Погода становится хуже. Ветер усиливается, дорогу сильнее размывает. Почти одновременно вылетаем на практически пустынную трассу – последний участок забега и, к нашему несчастью, самую его сложную часть. Потому что участок – грунтовый. А сцепка с грунтом и сцепка с асфальтом – не одно и то же. Особенно в такой дьявольский ливень. И особенно, когда ты не обкатывал трассу перед гонкой. Не готовился и не знаешь всех ее подводных камней. Я не знаю. Потому что уверен, Сакс знает каждый.
Сакс виляет в мою сторону, нарочно цепляя «Харлей». Мокро. Скользко. Опасно. А урод лишь увеличивает риски. Трасса и так превращается в одно сплошное месиво, но ведь с дополнительными опциями не так весело, правда? Он хочет меня добить. Понимает, что слабее физически, поэтому отказывается драться, но думает, что сильнее на скорости. Что быстрее, проворнее, хитрее. И что может сбросить меня с «коня» и выиграть гонку, тем самым убив двух зайцев одним ударом и ничего при этом не потеряв. Ни свою гордость, ни уважение в Стае, ни возможность отомстить мне и той, которую я люблю.
Уворачиваюсь от очередного несостоявшегося удара и резко выхожу на поворот, в который вписываюсь уже с трудом. Мельком замечаю, что еще с десяток райдеров остаются далеко позади. И лишь мы с Саймоном вырываемся вперед, соревнуясь исключительно друг с другом. У судьбы дерьмовое чувство юмора.
Уже через минуту впереди начинает виднеться финиш. По сути старт. Потому что мы объезжаем круг, большая часть которого – голая оживленная дорога, на которой нас с вероятностью 99,9 % засекают камеры.
Идем колесо в колесо. Черт, Сакс и правда хорош в скорости. Но у него нет того, что есть у меня – стратегия. Саймон слишком глуп. Его эмоции берут верх над разумом, когда он пытается вывести меня с дистанции, я же – сосредотачиваюсь на трассе. Замечаю каждую кочку, каждую возможность, каждый звук. Знаю, стоит лишь немного поднажать, и я вырвусь вперед, влечу в поворот и первым зайду за линию.
Саймон буксует и чуть отстает, а я пользуюсь шансом и сильнее вдавливаю газ. Все делаю, как нужно. Разгон. Поворот, не сбавляя скорости. Но в последнюю секунду наезжаю на грязную массу, окончательно размытую на дороге из-за ливня. Заднее колесо резко уводит в сторону, и я заваливаюсь на бок, не сумев удержать двухсоткилограммовую махину, которая, не жалея, тащит меня вперед.
Глава 30
Сердце останавливается, когда «Харлей» заносит, и Рид падает, проезжая на себе еще несколько метров. Болельщики ревут, начиная толпиться возле еще горячего мотоцикла, а я вырываюсь из рук Дейтона, что все это время утешали меня, удерживая от глупости, и срываюсь к Нему. Плевать, что еще не все участники добрались до финиша. Плевать, что у линии опасно. Бегу в самое пекло, потому что не могу больше оставаться в стороне. Он нужен мне. Я нужна ему. Это чертова аксиома, не требующая доказательств. И я со всем миром готова бороться, если придется. Если других вариантов быть с ним не останется.
– Макстон! – расталкиваю собравшихся в круг зевак, падаю рядом с Ридом на колени, а подоспевший как раз вовремя Дейтон отодвигает придавивший его байк.
– Я в порядке. Не впервой.
– Тебя по дороге протащило…
– Что ты здесь делаешь? – обрывает, видимо, понимая, что меня здесь быть не должно. Но только открываю рот, переводит взгляд на Метьюза. – Какого хрена, Дейт?
– Забавно, но я хотел спросить тебя о том же, – злится, но руку протягивает, помогая другу подняться. – Ронни. Гонка. Серьезно?
– Мне нужно было разобраться.
– Другого способа не нашел?
– Другого способа не было.
– Тебе нужно в больницу, – прерываю эту бесполезную перепалку, потому что понимаю, что бестолку искать правых и виноватых, их попросту нет. У нас с Дейтом одно мнение, у него – другое. Кричать, злиться, ругаться – какой сейчас в этом смысл? Что это даст? Ничего не докажем друг другу, только поругаемся. А я не хочу. Мне достаточно и того, что все это, наконец, закончилось, что Макстон жив.
– Царапина, – упрямится, – пройдет.
А сам делает шаг и тут же едва не падает, потому что, видимо, бедро и ногу резко простреливает от боли. Вот же упертый!
– Нужно хотя бы обработать, – настаиваю, потому что протащился он не слабо. Джинсы порваны, под ними по любому рана. Хорошо еще голову не разбил…
– Воу-воу-воу, приятель, остынь. Все по правилам. – слышу голос Дейта и поворачиваюсь, замечая всего в метре от нас Саймона. Его мотоцикл, все еще кипя, валяется позади, а сам он надвигается на нас, на ходу сбрасывая шлем.
– С дороги, – злится Сакс.
И не он один.
Метьюзом сейчас тоже можно фитили поджигать.
– Правила соблюдай, – предупреждает Дейт, преграждая ему путь, и я по инерции делаю то же. – Или вконец потерял и гордость, и честь?
– Я требую реванш, – цедит Саймон сквозь зубы.
– Когда? – вызывается Макстон.
– Никогда, – обрываю обоих, желая, как можно скорее покончить со всем этим кошмаром. Не будет никакого реванша. Не допущу.
– Совсем самоуважения лишился, да, Рид? Девчонкой прикрываешься? Струсил?
– Когда? – повторяет мой рвущийся в бой парень, вероятно, смотря точно на Сакса, потому что затылком чувствую, как со скоростью света за мной разрастается сильнейшая буря. Ярость. Гнев. Эмоции. И уже готовлюсь сдерживать ее, насколько хватит сил, как…
– Никакого реванша не будет, – хриплый голос с акцентом вынуждает от неожиданности вздрогнуть.
Когда поворачиваюсь, замечаю, как к нам приближается беловолосый мужчина довольно высокого роста с белоснежной голливудской бородой, которая, нужно отметить, невероятно ему подходит. На нем были белые шорты до колен и черная рубашка с коротким рукавом, открывающая его сильные руки, полностью покрытые татуировками. Глаза скрывали стильные темно-синие очки, но отчего-то мне казалось, что они напоминали горький шоколад. На вид я дала бы ему лет пятьдесят, может, больше. Я не очень разбиралась в возрасте… но то, что он был привлекателен, понимала без подсказки.
– Какого хрена, Ронни?
– Хочешь нечестных игр? Играй. Но не на моей территории и не на моих «лошадках», – приземляет Саймона, а затем поворачивается ко мне, но знаю – смотрит на Макстона. – «Харлей» твой. Мои парни подлатают его и пригонят. Обещание я сдержу.
Не знаю, что именно это означает на его языке, но надеюсь, что мы можем, наконец, уйти. Чуть толкаю Макстона и, когда он поддается, почти выдыхаю. Окончательно – когда садимся в машину и Метьюз срывает ее с места. Всю дорогу на заднем сиденье льну к Макстону, потому что боюсь, что, если отпущу, потеряю. Поэтому держу его руку так сильно, как только могу. Головой прижимаюсь к его плечу. Ступнями, с которых стягиваю кроссовки, забираюсь между его ног, опутывая, будто ремнем безопасности. Чтобы никуда не делся. Хотя это и невозможно, учитывая, что Дейтон выжимает не меньше восьмидесяти, а Риду вряд ли придет в голову выпрыгивать во время движения в окно. Глупо, но решаю перестраховаться. К тому же мне приятно быть к нему так близко. Я люблю обнимать его, чувствовать и осязать. Люблю дышать его марокканской пустыней, хотя сейчас он пахнет скорее землей и мхом. Но неважно. Главное, что он здесь, со мной, что я могу касаться его и слышать, как он дышит. Остальное так неважно, что теряет какой-либо смысл.
Еще какое-то время думаю о том, что ждет нас дальше. Что будет с Саймоном и сдержит ли Ронни обещание, о котором говорил? Не знаю его сути, но что-то подсказывает мне, что оно каким-то образом связано со мной. Как и в принципе вся эта гонка.
Еще до того, как приезжаем, достаю телефон и пишу Скайлер. Обещала сразу же, но было страшно отпускать Его и отвлекаться. Хотя больше – не хотелось. Успокаиваю подругу, что мы оба живы и не покалечены (ну почти), и справляюсь об Итане и папе. Оказывается, мой младший брат, ни о чем не подозревая, рубится весь вечер в приставку, а папа, услышав от Скай, что я в порядке, задерживается в городе по делам.
Решаю, что останусь на ночь у Макстона, потому что не хочу бросать его в таком состоянии после всего. Правда, кажется, его самого тот факт, что он перевернулся на мотоцикле, вообще никак не смущает. Будто для него это что-то обычное. Как умыться или вроде того. И это ужасно злит, ведь с подобным не шутят. Поэтому, когда он начинает упрямиться, пытаясь убедить меня в том, что ни вода, чтобы промыть рану, ни спирт для ее обработки ему не нужны, угрожаю, что позвоню ребятам из группы, и им придется применить к невыносимому силу. Он только тогда позволяет помочь.
Ребенок, ей-богу! А еще мне что-то говорил!
Устраиваю своего парня на диване, смачиваю тряпку в воде и стараюсь аккуратно, как могу, счистить с кожи всю грязь. Затем так же осторожно обеззараживаю и наношу противовоспалительную мазь. Долго, правда, Макстон «солдатиком» не выдерживает. Уже через пять минут тянет на себя, забивая на мои старания, благодаря чему все из моих рук валится на пол, и аптечка с края дивана в том числе.
– Что ты…
– Я в порядке, Бэмби. Хватит драматизировать.
– Это называется забота, Рид. Я забочусь, чтобы в кровь не попала никакая зараза.
– Ей там не хватит места. Там всюду ты.
Закатываю глаза, но даже сказать ничего не успеваю – его губы настойчиво и быстро накрывают мои. И так становится хорошо и спокойно, что забываю, что вроде как сержусь. Или я все еще должна делать хотя бы вид?
– Я испугалась за тебя.
– А я за тебя, – шепчет, гладя меня по волосам. – Но мне жаль, что я солгал.
– Правда?
– Правда.
– Ты рисковал.
– Знаю.
– Ради меня.
– Тебя это удивляет? – Когда пауза затягивается, сжимает пальцы на затылке и притягивает ближе. – Пойми, Бэмби, ты – все для меня. Я буду оберегать тебя, защищать, рвать ради тебя глотки. Это гребаный инстинкт, который не выбить. Я чувствую свою за тебя ответственность. Ты со мной. Моя. Значит, я за тебя и отвечаю. И не потому, что приручил тебя, как зверушку, а потому, что тебя люблю.