Ноздри мгновенно окутывает знакомый – любимый – запах, и я проваливаюсь в теплый песок, понимая, что он скорее всего зыбучий.
Господи, ну почему, почему этот мужчина так божественно пахнет? Где справедливость?
– Это проблема?
Прихожу в себя и отступаю на шаг – наверное, слишком резко (и очевидно), потому что Макстон усмехается.
– Нет, просто…
…я тоже очень люблю с мятой.
Больше. Всего. На. Свете.
– Почему ты не завтракаешь? – решаю сменить тему на более безопасную. – Ты завтраконенавистник?
Уголки его губ вновь дергаются, а я ловлю себя на мысли, что застреваю. На их полноте и симметрии. А еще на том, что ужасно хочу эти губы целовать.
Боже, зачем я позвала его?
Заче-е-ем?
– Нет, Бэмби. Я просто люблю поздние ужины.
– Но это ведь неправильно. – толкаю дверь, и тянусь за чашками к шкафчику. – Завтрак – самая важная часть дня.
– Правда?
– Да! Он – наш лучший будильник. Я уже молчу о том, сколько в нем пользы. А наш мозг? Ты знаешь, что правильный завтрак улучшает концентрацию, внимание и память? А еще помогает при стрессе, заряжает энергией, укрепляет иммунитет. Ученые уже давно доказали, что человек, привыкший завтракать, более устойчив к патогенам внешней среды, чем тот, кто от завтрака отказывается. К тому же, когда ты позавтракаешь, настроение сразу же улучшается. День начинается совершенно по-другому. – улыбаюсь и непроизвольно прикрываю глаза. – Ты только представь этот теплый аромат свежеиспеченных блинчиков с вишневым вареньем! А облепиховый чай? И пальчики оближешь, и тарелку! – смеюсь, оборачиваясь, а после – ловлю его пристальный взгляд.
Мы стоим в ничтожном миллиметре друг от друга, и я не знаю почему. Как это произошло и кто подошел первый. Кто сократил это бессмысленное расстояние. Но знаю, что мне чертовки это нравится.
Слишком сильно, чтобы я хотела уйти.
– Ты… не достанешь мяту? Она на верхней полке, – шепчу, чтобы хоть чем-то разбавить эти проклятые флюиды между нами.
Я не уверена, что Макстон чувствует то же.
Не уверена, что относится ко мне так же.
Но ведь эта близость – она неспроста?
Или я просто выдумываю то, чего нет?
Вжимаюсь в столешницу, понимая, что заперта в кольце его рук. Что зыбучие пески утягивают – снова – и что сопротивляться им нет ни сил, ни желания.
Но больше, конечно, желания.
Макстон тянется за банкой, при этом почти не отрываясь от меня. Это похоже на сумасшествие. Что-то граничащее с безумием, но в то же время такое естественное и правильное, что сдаюсь. Принимаю правила.
Опасно. Страшно.
Да.
Но бороться с этим выше моих сил.
Да и стоит ли?
Ведь если чему-то суждено произойти, оно произойдет – несмотря ни на что и вопреки всему. Таков непреложный закон Вселенной.
– Что-нибудь еще? – спрашивает.
Твой поцелуй, признаюсь.
Не вслух, но в какой-то момент кажется, что он читает каждое слово по замершим губам. Что это слишком очевидно и просто. И что даже если бы я хотела соврать, у меня бы это не вышло.
– Ой, – веселый голос Скайлер, влетевшей в кухню, буквально отшвыривает нас друг от друга. Я облизываю пересохшие губы и отворачиваюсь, чтобы себя не выдать.
Уверена, цвет моего лица сейчас напоминает красную тряпку во время корриды.
– Привет, – улыбается, а я так и слышу сквозящее в этой улыбке «я же говорила!», адресованное, естественно, мне.
Макстон отвечает ей, а дальше уже не слышу. Сосредотачиваюсь на чае. И кажется, отсчитываю листочки по одному. Что весьма расслабляет, если начистоту. Тело понемногу успокаивается (его перестает сотрясать дрожь), а мысли… с ними сложнее.
Я схожу с ума или парень моей мечты в самом деле хотел меня поцеловать?
Бред. Это невозможно.
Я больше поверю в то, что обезумела, чем в то, что парень моей мечты действительно хотел украсть мой первый поцелуй.
Интересно, догадывается ли Макстон о том, что он первый? Что еще никто до него…
До него – так хочется, чтобы это стало правдой. Чтобы Он перестал быть несбыточной мечтой, недосягаемой планетой. Чтобы был той, от которой тело бы било неиссякаемым зарядом.
– Ты хочешь расслабить нас всех или усыпить? – весело шепчет Скайлер, возвращая меня в реальность и забирая из рук банку.
А я только после этого соображаю, СКОЛЬКО мяты бросила в чайник.
Боже, да что со мной?
– Иди лучше парня своего развлеки.
– Он не мой парень.
– Но очень скоро может им стать, – шепчет, бесстыдно играя бровями, и я просто ощущаю, сколько пошлости в ее голове.
Пинаю подругу локтем, чтобы перестала смеяться, но заразе становится лишь веселее.
Отлично, убью ее позднее.
Глава 9
Дейтон бросает мне банку портера[4] и достает еще две: для себя и Бо.
– Стайлз хочет, чтобы мы снялись в рекламе кроссовок. Говорит, это повысит популярность группы, – усмехается, дергая за колечко до характерного щелчка.
Эггзи Стайлз – наш вечно неунывающий менеджер едва ли намного старше нас. Все думают, что его имя – липа. Что оно такое лишь потому, что внешне он дико схож с участником англо-ирландского бой-бэнда One Direction. На самом же деле придурок с ним родился. Все остальные совпадения в его жизни случайны.
– Если будет такая же низкопробщина, как с батончиками в том месяце, я – пас.
– И я, – поддерживаю, отпивая из жестянки.
Их тягуче-мерзкий глиняный вкус до сих пор комом во рту.
– У меня коробка под кроватью так и стоит, не знаю, выбросить или сжечь, – усмехается, – даже собакам такое дерьмо скармливать стыдно.
– Эй, это ведь реклама, парни, – подзадоривает нас Дейтон. – Наша реклама! Так какая к черту разница, кто будет вестись на всю эту хрень? Нам заплатят, а цены на наши билеты взлетят. А еще в нашем арсенале прибавится десяток-другой сексапильных фанаток, – довольно плюхается на диван.
Метьюз, вообще-то, тот еще мудак, но в глубине души – сентиментальный и мягкий, что старательно прячет за толстым слоем непрошибаемой брони. Он хочет выглядеть хуже, чем есть на самом деле, потому что считает, что только так можно чего-то добиться. Только засовывая свою совесть глубоко в задницу, отключая чувства и демонстрируя всему миру свой твердый фак.
Не таким его знаю только я.
Мы дружим со школы. Той самой дружбой, когда и в огонь, и в воду, и через медные трубы. Когда с разбитым носом и с содранными кулаками, но на смерть друг за друга.
И только я знаю, что он не всегда был таким.
– Эй, надеюсь, я ничего не пропустил? – Кэмерон бросает рюкзак в угол и без усилия ловит полетевшую в него бутылку.
Финч – самый молодой и отчаянный «Волк», заслуженно получивший звание самого «няшного няшки» в группе (если что, я просто цитирую соцсети). Девчонки без ума от его плюшевой внешности и шикарной платиновой шевелюры. Ну и глаз, конечно. Они у него без преувеличения особенные. Ледяные, как шутит Дейтон, роковые.
Ну а если серьезно – я никогда еще не встречал настолько целеустремленного, трудолюбивого и напористого идеалиста. Настолько… кайфующего от себя и жизни.
Мы все, как уверяет Стайлз, в одном шаге от бешеной популярности. От звания кумиров и одних из самых узнаваемых лиц в мире. Работа с самыми известными рекламными брендами, бесчисленная череда съемок, телевидение, многомиллионные контракты… не скажу, что всегда мечтал об этом, но знаю, как к этому стремился Финч.
Он – единственный из нас без, так сказать, громкого имени.
Вижу, как он жопу рвет на пути к своей цели, как развивается вместе с нами, и не знаю, гордость что ли берет. Как за младшего братишку.
У сукиного сына офигенный гитарный скилл и три миллиона шибанутых подписчиков.
А еще ему чертовски идут костюмы.
– Кстати, как дела с новой песней?
Взгляды придурков мгновенно устремляются на меня.
– В процессе.
Это все, что я хочу ответить. И все, что нужно слышать моим друзьям, чтобы понимать – мои дела крайне паршивы.
– Приятель, если тебе нужна помощь, только скажи.
– Можно сделать новую аранжировку, – предлагает Бо, – или проиграй то, что есть, а мы подкинем парочку годных идей.
– Я в норме.
– Уверен?
– Прогуляюсь пойду, – не хочу разводить эти сопли и дальше. Между строк читать их сочувственные взгляды и осторожно подобранные слова. Не хочу. Мне не нужна вся эта гребаная жалость. Знаю, они это из добрых намерений, но это все равно слишком дерьмово.
– Эй, – тот Дейтон, которого знаю только я, тормозит меня за плечо, – ты сказал, что справишься, помнишь?
– Да.
– Так ты справишься?
Да. Таким был бы идеально правильный ответ, но вся соль была в том, что я не знал, так ли это на самом деле. То есть действительно ли я справлюсь после всего.
– Песня будет, – уверяю, хоть и понимаю, что друг не идиот, понимает, что к чему.
– Эггзи может сдвинуть сроки…
– Нет.
И он мог бы продолжить лечить, но вместо этого кивает, выпуская из гаража.
На улице вдыхаю кислород с такой силой, что он нещадно сжигает легкие.
Прошло уже пять месяцев. Но с того гребаного дня я так и не написал ни единой строчки. Просто не смог. Последняя запись в моей тетради датируется двадцать девятым января. А на следующий день моя жизнь делает резкий кульбит, опрокидывая с высоты. Разбивая сердце.
Когда включаю телефон, он едва не взрывается от оповещений. Два пропущенных – один от отца, другой от Стайлза, куча непрочитанных сообщений. Лайки, комментарии, отметки… все это кажется таким неважным сейчас. Поэтому скачиваю демку и по привычке отключаю интернет.
Музыка бьет через наушники, и я слушаю ее снова и снова, зацикливая. Думая, что в голову придут хоть какие-то строчки, но все вхолостую. Ничего не меняется ни через месяц, ни через два, ни через пять – я все так же мертв. Для рок-мира и вообще.