И я бы очень хотел вновь ее поцеловать, но решаю дать ей время. Девчонкам ведь оно нужно, да?
– Спасибо. – Тихо, потому что слышу, как бьется ее крохотное сердечко.
– Благодаришь за испорченный вечер? – усмехаюсь, на автомате всовывая руки в карманы.
Звучит так, будто давлю на гребаную жалость, но на самом деле, просто чувствую во всем свою вину.
– За то, что спас тогда на озере. И… не знаю, как у остальных, но мой вечер получился волшебным.
– Правда? – делаю шаг и упираюсь ладонью в стену возле ее лица, хотя всего секунду назад распинался про долбаное время.
Хочет кивнуть, но замирает и, запрокинув голову, смотрит мне в глаза. Она такая маленькая, такая хрупкая, что хочется схватить ее и спрятать в кокон, чтобы защитить. От этого несправедливого мира, от ошибок и разочарований. Но особенно от боли. Той безжалостной и невыносимой, что бьет на поражение, не промахиваясь. Той, что выбирает самые быстрые цели.
Отталкиваюсь от прохладной опоры и, не сводя с нее взгляда, шепчу:
– Спокойной ночи, Бэмби.
А затем читаю по губам ее тихое:
– Спокойной ночи, Марс.
Глава 13
Макстон. Дождь. Остановка. И наш с ним первый поцелуй.
Не знаю, сколько времени мне нужно, но до сих пор с дурацкой улыбкой на лице время от времени касаюсь пальцами искусанных губ. Тех самых, которые он целовал.
Моя голова напоминает котел. Огромный, чугунный, в котором варятся мысли всех людей на этой планете. Или только мои?
Я не знаю природы этого поцелуя. Не знаю его причины. Поэтому не перестаю спрашивать себя: Макстон поцеловал меня потому, что хотел? Или потому, что только так мог заглушить нарастающую в груди боль? Забыться и… прочее? Или, может, во всем этом вообще нет никакой причины, а я усердно пытаюсь ее найти?
– Нет. Нет-нет-нет.
Когда поднимаю взгляд, Скайлер смотрит на меня как на самую большую в мире идиотку.
– Поверить не могу, что ты загоняешься.
– Я не…
– Вчера у тебя случился самый фантастический в твоей жизни поцелуй с парнем, которого ты безумно любишь, но вместо того, чтобы прыгать от счастья, ты обнимаешь подушку и гадаешь: а хотел ли этого поцелуя он?
Иногда меня до жути бесит ее проницательность.
– Мне кажется, все развивается слишком быстро.
– Когда люди нравятся друг другу, так и происходит.
– Думаешь, это нормально?
– Более чем, глупышка. – плюхается рядом на кровать. – Не нормально – когда вы на дух друг друга не переносите. Ну или не понимаете, что именно между вами.
– Дружба или любовь?
– Похоть или чувства.
– А я и не знаю, – шепчу неосознанно. – То есть я уверена в себе, но…
…не уверена в нем, – едва не слетает с языка, и Скай это понимает.
– Слушай, я не знаю его так хорошо, как ты. И ты помнишь мое правило – я не лезу в чужие отношения. Но мне кажется, Макстон не способен на подлость. Ну то есть… солгать тебе о своих чувствах, поспорить на тебя – это не про него. Я думаю, он намного выше этого.
– Думаешь? – И Скайлер знает, это вопрос не из разряда «помоги мне думать так же», скорее из разряда «я хочу знать причину».
– Тексты многое говорят о человеке.
А я и хочу крикнуть «да!», и одновременно не могу, потому что обещала Ему молчать. Но со Скай так безумно хочется поделиться. Я вообще всем с ней делюсь. Всегда.
И пока думаю, как быть, зараза и так все читает по моему я-паршиво-вру лицу.
– Да брось, это ведь и ежу понятно. И не волнуйся, мой рот на замке.
Проницательность… ну я уже говорила.
Весь день вплоть до ужина помогаем в книжном клубе. Скайлер воодушевляется предстоящим праздником больше меня – контролирует буквально каждый шаг всех, кто принимает участие в его организации, решает вопросы с поставщиками и прочим, – и я не пытаюсь этот ураган остановить. Нам обеим нужна хорошая и полезная встряска. Мне – потому что я больше не могу думать о вчерашнем поцелуе. А Скайлер – потому что Метьюз не упускает ни единого повода ее позлить. Кажется, ему просто нравится, как она это делает.
Мазохист.
Это не нравится даже мне.
– Ри!
Узнаю голос еще до того, как оборачиваюсь. Чейз машет мне с другого конца дороги, а затем нагоняет и забирает из рук коробки.
– В клуб?
– Да.
– Я провожу.
А я не спорю, потому что, если честно, начинаю ловить себя на мысли, что переоценила свои силы.
– Что ты в них нагрузила? Романы Льва Толстого? – усмехается, вызывая у меня привычную улыбку.
– Здесь реквизит для праздника.
– Верно. Твой личный тайный Санта посреди лета.
– Придешь?
– Шутишь? Я и ребят из города приведу. Если ты, конечно, не против.
– Ты ведь знаешь, что нет. Чем больше народу, тем веселее вечер.
И он был бы самым лучшим для меня, если бы пришел Макстон. Я не говорила ему о празднике, но о нем знают все в Озе, необязательно ведь было приглашать его лично, верно? Или стоит все же попросить его прийти? Побороть страх и написать? Или не навязываться? Мы танцевали в саду, целовались на улице под дождем, и это многое значит… для меня. Но я до сих пор не знаю, насколько серьезно это было для него.
Скайлер права. Я слишком загоняюсь.
И тараторю даже в собственных мыслях, которые несутся быстрее вагонного состава – так бывает всегда, когда я нервничаю. И нервничаю слишком сильно.
– А в этих коробках что? – Чейз открывает ту, что стоит ближе всех к нему. – Это те штуки с деревьев, из которых в первом классе мы делали поделки?
– Нет. Это другие штуки с других деревьев, но, если тебе интересно, это тоже каштаны.
– Черт, лапа, – ржет, заливаясь, – только не говори, что мы будем их есть.
– Каштаны, к твоему сведению, богаты клетчаткой и витамином С.
– Может, лучше конкурс поделок?
Чейз так смешно кривит лицо, что не выдерживаю и прыскаю от смеха. И хочется остановиться, но не могу – во рту смешинка размером с Антарктику, которая с каждым его кривляньем становится только больше.
Все еще смеясь, оборачиваюсь на колокольчик над дверью и, едва не закашлявшись, замираю. Макстон останавливается возле входа и, сунув руки в карманы своих джинсов, смотрит точно на меня.
– Привет, – выдыхаю, и вроде не делаю ничего предосудительного – в веселье с друзьями ведь ничего предосудительного нет? – но ощущение, будто меня как преступницу ловят с поличным. Никогда не думала, что мне когда-нибудь будет так неловко. – Э-эм, это Чейз. Мой хороший друг. – И так ведь и есть, но лицо Макстона, кажется, так «не считает». – Чейз, это…
– Макстон Рид, – опережает меня и тянет вперед руку, – да, знаю. У вас классная группа.
– Спасибо, – вроде и дружелюбно, а вроде и не очень.
Ревнует или мне кажется?
– Хочешь остаться и помочь? – И не пойму, чем в этот момент думаю – то ли ситуацию хочу сгладить, то ли просто так по нему скучаю, что ищу любой возможный повод, но плевать. Мне хочется, чтобы он остался, и это главное.
– Если нужно.
– Тогда мы пойдем за коробками, а ты пока займешься своими съедобно-несъедобными каштанами, – весело подмигивает мне Гарленд.
Почти уверена, что Макстону это не нравится, так как вроде бы слышу, как он рычит.
В итоге весь день чувствую себя болванчиком, которого наклоняют то в одну, то в другую сторону. Чем больше внимания уделяет мне Чейз, тем яростнее горят глаза Рида. И это пугает. Возможно, все это глупости, но я видела, каким он бывает в гневе, видела, как не боясь боли, голыми руками лупит бетонную стену, в кровь разбивая костяшки, и очень не хотела, чтобы Чейз стал этой самой стеной.
Может я преувеличиваю и в действительности ничего этого нет. Может придумываю сказку, в которой тыкве не суждено превратиться в карету, а туфельке – свести с ума принца. А, может, то, что я чувствую реально, и я просто боюсь в эту реальность поверить?
Вздрагиваю от внезапного резкого звука – будто что-то мелкое негромко бьет по стеклу. И уже кажется, что послышалось, как стук повторяется, а затем снова, пока не подползаю к окну и не поднимаю створку вверх.
Марс. Узнаю его сразу. Его взъерошенные вороные волосы, дьявольскую улыбку и выделяющиеся скулы, по которым с первого дня схожу с ума. Его пухлые губы, которые совсем недавно целовали меня до остановки дыхания. И сильные с большими ладонями руки, которые отчаянно и властно прижимали к мокрой стене.
– Что ты здесь делаешь? – шиплю тихо как могу, чтобы не услышали папа и Скай.
– Прокатимся? – спрашивает, и от мелодии его голоса сердце начинает еще сильнее стучать в ушах.
– Ночью?
– Только не говори, что боишься, Бэмби, – улыбается, а я понимаю, что не боюсь. Ничего, когда я с ним. И это странное, до сих пор новое чувство, горячей лавой растекается по венам. Будоражит. Превращает в смелую раскованную девчонку, которой я никогда не была. Но которой хочу быть для него. Хотя бы попытаться…
– На заднем дворе через минуту, – выдыхаю и опускаю створку, не зная, как угомоню бешено скачущий пульс.
Адреналин вбрасывается в кровь, возбуждает и вынуждает дрожать каждой животрепещущей клеточкой. Потому что я еще никогда в своей жизни не нарушала запретов. А уехать с соседским парнем на мотоцикле посреди ночи – как раз нарушить один из них.
На цыпочках, стараясь никого не разбудить, достаю с полки лосины и оранжевую толстовку и осторожно спускаюсь вниз. Ни единого скрипа, ни одной случайно сваленной на пол вещи – да я сказочный черепашка-ниндзя!
Как только выхожу из двери, чьи-то руки внезапно подхватывают, и не успеваю взвизгнуть, большая ладонь закрывает мне рот. Страшно ровно две секунды. Потому что на третью узнаю Его до мурашек сладкий запах и успокаиваюсь под такое же рваное, как и мое, дыхание.
Неосознанно расслабляюсь, и Макстон это чувствует – отпускает, а затем разворачивает к себе. Не знаю, как можно не затеряться в горячем шоколаде его глаз и не сойти с ума от переполняющих чувств, потому что каждая клеточка во мне тянется к нему, словно веточки деревьев к солнцу. А внизу живота распускаются цветы.