Ноги приносят к пристани, и я сам не замечаю, как остаюсь. Просто сажусь на доски, наблюдая за тем, как небо постепенно раскрашивается в багряный.
Многие любят смотреть на закат, я же обретаю силу в рассвете. Не знаю, мне просто кажется, будто он выполаскивает душу. Будто солнце не просто восходит, а обрушивается как лавина, наполняя собой мир. Наполняя меня. Как музыка когда-то.
– Говорят, огненные восходы – предвестники ветреной погоды, – слышу сквозь биты и, снимая наушник, оборачиваюсь. – Прости. Не хотела тебе мешать.
– Это вроде как твое место, верно?
Ри улыбается, а я ловлю себя на мысли, что это невероятно красиво.
– Ты в порядке?
– Да, – шепчет и сильнее тянет на запястья рукава.
Сегодня на ней тот же необъятный худи, что и обычно, белые найки и светлые скинни до щиколотки. Волосы завязаны в высокий хвост, а на лице ни грамма штукатурки.
Не помню, чтобы она хоть когда-то красила глаза или губы. Надевала юбку или что-то подобное. Ри была самой простой и естественной из всех, кого я знал.
Настоящей.
– Хочешь послушать?
Не сразу, но кивает.
Когда садится рядом на понтон, отдаю ей один наушник – слишком большой для ее крохотных ушей. Как будто не для нее вовсе. Но она держит его пальцами так легко, что кажется, правильнее места просто нет.
Как только включаю музыку, что-то меняется. В воздухе, в мире – везде. Ри слушает так завороженно, что я не сразу понимаю, что слушаю ее. Ее мысли и чувства. И весь тот эмоциональный спектр, что отражается на ее лице – эйфория, смятение, боль.
– О чем по-твоему песня?
Наверное, она воспринимает это как игру. Потому что улыбается, прикрывает глаза и делает глубокий вдох. Полностью отдается музыке.
– О девушке, – шепчет. – В ней… немного радости и почти столько же грусти. Она красивая, как цветок, нежная и сильная, хотя иногда и плачет, оставшись в комнате одна. Счастливая. Но одинокая. Мне кажется… будто она летит. – Ри вдруг улыбается и, замолкая, открывает глаза. – Прости. Это все глупости, наверное. Папа говорит, что у меня слишком богатое воображение.
Отдает мне наушники, а я оторваться не могу от ее глаз и улыбки.
В сердце так западают слова, что оно почти перестает качать кровь.
Кроет. А еще кажется, будто Кроха снова здесь, в ней.
– Скажи, я хоть немного угадала?
– Это демо, – голос будто ломается, потому что я сам его не узнаю.
– Значит, слов еще нет?
– Я над этим работаю.
– Ты… пишешь тексты сам? – Ее глаза так мило расширяются, что порывисто хмыкаю. – Значит, все песни «Волков» – твои? Об этом нигде не написано.
– Я просил Стайлза не указывать меня как автора.
– Почему?
– Не хочу еще большей славы.
– То есть… это вроде как секрет? О котором знают только ребята из группы и твой продюсер?
– И ты, – шепчу, и Ри вдруг смущенно отводит взгляд.
– Я… никому не расскажу.
– Знаю.
– Откуда? – вскидывает свои большие голубые глаза.
А я застреваю в них, хотя не должен.
Это так необычно – встречать рассвет с девушкой, с которой даже ни разу не переспал. С такой… искренней и простой. Не такой, как другие. С той, что не пытается влезть тебе без разрешения в душу. И не старается любым способом заполучить в свою постель. С той, что просто слушает, когда тебе хреново. И слышит, даже если ты молчишь.
Это не объяснить.
Но рядом с ней мир не кажется таким уж черно-белым.
Хотя красок в нем уже давным-давно нет.
– Отец устраивает благотворительный бал в честь тридцатилетия компании. Хочешь пойти?
– С тобой? – испуганно, и это так мило, что усмехаюсь.
– Со мной, Бэмби, да.
Молчит, прокручивает мой вопрос в голове. А еще непроизвольно кусает нижнюю губу. Как делает всегда, когда сомневается, – это ее милая привычка, я знаю.
Я многое знаю, хотя все эти недели мы толком и не говорим.
Но мои окна выходят на ее. И я часто вижу, как она слушает музыку, закинув ноги на стену, или сидит на подоконнике и что-то сосредоточенно рисует в дневнике.
Ее комната светлая. В ней полно забавных безделушек, стены увешаны гирляндами, на каждой из которых десятки, сотни фотографий, а кровать завалена мягкими подушками-зверятами абсолютно различных цветов и размеров.
И я знал об этом задолго до того, как впервые в ней оказался.
– А как же Кайли? – спрашивает, и понимаю, что пора расставить точки над i.
– Что ты знаешь о нас с ней?
– Ну-у… стерва вроде как твоя девушка.
– Нет.
– Нет?
– Нет. – твердо, чтобы больше не было недоразумений. – Наши семьи давно дружат. Мы ходили в одну школу и до сих пор живем по соседству, тусуемся в одной компании. Возможно, наши родители видят в нашей дружбе нечто большее, но только не я.
– Значит, ты и стерва – не вместе? То есть ты мог позвать любую, почему я?
– Потому что я не хочу с любой.
Она замирает, а я понимаю, что это не просто слова. Что нечто намного большее. Что всего за каких-то несколько недель (дней, если не считать те из них, которые она держалась в стороне), девчонка запала мне в душу. Такая, какая есть – в своих смешных розовых тапочках и с глазами как чистое море.
– То есть… ты хочешь пойти на этот бал со мной?
– То есть я хочу пойти на этот бал с тобой, – повторяю, чтобы она, наконец, поверила. Перестала сомневаться и искать в моих словах неискренность.
Думает, я играю?
Думает, я бы стал?
– Твой… отец не будет против?
– А твой?
Она улыбается, а затем отводит взгляд и едва заметно кивает.
Это да? Или…
– Ладно.
– Ладно?
– Я спрошу у папы, – отвечает, и я усмехаюсь.
Почему это так охренительно мило?
Глава 10
– Он пригласил тебя на бал? – хлопает глазами Скайлер.
Кажется, еще немного, и пустится как Безумный Шляпник вытанцовывать джигу-дрыгу.
– Благотворительный. Который устраивает его отец. – И ее, и себя пытаюсь вовремя опустить на землю. – К тому же… я начинаю сомневаться, что впишусь.
– Золушка ведь вписалась.
– Но я не Золушка. И моя жизнь – не диснеевкий мультфильм.
– И в этом только твоя вина, – усмехается, и глазами начинаю хлопать я. – Но сейчас это не так важно, потому что красавчик сделал первый шаг. Следующий за тобой.
Следующий… что?
– Намекаешь, что я должна его поцеловать?
– А почему нет?
Наверное, потому, что я не такая смелая?
Точнее, вообще не смелая.
– Я лучше скажу, что заболела, и останусь дома.
– Начинается, – закатывает глаза, а я всерьез продумываю варианты отступления.
Может, и правда притвориться больной?
– Я уже жалею, что согласилась. – выдыхаю, пролистывая наш с Макстоном диалог.
Сердце едва не вылетает через ребра, когда Он просит мой телефон и вбивает в него свой номер. Я сразу же сохраняю его, пока в голове играет проклятый марш Мендельсона.
Улыбаюсь и непроизвольно кусаю губу.
И это заеду звучит так забавно, ведь наши дома находятся по соседству, но все равно невероятно волнительно. Кажется, мой пульс не может успокоиться с самого утра. Как сказала бы Скай – в этом нет ничего удивительного, и была бы права. Когда все мысли заняты только его запахом, этим вечером и… Боже, дай знак, как не умереть от страха!
– Не как у Золушки, конечно, но думаю, тебе понравится.
Взгляд замирает на плотном тканевом чехле, который подруга нервно сминает пальцами.
– Что это?
– Платье. – И прежде, чем отказываюсь, добавляет: – Ты ведь не пойдешь на бал в джинсах, верно? К тому же, у подобных мероприятий существует дресс-код.
– Слушай… ты ведь знаешь…
– Что ты не носишь платья, – перебивает, заканчивая за меня, – но это ведь бал, Ри! На него просто нельзя завалиться в худи и спрятаться, натянув на голову капюшон.
– Я бы лучше так и сделала, – шепчу, и на меня мгновенно устремляется «дружеский луч смерти».
– Примерь.
– Я не думаю…
– Примерь, говорю, – безапелляционно.
И мне приходится повиноваться.
Когда встаю, Скайлер расстегивает чехол и извлекает оттуда белое платье. Самое красивое на моей памяти. Еще даже не касаюсь, а уже ощущаю, как мягкая ткань приятно струится по коже, обнимает ее, ласкает. Янг разворачивает меня к зеркалу и прикладывает шелк к одежде – и да, он действительно струится.
– Смотри.
Сосредотачиваюсь на отражении в зеркале, и не узнаю свое. Еще не надела его, а уже будто и не я вовсе. Весь этот лоск… разве он для меня? Для такой, как я?
– Оно…
– Великолепное, знаю! – восторженно складывает вместе ладони. – А я словно крестная фея, и, кажется, мне это нравится.
А мне?
Да. Определенно, да.
Но есть одно ПРОТИВ, и оно перекрывает все ЗА.
– Думаю, мне не стоит идти.
– Боже, ты опять?
– Правда, Скай. Это изначально была паршивая затея. Я. Макстон. Благотворительный бал. Вещи абсолютно несовместимые.
– По-моему, вся эта чушь у тебя исключительно здесь, – стучит пальцем по своему виску, – или ты так боишься признаться себе в том, что у вас может быть будущее, что предпочитаешь не замечать очевидного?
Боюсь.
Но так ли уж все это очевидно?
Может, я просто хочу, чтобы так было?
– Почему ты думаешь, он позвал тебя?
– Потому что я просто подвернулась?
– Серьезно?
Я не знаю.
Господи, правда, не знаю.
– Ты нравишься ему, Ри. Притом сильно.
– Я…
– Что? Сомневаешься? Так давай развеем твои сомнения раз и навсегда.
Страшная догадка бьет быстрее, чем Скайлер хватает со столика мой мобильный. Снимает блокировку и слышу – печатает. А я надеюсь, но в то же время уже почти не дышу.
– Что ты делаешь?
– Хочу спросить об этом Его.
– Что? Не смей! – пытаюсь вырвать из рук заразы телефон – безуспешно.
Пятнадцать сантиметров, помните?
– Янг, это не смешно!