Сначала я остановлю девушку, которую люблю, помешав ей уехать без оснований и каких-либо причин. Причин, которых, уверен, нет. Не тех, с которыми нельзя разобраться.
В машине пытаюсь дозвониться до Терезы с мобильного Дейтона, потому что мой после вчерашнего безнадежно разбит. По этой же причине Метьюз теряет драгоценное время, когда едет на студию к Стайлзу вместо того, чтобы просто мне позвонить. Если бы не это, я бы уже давно барабанил в дверь дома Митчеллов и, если бы пришлось, на коленях умолял бы Оуэна Митчелла не увозить Терезу.
– Попробуй набрать Скайлер.
Так и делаю.
Не ожидаю, но через два коротких гудка Янг снимает трубку.
Ей нельзя говорить со мной. Нельзя рассказывать мне правду. Но это и не нужно. Я и так знаю, что во всем случившемся виновен отец. Я мог бы догадаться, что он выкинет нечто подобное. Что захочет надавить на Терри, запугать ее. И что справится с успехом, уволив Оуэна Митчелла, накрутив Кайли и ее семью. Его навязчивая идея организовать наш брак ради бизнеса переходила грань. Я не знал, как еще объяснить ему, что не хочу этой связи. Ни ради компании, ни ради него самого. Что родство с семьей Куинн для меня не равно статус. Что он в принципе для меня не важен. Что я другого хочу. Такого маленького чуда с чистыми, как море, глазами, в которых нашел свое истинное счастье. Потому что вся моя жизнь – в Ней. И если Терезы не будет рядом, мне ничего в этом мире не нужно.
– Они еще в Озе, – говорю Дейтону, когда мне удается разговорить Скайлер.
На самом деле достаточно ее тихого «да», которое получаю в ответ. Это значит, что у меня еще есть время. Есть шанс. И я все сделаю, чтобы ни то, ни другое не упустить.
Повезло, что у Дейтона спорткар. И что он чувствует и тачку, и дорогу. С ним не страшно выжать и все триста, особенно, если по пустой и ровной дороге. Он так лихо обгоняет другие машины, будто с рождения в седле.
– Успеем, – ручается.
А мне этого не нужно. Я и так знаю, что могу на него положиться. Что он все для этого сделает – и возможное, и нет. Что он – лучший друг, лучший вокалист и лучший игрок в монополию, которого я знаю. По нему не скажешь, но, черт, придурок мог бы заработать на этой настолке миллионы.
– Дейт.
– Вижу.
Реагируем одновременно оба. Потому что из ворот выезжает желтый минивэн с помятым крылом и потертым бампером, которому Метьюз моментально преграждает дорогу. Убер тормозит. Мистер Митчелл вскидывает голову. А я уже несусь на всех парах к такси и, заметив испуганные, но любимые глаза Терезы, открываю заднюю дверь.
– Макстон? – шепчет, сглатывая.
А я, не говоря ни слова, тяну ее за руку, вынуждая выйти из машины.
Тереза послушно поддается и, теряя равновесие, падает мне прямо на грудь. Стоит только на секунду провалиться в ее глаза, как весь мир вокруг ожидаемо меркнет. Ее прикосновения даже через ткань одежды успокаивают, хотя вряд ли что-то способно унять взбунтовавшееся сердце, отбивающее даже по музыкальным меркам слишком бешеный ритм. Мое сердце стучит для нее. Черт, я даже дышу для нее. Как я должен ее отпустить?
– Это плохая идея, парень, – слышу строгий голос, а затем вижу, как мистер Митчелл вылезает из машины со своей стороны. Он смотрит на меня, а затем переводит многозначительный взгляд на дочь. – Тереза.
Терри пытается оттолкнуть меня – слабо, но пытается. Не хочет перечить отцу. Не хочет разочаровывать его. Чувствует в произошедшем свою вину?
– Мне жаль, что мой отец поступил с вами подобным образом. – Знаю, что мои слова не вернут Оуэну Митчеллу работу, не повернут время вспять и вообще ничего не изменят, но, когда отец моей любимой девочки вновь сосредотачивает на мне свой взгляд, продолжаю: – Сайрус Рид привык играть чужими жизнями. Привык, что все в этом мире подчинено ему. И моя вина в том, что я не уберег Терезу и вас, зная, что он никогда не смирится с тем, что его единственный сын не хочет быть на него похож. Мне жаль, – повторяю, – но я обещаю, что сделаю все, что в моих силах, чтобы ваша дочь никогда и ни в чем не нуждалась. Я люблю ее, мистер Митчелл. Больше собственной жизни. Вы ведь понимаете, что это значит.
Он понимает. Осознает, что я не отступлю, потому что между нами с Терри все слишком по-настоящему. Слишком искренне, чтобы вот так просто взять и все к чертям собачьим перечеркнуть. Оуэн Митчелл не сомневается, потому что когда-то так же сильно любил и сам. И когда-то и сам готов был сломать все условности и запреты, чтобы быть с женщиной, которую выбрал. Я знаю. Тереза мне говорила.
– В отличие от Сайруса Рида я понимаю, что нельзя заставить своего ребенка жить жизнью, которой он жить не хочет, – говорит, до сих пор напоминая мне стену, которую так просто никому не обойти. Из разряда тех стен, что когда-то выдерживали десятилетнюю осаду Трои. – Поэтому не стану давить на дочь. Если Тереза захочет оставить тебя, это будет целиком и полностью ее выбор.
Киваю, понимая, что это справедливо. Что сейчас все зависит даже не от меня или Оуэна Митчелла, и даже не от угроз моего отца, а от решения той, которую все это время я так отчаянно жму к себе. Будто боюсь, что она может без следа и навсегда раствориться.
Когда мистер Митчелл отходит, наши с Терезой взгляды скрещиваются. И это как удар молнии по всему телу. Как залп фейерверка, только точно в сердце.
– Мне жаль, – повторяю.
И буду повторять до тех пор, пока она мне не поверит. Пока не простит. И не даст еще один шанс.
– Знаю, – говорит так тихо, что едва ее слышу, – но, Макстон, возможно, это к лучшему… то, что это случилось с нами сейчас.
– Не говори так.
– Как?
– Так, будто нас больше не существует.
Секунда. Вторая. Моя девочка с надрывом выдыхает, и я слышу боль в каждом ее вдохе.
– Я просто пытаюсь поступить правильно, – шепчет где-то между жалобным стоном и почти сорвавшимся с губ всхлипом.
– К черту это правильно, слышишь? – обхватываю ее лицо ладонями, чувствуя, как она сжимает мои руки пальцами. – Потому что без тебя оно не имеет никакого смысла.
– Без меня ты станешь великим музыкантом, – шепчет упрямо. – Будешь ездить в концертные туры, записывать клипы, выступать на мировых сценах…
– Мне не нужно все это без тебя. Черт, да я даже мечтать без тебя не хочу.
– Но твой отец…
– Либо примет мой выбор, либо нет.
Одно знаю наверняка – я больше не позволю ему собой манипулировать.
– Я не хочу, чтобы ты шел против семьи, – стойко вертит головой, – и чтобы отказывался от мечты играть. Я не стою всего этого. Твоего поломанного будущего не стою…
– Поломанного будущего? – ушам своим не верю. – Так вот, что у тебя в голове?
Тереза жмется в моих руках, часто дышит, а мне хочется сгрести ее в охапку и зацеловать до потери пульса. Чтобы понимала, что никакое будущее, в котором ее нет, мне не нужно. Что без нее мне в принципе не нужно ничего.
– Ты поэтому уезжаешь? – заранее знаю ответ. Просто хочу услышать это от нее.
– Ты бы пожертвовал ради меня самым дорогим…
– Ты – то дорогое. – когда до нее, наконец, дойдет? – Ты, Бэмби, слышишь? – крепче стискиваю в ладонях ее лицо. И не просто смотрю ей в глаза – проваливаюсь в них. И так глубоко, как только могу, чтобы она видела, что я честен. В каждом произнесенном слове. В каждом касании и вдохе. С ней – всегда.
– Но музыка…
– Она никогда не заменит тебя, – произношу вслух то, что уже давно собирался сказать. – Черт, да я даже не уверен, что заниматься ей – то, чего я действительно хочу. Иногда мне кажется, что я стал музыкантом только назло отцу. Чтобы доказать ему, что мне не нужны ни его деньги, ни его компания, ни его дурацкий статус.
– Какой бы ни была причина, она не меняет того факта, что ты невероятно талантлив, – улыбается сквозь слезы. – Ты должен продолжать играть, Макстон. Несмотря ни на что и вопреки всему. Что бы твой отец не пытался сделать и что бы не говорил. Потому что музыка – твоя жизнь.
– Ты – моя жизнь, – стучу, пытаясь достучаться. – Ты, Тереза. Я хочу тебя. Нас. Хочу то, что может у нас быть. То, что мы можем с тобой создать.
Терри молча втягивает воздух, а я, клянусь, слышу, как гулко под моими пальцами бьется ее пульс.
– Моего отца уволили из бюро, – говорит, но без упрека, – у нас заберут квартиру, а за школу Итана нечем будет платить. Макстон, нам придется уехать. И, что бы ни говорил папа, мне придется искать работу. Мы – слишком сложный элемент в этой схеме, пойми.
– Но возможный, – и знаю, что будет трудно, но черт возьми. – Мы справимся. Вместе. Я приложу к этому все усилия, обещаю. Ты не пожалеешь, Тереза. Только, умоляю: дай мне шанс это доказать. Стань моим домом.
– Макстон…
Обрываю Терри на полуслове, притягивая за затылок и врезаясь в ее прохладные губы. Знаю, что нечестно использовать запрещенные приемы, но я на все готов, лишь бы она осталась. Не здесь. Не в Озе. А в моей жизни. Я не прошу ее не уезжать из Нью-Йорка, но прошу не уходить из моего сердца. Из той части меня, которая даже поддерживаемая аппаратами не сможет без нее существовать. Больше нет.
– Я помогу твоему отцу с работой.
Тереза моргает, открывая свои покрасневшие от слез глаза.
– Как?
– Не только у моего отца есть связи, – хмыкаю, – да и друзей у него меньше, чем тех, кто мечтает однажды увидеть его крах. Я знаю людей, которые не упустят возможность насолить Сайрусу Риду. Пусть даже и таким безобидным способом.
– Это… законно?
– Ничего, что бы ты не одобрила, Бэмби. Мы просто воспользуемся помощью людей, которые не жалуют моего отца, а, следовательно, не живут под его светилом.
Тереза молчит. Обдумывает. И вижу, что уже почти готова довериться мне, рискнуть, но что-то все еще сидит поганой червоточинкой у нее в голове.
– Ну же, соглашайся уже! – выкрикивает голос, а затем из окна такси высовывается лохматая голова Итана. – Скайлер уже все сиденье своими слезами залила!
– А вот и не правда! – кричит Янг, а затем слышу, как всхлипывает.