Глава 15
Его поцелуй сродни контрольному выстрелу в сердце. Выбивает из-под ребер весь воздух, подводит к опасному краю и не щадя убивает. Но мне не хочется от подобной участи бежать. Я хочу происходящего в данный момент безумия больше всего на всем этом свете. Потому что люблю, люблю, люблю, но до дрожи боюсь прокричать это вслух.
Изначально легкие, будоражащие фантазию касания с каждым оглушительным ударом становятся смелее и жарче. И вот уже через несколько ответов сердца от его поцелуев и поглаживаний наэлектризовывается все. Я почти не дышу и едва стою на ногах.
Раз. Два. Три…
Одним ловким движением Макстон подкидывает меня и усаживает на стол.
Теперь он ведет, а я поддаюсь.
Обнимаю ногами тугие бедра и врезаюсь пальцами в дерево ровно в тот момент, когда парень моей мечты цепляет мой затылок и давит его на себя. Вдыхает осипшим голосом и толкает свой язык в мой рот, а после – тянет нижнюю губу, срывая с нее стон.
Все импульсы на пределе. Все эмоции и чувства обострены. Я как поврежденный электропровод, что без остановки коротит. И все сильнее с каждой минутой, потому что Макстон продолжает без перерыва меня вбирать. Грубо. Остро. Горячо.
Не так, как утром.
Решительнее. Смелее.
Жестче.
Так, что я теряю и себя, и весь свой хваленый контроль.
По-моему, я вообще контролировать себя не умею.
Явно не с ним.
Не знаю, чем кончился бы наш поцелуй, если бы рядом с домом вдруг не просигналила машина. Нас будто отбросило друг от друга, но не потому, что мы сожалели о сделанном, а потому, что пока еще не были готовы осознанно переступить черту.
– Извини, – шепчет, поворачиваясь так, что наши взгляды сцепляются. – Я не должен был, я…
– Ты не сделал ничего, чего бы я не хотела сама, – останавливаю, потому что это правда. Мы оба желали этого поцелуя и всего того, что могло последовать после.
– Твой отец…
– Они с Итаном у церкви с северной стороны. Бригада сдает работу, а мой брат стремится как можно глубже проникнуться старинной архитектурой. Скай вскочила ни свет ни заря и уехала в город по делам, так что… – улыбаюсь, вспоминая рвение брата сегодня утром, то, как он искренне хотел, чтобы папа взял его с собой, но осекаюсь, когда понимаю, что именно напрашивается после многоточия. Мы одни. Абсолютно. – Сделаю чай!
Спрыгиваю со стола и буквально отлетаю в противоположный угол кухни. С каждой нашей встречей я все больше смелею, хотя все еще боюсь. Не Макстона, нет. А того, что чувствую рядом с ним. Того, как меня по-подростковому срывает, когда он касается меня или так потрясающе целует. Да когда даже просто смотрит в глаза. Я поняла это еще в ту ночь на остановке. И окончательно убедилась две минуты назад.
Я, черт возьми, капец как влипла!
– Давай я сам, – перехватывает чашку, которая чудом не валится из рук.
Сердце все еще ухает, как ненормальное. Тело предательски дрожит. На столе, ощущая хоть какую-то опору, я чувствовала себя намного увереннее, чем теперь.
Чего определенно не скажешь о Макстоне.
Для него будто бы ничего не изменилось. Его движения были максимально твердыми и умелыми, взгляд – сфокусированным, а губы… растянулись в ухмылке? И я так сосредоточенно за ним наблюдала, что даже забыла, насколько это нескромно.
– Ты дыру во мне просверлишь.
– Ты улыбаешься.
– Похоже на то.
– Почему?
– Из-за тебя.
– Я смешная? – спрашиваю искренне, поэтому не ожидаю, что он рассмеется.
– Сейчас – да. Особенно в этой симпатичной пижамке и этих монстро-тапках.
– Кигуруми. – уточняю, хотя зачем? – Значит, я выгляжу нелепо?
– Нет, Бэмби, ты выглядишь забавно и мило. И это хорошо, потому что, если бы на тебе было что-то чуть более сексуальное, я бы сейчас не делал нам чай. – намекает.
Причем практически открыто.
Практически? Да тут даже дурак ухватит подтекст!
– Я… не могу так быстро.
– Пять минут назад мне так не казалось, – насмехается.
А я даже не знаю, чем оправдаться, потому что он прав. Я только на словах такая нецелованная и трезвомыслящая, на деле же готова была отдаться ему прямо на кухонном столе. Боже, я легкомысленная, да?
– Не хочешь позавтракать со мной? – не знаю, чем думаю.
По-моему, не думаю совсем.
– Знаю, ты не завтракаешь, но…
– Я поем с тобой.
– Правда?
– Это лучшее, что мы можем в сложившейся ситуации, – шепчет, а затем обходит меня со спины, и не знаю почему, но ее мгновенно обдает жаром.
Я стала совсем пошлая или он имел в виду…
Нет, Тереза, стоп.
Перестань.
С такими мыслями ты долго не продержишься.
Боже, а как долго вообще нужно держаться?
– Как насчет блинчиков? Папин рецепт, пальчики оближешь. – Я даже не столько интересуюсь его предпочтениями, сколько пытаюсь не молчать, чтобы не выглядеть испуганной и смущенной. Хотя именно это, если быть откровенной, я и ощущаю.
Пока суечусь, чувствую на себе его пронизывающий до внутренностей взгляд. Макстон наблюдает за мной, как охотник за дичью, и что-то подсказывает мне, что «охотник» здесь точная аллегория, потому что, судя по тому, как он недавно кусал мои губы, он не против меня съесть. А я… Господи, кажется, и я.
– Спасибо, – слышу, когда ставлю перед ним тарелку.
Бам. И снова этот взгляд – до охренительности горячий, бьющий насквозь. Воздух содрогается и расщепляется на атомы, а я снова сдаюсь без боя. Почему? Наверное, потому, что он не такой, каким я его представляла. Опасный, вспыльчивый, другой – возможно, но лишь отчасти. Добрый, смелый, с горячим сердцем – я больше поверила бы в такого него настоящего. Потому что это то, что светом исходит у него изнутри.
– Как твоя песня? – голос сипнет, поэтому незаметно прочищаю горло.
И, конечно же, не придумываю ничего умнее, как поговорить с Макстоном о музыке. Нет, мне безусловно интересна эта важная для него сторона его жизни, но едва ли так же сильно, как его чувства. Что он ощущает в этот самый момент, сидя напротив меня? После нашего не совсем невинного поцелуя? Потому что на мне сейчас хоть яичницу жарь…
– Благодаря тебе у нее появился шанс.
– Мне? – растерянно моргаю, но Макстон не отвечает.
Лишь слабо усмехается и, свернув в трубочку еще один блинчик, запихивает его в рот. Ему будто бы нравится видеть меня такой обескураженной.
– Где твой папа научился так фантастически готовить? – мастерки меняет тему.
– Интернет. А еще нескончаемая череда горелых котлет и сбежавших каш, – тепло улыбаюсь, вспоминая то время. Ему было очень нелегко после смерти мамы, но он ни разу этого не показал. Просто делал для нас все, что мог.
– Это непросто. – Макстон будто читает мои мысли. – Когда ты осознаешь, что должен заботиться о ком-то и быть для него лучшим во всем. Тут о себе-то позаботиться не выходит, – хмыкает, а я понимаю, что невольно задела за больное, потому что его взгляд мгновенно тускнеет, хоть он и очень старается его отвести.
– Наверное, тяжело так подолгу не видеться с мамой, – почти шепчу.
Не знаю, имею ли право говорить с ним об этом теперь, когда между нами…
Что? Что между вами, девочка?
– Извини, – делаю вдох. – Мне не стоило…
– Все нормально, – удерживает меня прежде, чем трусливо бегу. Мысленно, но все же… – Знаешь, – уголки его губ дергаются в полуулыбке, – я бы очень хотел, чтобы она сейчас была здесь, а не в Нью-Йорке. Тогда познакомить вас было бы намного проще.
Познакомить?! – завтрак едва не встает поперек горла…
– Что ты сказал?
– Ты слышала, Бэмби.
Нет.
Он шутит.
Шутит ведь?
– Ты хочешь познакомить меня со своей мамой?
– Ты бы понравилась ей.
Маме парня, в которого без памяти влюблена? Одной из самых красивых женщин по версии журнала «People»? Талантливой модели и певице, учредительнице детского благотворительного фонда и…
Нет.
Нет-нет-нет!
– Может, ты лучше просто передашь ей привет? Ну или вообще не будешь меня упоминать. – Да, отличный план.
– Ты боишься мою маму? – заинтересованно подается вперед. Усмехается, щурит глаза. Кажется, что сканирует чертовым рентгеновским зрением.
– Не-е-т…
– Брось, Бэмби, я же вижу. Ты боишься.
Я НЕ БОЮСЬ.
Я В УЖАСЕ.
– Вовсе нет.
– Ладно.
И только начинаю вдыхать полной грудью, как Рид откидывается на спинку стула и достает из кармана мобильный. Несколько раз тапает на экран, а затем прислоняет его к уху.
– Что ты делаешь?
– Звоню маме. – Своей?! Кричу мысленно, наяву же даже не успеваю открыть рот. – Привет, мам, есть минутка? Хочу познакомить тебя кое с кем. – улыбается негодяй, поднимая на меня взгляд. Верчу головой и машу руками, чтобы не выдавал, не сейчас, не так. Я не готова, черт подери, я… – Она моя девушка.
Его. Девушка.
Он серьезно это сказал?
Своей маме?!
У меня остается ровно две секунды, чтобы сбежать. Две, и ни секундой больше, потому что Макстон уже отнимает мобильный от уха и тянется к кнопке видеосвязи. Вдох. Выдох-вдох. Сердце забивается в угол и пропускает удар. А я, пискнув, как испуганный мышонок, соскальзываю со стула и прячусь под стол, в последний момент замечая, как брови Макстона удивленно взлетают вверх.
Стыдно. Боже, не передать как! Чувствую себя так глупо, что готова пропасть без вести в водах Атлантики, лишь бы не видеть его разочарованный взгляд. И пропала бы, если бы не моя кошмарная реальность, в которой все, что я могу – это мысленно всхлипнуть и до крови закусить губу. А еще покраснеть, как вареный в чане рак…
– Да, мам, она прелесть, – слышу, как он тихо посмеивается.
Смешно ему, гаду. А у меня впервые за восемнадцать лет нешуточная тахикардия…
Стоп, он сказал, что я прелесть? Мне ведь не померещилось?
– Значит, не боишься? – слышу совсем рядом и, прикусив губу, поднимаю взгляд.