ывали тесные семейные узы, которых так не хватало в моем доме. В отличие от наших трапез, обычно хаотичных и шумных, с младенцами и маленькими детьми, а также опасений по поводу отцовского гнева, Стимерманы за обеденным столом вели разговоры и наслаждались общением друг с другом. Я находил это замечательным. Мне нравилось, как Боб Стимерман мыслит, и принял его как отца, которого у меня никогда не было.
Мы с Ларри впервые посетили выставку модной индустрии, где производители и оптовики представляли свои товары, в «Статлер Хилтон», отеле на 33-й улице, в выходные в феврале 1970 года, и увидели демонстрацию одежды таких брендов, как A Smile, Michael Milea, Gentleman John, Faded Glory, Brittania, Bouncing Bertha’s Banana Blanket, Billy Whiskers, UFO, Landlubber, Viceroy, Cheap Jeans. Это был визуальный взрыв. Платья и жилеты ручной вязки, футболки, украшенные в технике узелкового батика, вареные вельветовые брюки-клеш — все это было там представлено. Одежда, которую можно увидеть на рок-звездах в журнале Crawdaddy, одежда, которую люди надевают, отправляясь на концерты.
Как бы я хотел вернуться в прошлое и прогуляться там, уже познав то, что знаю сейчас. Там было множество диких личностей и великих идей!
Мода словно воспламеняла, и неожиданно мы смогли привезти в Элмайру все, что хотели!
И все же я по-прежнему считал, что Limbo — лучший в мире магазин, и хотел, чтобы People’s Place создавал такое же ощущение, только еще круче, если только подобное вообще возможно. Когда другой магазин в центре Элмайры закрылся, я скупил все их стеклянные витрины, которые они были готовы выбросить. Мы поставили их перед нашей стеной с джинсами и разложили там все наши рубашки и блузки. Мне хотелось, чтобы люди, разглядывая стеклянные витрины, спрашивали: «Можно мне такую среднего размера? Такую же маленького размера?» Именно так происходило в Limbo. Я проверял, чтобы все рубашки были идеально сложены и подобраны по цвету; это придавало магазину официальный вид. Я стремился, чтобы все содержалось опрятно и аккуратно, как в настоящем профессиональном предприятии розничной торговли. Приколол несколько рубашек к стенам, другие свесил с потолка, чтобы мир моды обволакивал входящих покупателей. Мы продавали образ жизни, который не существовал в Элмайре. Мы сами создавали образ жизни.
Глава четвертая«Гнем свою линию»[32]Достигая многого
По окончании школы меня манил побег. У меня был бизнес, и магазин приносил доход. Мама была счастлива за меня. Мои молитвы были услышаны: у меня появилось дело, которым я был увлечен!
Отец сказал мне, что это не продлится вечно, и настаивал на том, чтобы я или нашел стабильную работу, или поступил в колледж. Он много крови попортил моей матери, пока она не поддержала его. Я уступил их просьбам. Мне хотелось показать моим родителям, что, по крайней мере, делаю то, о чем они просят.
Я записался в муниципальный колледж Корнинга, так как там не было вступительных экзаменов: достаточно подать заявление, и ты принят.
Я сам оплатил расходы из доходов от People’s Place, но учиться там мне было абсолютно не интересно. Когда начались занятия, я был целиком поглощен своим бизнесом. Это было впустую потраченное время в моей жизни. Я встретил учителя, Дика Люса, который оказался веселым парнем, а его партнер по бизнесу, Дэвид Касл, помог создать мой первый логотип для People’s Place, но в остальном посещение занятий считаю бесполезным. Нам рассказывали про макроэкономику и микроэкономику, но я тем временем думал: «Чем быстрее смогу вернуться в мой магазин, тем больше денег заработаю и тем лучше смогу проводить время». Я сгорал от желания поскорее вернуться в People’s Place, чтобы по-новому развесить джинсовые куртки и организовать новые зоны для выкладки осенних свитеров. Мои родители хотели, чтобы я получил диплом об окончании колледжа, нашел хорошую работу и зарабатывал деньги, но я уже зарабатывал деньги и получал удовольствие от своего занятия. Что было не так?
Так продолжалось два месяца. Затем я бросил Корнингский колледж, ничего не сказав родителям. Мы с Ларри сняли квартиру, где проводили свои тусовки, и каждый вечер приглашали к себе девушек из элмайрского колледжа; у нас гремела музыка. А по утрам вставали и шли на работу.
До окончания старшей школы Ларри, Джон и я открывали свой магазин только после занятий в школе и по выходным. Теперь же мы могли торговать весь день. Мы открывались в десять часов утра. Расширили товарный ассортимент, появился отдел грампластинок. Наняли привлекательных девушек и крутых парней. У нас был хэдшоп, хотя многие люди, глядя на нас, думали, что мы продаем наркотики. Родители подростков, случалось, звонили в полицию Эльмайры и говорили: «Мой ребенок идет в People’s Place покупать „кожу“. Что это за наркотик?» (У нас имелся отдел кожаных изделий, где мы продавали ремни ручной работы от Joel Labovitz, сандалии и жилеты. Но мы никогда не продавали наркотики.) Полицейские тоже думали, что мы наркодилеры. Но мы ими не были, в основном специализировались на модной одежде.
Я давно имел опыт общения с копами. Когда мы еще учились в старшей школе и нужно было место, куда привести девушек, Ларри, Джон и я использовали для тусовок часть помещения People’s Place, отделенную от торгового зала мешковиной. Мы привезли водяную кровать и находили возможность использовать ее по назначению. Однажды вечером отправились на концерт со студентками колледжа и захотели продолжить вечеринку. Но не могли привести их в свою спальню, потому что у нас ее не было — мы жили с родителями. «А давайте пойдем в магазин», — решили мы.
Мы сели в разные машины, и Ларри приехал первым. Он поднял шум, колотя в дверь, полагая, что я уже на месте: «Томми, ты меня слышишь?» — когда, как он вспоминал потом, восемь полицейских машин окружили его.
— Что ты делаешь? — спросили они.
Ларри не мог придумать подходящий ответ.
— Жду Томми! — вырвалось у него.
Потом подъехал я. «Привет, офицеры», — сказал я, а затем открыл дверь и провел с нарядом полиции экскурсию по нашему заведению. Они были ошарашены. С тех пор у нас сложились хорошие отношения с полицией.
По мере того как наша репутация и запасы росли, не составляло труда расширять и сам магазин. Мы просто передвигали перегородку из мешковины немного дальше к задней стене. Джон обычно сидел за прилавком, длинноволосый, в шляпе и бабушкиных очках, держа свою акустическую гитару и принимая деньги; Ларри бегал по магазину и общался со всеми девушками, а я стоял на стремянке и создавал экспозицию, придавая месту крутой вид. Так было весь день, каждый день. Другого места, где мне было бы интереснее, просто не существовало.
Мы уже зарабатывали тысячи долларов в день и распродавали все без остатка, но по-прежнему использовали коробку из-под сигар в качестве кассового аппарата. Деньги обычно были сферой Джона, но это изменилось, когда стали известны наши номера в лотерее выборочного призыва на военную службу[33]. В 1969 году, для того чтобы увеличить численность вооруженных сил во Вьетнаме, правительство восстановило воинскую повинность и все мужчины нашего возраста подлежали призыву в армию. На второй год лотереи нам с Ларри повезло оказаться среди высоких номеров, но у Джона он был достаточно низким, так что ему явно пришлось бы служить. У него не было интереса к участию в сражениях этой войны, поэтому он продал нам свою долю в People’s Place и уехал в Канаду. Нам его не хватало; он был хорошим парнем — уравновешенным, спокойным, умным, но мы продолжали развивать свой бизнес.
И продолжали поддерживать связь с Джоном; он по-прежнему живет в Канаде. Другие ребята, которых мы знали, отправились во Вьетнам. Все трое братьев Эллиотт, живших по соседству (обычно они третировали меня, а потом приглашали посмотреть мультфильмы), ушли на войну. Томми и Дики не вернулись.
Поскольку в нашей местности не было ничего подобного нашему магазину, к нам стекалась клиентура не только из Элмайры и близлежащих городов, но и со всего «южного пояса» штата Нью-Йорк и богатых небольших городков Северной Пенсильвании, в которых не найти ничего прикольного. Мы полностью распродавали свой товар в субботу вечером, а в воскресенье садились в машину и ехали в Нью-Йорк за новой партией. На ужин мы всегда останавливались в Чайна-таун[34], который был очень экзотическим местом для нас, мальчиков из Эльмайры. Управление весьма успешным предприятием подняло мою уверенность и самооценку на такую высоту, о какой я и мечтать не мог.
В 1972 году, благо магазин приносил какие-то деньги, я отправился в Лондон. Причина была проста: Англия — прародина моих любимых представителей рок-н-ролла. Она дала нам Карнаби-стрит[35], модов[36] и рокеров, или, как сказал Ринго Стар в фильме «Вечер трудного дня», «пересмешников»[37]. Я хотел пожить там некоторое время и узнать, как здесь организованы розничные продажи. Моей целью было создавать одежду, встречаться с людьми, вбирать в себя дух Британии. И намеревался остаться на несколько месяцев — мне хотелось полного погружения. Не думаю, что мой партнер Ларри был в восторге, а его двоюродный брат Сэм Уорцел, который следил за нашими финансами, вообще был недоволен, однако это не остановило меня.
Я поехал один и остановился в меблированных комнатах на границе района Челси и Найтсбриджа. Каждый день я поднимался и спускался по Кингс-Роуд, заглядывая в магазины и рассматривая людей.
Британцы действительно были другими — конечно, они отличались от моих соседей по Элмайре, но их класс превосходил то, что мне довелось наблюдать в Нью-Йорке.