– Макстон… – едва шевелит разбитыми в хлам губами.
Ее и так тихий голос срывается, и, видимо, окончательно выбившись из сил, она едва не падает – вовремя ее ловлю. Не хватало еще голову разбить комплектом.
– Кто там? Если Скайлер, то пусть она…
– Звони в скорую, – обрываю, прощупывая едва бьющийся в вене Куинн пульс.
И Тереза, увидев в моих руках искалеченную Кайли, испуганно расширяет глаза.
Нужно отдать маленькой должное – без лишних вопросов и промедлений бежит в гостиную и, схватив телефон, набирает проклятый номер.
Глава 25
Вы когда-нибудь слышали про марсианское проклятие? По информации, которую я откопала в интернете, на Марс было организовано больше космических миссий, чем на любую другую планету Солнечной системы, но почти все они были провалены. Красная планета стала буквально роковой для мировой космонавтики. Аварии, отказы разгонной ступени, потери связи… Космос – непредсказуемое существо, полное опасностей и риска. Многие аппараты гибнут в его владениях еще даже не успев вырваться с орбиты. Эту поистине загадочную планету, как ученые ни бьются, не получается исследовать целиком. Так и я, как ни стараюсь, не могу понять Рида до конца. Он будто та Красная планета уничтожает всех, кто подбирается к нему ближе, чем он позволяет.
Я читала, что мама Макстона отгастролировала из его жизни, когда ему было восемь. И лишь благодаря той драке в «Пульсе» и ссор между ним и его отцом узнала, что последний стал тому прямой причиной. И что, наверное, именно из-за этого в их отношениях с отцом было столько ненависти, непонимания и льда. Я так думала. Потому что сам Марс об этом не говорил. Как не говорил и о том, что значила для него та девушка с фотографии и что значит сейчас. И словно этого Вселенной показалось мало, она добавила к моему личному списку марсианских тайн еще и Кайли. Наверное, чтобы моя жизнь не казалась мне медом.
– Вы – член семьи? – слышу как раз в тот момент, когда отхожу от автомата.
– Брат, – врет Макстон, не задумываясь. Когда Майк Хартнетт, как значится на его бейдже, косится на меня, добавляет. – Она со мной.
– Вы совершеннолетний, понимаю. – его голос звучит тише, чем должен. – Но в первую очередь я должен поговорить с ее родителями. Случай… сложный.
Макстон устало выдыхает, а затем они с Хартнеттом отходят в сторону, чтобы поговорить. Без моих ушей, по-видимому. Со свистом втягиваю в легкие воздух, ставлю стаканчики с кофе на столик и сажусь на стул, пытаясь не реагировать.
То, что мы в отношениях, не означает, что у Макстона не может быть от меня тайн. Особенно тех, которые по праву не его. Да и вряд ли Куинн понравится, если я вот так обо всем узнаю. С другой стороны, я уже видела ее всю избитую, потерявшую сознание в объятиях Макстона. И я хоть и трусиха, но не глупая, так что пускай не без пробелов, но кое-что в моей голове уже начинает складываться в картинку.
Разговаривали они довольно долго и далеко от зала ожидания. Я видела их, но не слышала. А по губам читать, к сожалению, не умела. Хотя это, может, и к лучшему? Без спроса копаться в чужом грязном белье – отвратительно. Да даже и с разрешения…
Я терпеть не могла собирать сплетни. И, как бы ни хотела быть ближе к Макстону, понимала, что не имею права вскапывать ему душу. Ни насчет отца, ни насчет Миры.
Да, мы были вместе. Да, я любила Рида и хотела, чтобы он мне доверял. Но в то же время верила, что у каждого человека есть что-то особенно важное, что он оставляет только для себя. Внутренний мир Марса был только его миром. И я не хотела на него посягать.
Когда в последний раз поворачиваю голову, Майк Хартнетт набирает в телефоне чей-то номер, а Макстон направляется ко мне. Наверное, не нужно уметь читать по губам, чтобы понимать, что дело дрянь.
– Я взяла тебе кофе, – тихо говорю, когда он подходит достаточно близко, чтобы меня услышать. Макстон судорожно выдыхает, а затем поднимает на меня взгляд.
Мы молчали всю дорогу до больницы. Молчали в приемном отделении и в зале для ожидания. Не знаю, о чем думал Макстон, и была ли я нужна ему в эти минуты, я просто оставалась рядом, и все. Мне хотелось быть рядом. Потому что я видела, как ему нелегко.
– Знаю, ты хочешь объяснений.
– Я не требую их, – говорю тихо, понимая, что приму любое его решение.
Возможно, мне понадобится время, но…
Макстон молча садится на стул рядом со мной и некоторое время ничего не говорит. Просто смотрит в одну точку на полу и размышляет – вижу.
– Не думаю, что после сегодняшнего все останется, как было, – с шумом выдыхает, взволнованно потирая вспотевшие ладони. – Эдвард Куинн много лет старался, чтобы в СМИ ничего не просочилось. Я и сам долго молчал, хотя не должен был. Кайли слезно просила держать все в тайне, обещала, что со всем разберется, но только сама. Разобралась. – нервно хмыкает, осуждает себя, хотя, что бы там ни было, уверена, его вины в этом нет.
– Ей нужна помощь, верно?
– Да, Бэмби, нужна. И ей, и всей ее чокнутой семейке. – Не перебиваю, давая Риду возможность говорить в том темпе, который ему комфортен. – Мать Кайли больна. Не физически, нет. У нее проблемы с головой.
– С головой?
– Она психически нестабильна. Причем уже очень давно.
– То есть… у миссис Куинн расстройство личности? – осторожно предполагаю.
– Я не силен во всей этой терминологии, но знаю, что ей нужно лечиться.
– Но она не лечится.
– Не лечится.
Нервно сглатываю, чувствуя, как пробелы в голове заменяются на пазлы, которых все это время там не хватало. Одри Куинн избивает дочь. Макстон не говорит об этом напрямую, но я и так понимаю. Это просто, когда есть исходные. Я еще только буду углубленно изучать психиатрию, только начну набираться опыта и знаний, но для того, чтобы понимать, насколько хреново Кайли живется в ее собственном доме, не нужно быть прославленным доктором наук.
– Куинн было восемь, когда все началось. Сначала приступы ее матери выражались исключительно в быстрых переменах настроения, депрессии и апатичности. Она уделяла ей все меньше времени и все чаще была ею недовольна. Еще маленькой девочке казалось, что все изменится, когда она станет старше, но стало только хуже.
– К депрессии добавились агрессивное поведение и жестокость, – добавляю, почти не сомневаясь. И Макстон утвердительно кивает.
СДПГ. Садистское расстройство личности, если проще. Я изучала его, готовясь ко вступительным в университет. Людям, болеющим СДПГ, чуждо сочувствие и неведом страх. Они получают удовольствие от страданий тех, кого выбирают. Им необходимо чувствовать над кем-то власть. Необходимо доминировать и управлять, манипулируя своими жертвами через шантаж, потому что им жизненно важен контроль. Они высокомерны, подозрительны и импульсивны. А если что-то идет не так, как они задумывали, это провоцирует их на жестокость и насилие. Особенно, если никакими препаратами не лечить такие вспышки.
Вначале мне казалось, что Кайли такая же. Но теперь я понимала: ее агрессия – ее единственная защита. И она выбирает нападение только потому, что до сих пор боится, что нападут на нее. Девочка с искалеченной психикой и поломанным детством – вот, кем она была на самом деле.
Мы уезжаем из больницы уже после обеда, когда убеждаемся, что Кайли в порядке и о ней есть кому позаботиться. Меня изумляет то, как всей ее семье глубоко на нее наплевать. И ладно бы больной матери, для которой такое поведение в принципе – норма. Но отец? «Это особенность характера твоей матери. Привыкни и постарайся ее не провоцировать». Какой нормальный отец скажет своей дочери такое? Заявить, что женщина, которая на протяжении долгих лет избивает свою дочь, абсолютно здорова и не нуждается ни в каком лечении – уму непостижимо! Эдвард Куинн – не менее больной ублюдок, чем его жена. И мне правда жаль, что Кайли пришлось проходить через весь этот ад, хоть это и не меняет моего к ней отношения.
– Устала? Извини, что втянул тебя во все это.
– Я втянулась сама, ты меня не просил.
Макстон усмехается и обнимает, а мне так приятно, что готова в этих объятиях уснуть.
– Может, ну его этот сейшен? Как смотришь на то, чтобы прогулять?
– Прогулять вечеринку?
– Стой, ты хочешь пойти? Я думал, ты не любишь все эти пьяные сборища до утра.
– Не люблю, – улыбаюсь игриво. – Но мне жуть как хочется понаблюдать за Скай и твоим непутевым другом. – И так приятно от этой мысли начинает щекотать в животе, что даже подпрыгиваю на диване, выныривая из объятий Макстона. – И не говори, что не заметил, как они друг на друга смотрят! Какие искры между ними летают!
– Заметил.
– Заметил? – вскидываю брови, потому что его спокойствие обескураживает.
– Я ведь не слепой. – усмехается. – Просто предпочитаю не вмешиваться в то, что меня не касается.
– Но это касается тебя напрямую!
– Ты касаешься меня напрямую. Остальное – нет. – И, поймав мою руку в свою, вновь тянет на себя. Но я была бы не я, если бы так просто сдалась.
– Мы должны что-то предпринять! Как-то подтолкнуть их друг к другу!
– Ты вроде как психотерапии обучаться собралась? Или там учат еще и сводничать? Ауч! – шипит, когда щипаю шутника через футболку.
– Не будь занудой, мы должны им помочь. Дейтон ведь твой лучший друг!
– Именно поэтому я и не хочу во все это влезать. Он еще не созрел для серьезных отношений. Скайлер для него – спортивный интерес, и все.
– Нет, не все! – негодование берет над здравым смыслом верх. – Ты говоришь, что не слепой, но дальше своего носа не видишь. Она зацепила его, Макстон! ЗА-ЦЕ-ПИ-ЛА. И как бы Янг не отнекивалась, уверена, это взаимно.
– И? Даже если все так, как ты говоришь, как ты их сводить собралась? В одну песочницу затащить поиграть? – усмехается. – Они поубивают друг друга раньше.
– В песочницу – нет, но вот где-нибудь запереть хотя бы на одну ночь… – И пока в моей голове рождается суперумный план, после которого Скай голову мне оторвет, если узнает, Макстон пробирается своими шаловливыми пальцами мне под майку.