, чтобы я бежала. Она тоже знает, что ее убьют… это она, она приказывает мне бежать, она сказала, что я должна, она хотела…
А если наврала? Я снова остановилась, тяжело дыша и ругаясь себе под нос. Если специально так сказала, чтобы я не думала о ней – считала ее уже мертвой и спасала только себя?!
Поздно. Я уже сбежала, уже не сделала того, что от меня требовали. Единственное, что могу сделать теперь – продолжать бежать и хоть как-то спастись. Иначе все это не имело смысла, и мама погибла зря.
Давя в себе слезы, все еще не веря, что я, скорее всего, уже сирота, я бежала, жалея теперь, что на мне джинсы – если бы короткая юбка, как в прошлый раз, меня стегали бы по голым ногам ветки и высокая лесная трава. Хоть что-то бы чувствовала, кроме душевной боли, рвущей душу на части.
Хотя, возможно, по запаху крови меня нашли бы скорее – и тогда снова все было бы зря.
Я вдруг поняла, что за мной никто не бежит. Совсем. И что вот уже минут десять я одна в этом темном-претемном лесу – если не считать животных и ночных птиц.
Неужели я так удачно замела следы?
Но что теперь?
Я медленно обвела взглядом чащу перед собой, прислушиваясь, принюхиваясь и поражаясь, что не испытваю совершенно никакой паники перед лесом.
Побежала дальше – уже медленнее, почти шагом, гадая, куда могли подеваться мои преследователи. Если волки и шли по моим следам, то так далеко, что я не чувствовала их. Но отчего же они отстали? Не захотели оборачиваться на людях? Могли и в людформе за мной побежать…
И тут я почувствовала кое-что другое. Запах гари.
– Что за… – пробормотала, задирая нос и глубоко втягивая воздух. Может, лес горит?
Но запах не был похож на тот, что чувствуешь, когда горит костер. Продолжая принюхиваться, я медленно пошла вперед, пока не уперлась руками в ствол огромного, разлапистого дерева, и только тут поняла – горит машина. А точнее, резина покрышек – совершенно уникальный запах, его ни с чем не спутаешь…
Вместе с этим пониманием пришло решение, что мне делать.
С удивительной, почти обезьяньей ловкостью, цепляясь сначала за мелкие сучки, потом за тонкие ветки, потом за крупные, я полезла наверх, на дерево – все выше и выше, пока не обосновалась на одной из верхних ветвей, так высоко, как я не была никогда в своей жизни, если не считать высотных домов и самолетов.
Да, скорее всего найдут. Догонят. Унюхают – на то они волки.
Но пусть только попробуют снять меня отсюда без потерь! Усевшись поудобнее, я отломила от крупной ветки другую – тонкую, у которой тут же оборвала листву, превратив ее в пику, которой идеально высадить кому-нибудь глаз или воткнуть в глотку.
Запах гари стал сильнее, и я поняла, что если встану на ноги, смогу разглядеть, что горит и где. Не выпуская своего оружия, я подтянулась и встала, держась поближе к стволу и цепляясь за него свободной рукой.
Так оно и было – дым шел с дороги. Оттуда же доносились вой сирен полицейских машин и скорой помощи.
Авария? Из-за меня? Оставалось надеяться, что единственные пострадавшие – это похитившие меня оборотни. Потому что если окажется, что по моей вине сегодня умер кто-то еще, я этого не вынесу…
И тут я чуть вниз не свалилась от неожиданности, потому что в заднем кармане моих джинсов вдруг громко и истерично зазвенел телефон.
Боже мой! И все это время у меня с собой был мобильник?! Но как его этот-то не заметил, что лапал меня за задницу?
Решив не заморачиваться лишними вопросами, я еще плотнее обняла ствол дерева, и потянула наружу почти плоский и ОЧЕНЬ скользкий дивайс.
– Тони… – всхлипнула, увидев, кто звонит, и аккуратно, чтобы не уронить, нажала пальцем кнопку приема. – Тони… – повторила уже вслух, вкладывая в это короткое имя все, что колотилось у меня сейчас в душе.