Далее, мы начали расширяться. Наш второй магазин открылся в Корнинге, штат Нью-Йорк, и некоторое время им управляла моя сестра Сюзи, которая только что окончила колледж. Она была дисциплинированна, умна и хорошо организованна. Когда Сюзи продолжила образование, мы наняли Мэри Чели, длинноволосую певицу в стиле фолк, которая обычно сидела в магазине и играла на своей акустической гитаре.
Мы открыли магазин в Итаке, где могли торговать более стильными и крутыми товарами, так как его обширная клиентская база состояла в основном из студентов с продвинутым вкусом из Корнелльского университета и Итакского колледжа. Мы закупали излишки товаров у розничных сетей Barneys и Saks. Мы также связались с семьей Либескинд, которая в то время владела фирменными магазинами Ann Taylor, пригнали грузовики в Бостон и купили все, что у них осталось после распродажи со склада, по доллару за единицу одежды и по десять центов за аксессуар. Мы вернулись в Итаку и открыли там магазин товаров по сниженным ценам под названием Wearhouse. И продали тонну вещей. Мы были T. J. Maxx[46] до того, как появился сам T. J. Maxx!
Наш четвертый магазин появился в Кортленде, штат Нью-Йорк. Мы с Ларри оба хотели проводить время в Итаке, потому что обстановка там была намного круче, чем у нас дома; таким образом, мы сменяли друг друга, пренебрегая другими магазинами, потому что были еще детьми. Брюс, брат Ларри, стал менеджером магазина Корнинг, и он был звездой. В нем обнаружилась такая деловая хватка, что впервые мы чувствовали: у нас есть кому доверить управление всей империей People’s Place. Это освободило бы нас еще больше! Но Брюс решил пойти учиться в колледж.
Были и другие места, где нам хотелось побывать. Мы так часто приезжали в Нью-Йорк для закупки товаров, что взяли в субаренду квартиру в Ист-Виллидж у Сэма Ворцела, двоюродного брата Ларри, на 225 Ист, 12-я улица, недалеко от Второй авеню. В ночное время развлекались в клубах. Мы услышали о Regine’s, шикарном частном клубе на Парк-авеню, и, подъехав туда, обнаружили ряд лимузинов, припаркованных перед входом, которые привезли Лайзу Миннелли, известного модельера Холстона и других знаменитостей. Нас осмотрели через раздвижной глазок в двери и почему-то разрешили войти. Первым сюрпризом для нас был вступительный взнос; мы этого не ожидали, и нам он показался существенным. Мы пили, как это делали обычно — не грандиозно, но с аппетитом, — и в конце вечера нам представили счет: двести долларов! Мы были сражены наповал. «О’кей, — сказал я, — больше мы сюда ни ногой».
Потом мы нашли Studio 54.
Мы не были уверены, что попадем туда. Наслушались разных историй, но они оказались правдой. Когда приехали, там собралась огромная толпа людей, выходивших из лимузинов и махавших деньгами в сторону швейцара, выкрикивая его имя: «Марк! Марк! Марк! Кит[47] пригласил меня, он внутри!» Суть сводилась к следующему: вы стоите на тротуаре, а он смотрит поверх массы потенциальных завсегдатаев, указывает на какого-нибудь счастливчика и сигнализирует ему или ей, приглашая войти, цензурируя возраст, стиль, внешний вид и что там еще ему было приказано учитывать. Его работа заключалась в том, чтобы толпа состояла из людей, которых владельцы, Стив Рубелл и Ян Шрагер, хотели представить Studio 54. Было полезно находиться в той группе людей, где все соответствуют требованиям. Тогда он укажет на другого человека и громко скажет: «Нет, вас не пропущу». Оказаться на дурном счету у Марка просто отвратительно.
Каким-то образом мы смогли установить контакт с Марком и парнями у двери. Может быть, им понравился наш облик, который уже не был хипповым, но все же демонстрировал хорошее чувство стиля. Какой бы ни была причина, при первом же появлении мы получили кивок. «О, — подумали мы, — это слишком хорошо, чтобы быть правдой». В Элмайре мы пользовались доверием, но здесь Нью-Йорк, и мы ощущали себя новичками. Нам не верилось, что он на самом деле просигналил нам, приглашая войти.
Волнение и энергия, которые мы испытывали в тот первый раз, входя в клуб, подействовали на нас возбуждающе. Пульсировала музыка: Глория Гейнор, Дайана Росс, Донна Саммер, группа Bee Gees, Нил Роджерс, группы Chic и KC & The Sunshine Band. Преобладали синтезированный электронный диско и танцевальная музыка тяжелого типа, и хотя я все еще любил оригинальных английских рокеров, пришлось признать, что было очень весело.
С этого момента мы появлялись здесь почти каждые выходные и часто по понедельникам после целого дня закупок. Мы подходили к стойкам и, помахав рукой, произносили: «Эй, Марк», — не кричали, не подпрыгивали, — и нас немедленно пропускали.
В клубе мы с Ларри и наша небольшая компания получали выделенный столик или место, чтобы присесть, заказать напитки, пригласить девушек и потанцевать. Звуковая аппаратура была изумительная; пульсирующий диско сменялся обновленным соул 1970-х годов. Стиви Уандер был на вершине своей игры. Группа Harold Melvin & the Blue Notes. Группа The O’Jays.
Мы могли видеть Энди Уорхола, Боуи, Бьянку и Мика Джаггеров. Мы пока не встречались с ними: там была сцена, уходившая в подвал Studio 54, куда меня никогда не приглашали, но мы виделись с Холстоном, а бойфренд Холстона оказался другом нашего друга, так что у нас было несколько контактов. За Холстоном был закреплен постоянный столик, и он проявлял дружелюбие, поэтому обычно мы получали столик по соседству. Но была одна проблема: в клубе было так шумно, что нельзя было расслышать голоса посетителей. Даже если бы вы кричали со всей силой, музыка была настолько тяжелой и громкой, а прожектора на танцполе — настолько интенсивными, что невозможно было вести какие-либо разговоры. Большинство сообщений сопровождалось жестикуляцией — своего рода клубный язык жестов. Мы редко возвращались домой раньше пяти часов утра. Это была наша жизнь!
Мы тратили деньги, как одержимые. В Элмайре мы закатывали грандиозные вечеринки и собирали уйму подружек и знакомых. И курили больше травки, чем вы могли себе представить. Отдали дань «кислоте», психостимулятору метамфетамин, снотворному метаквалон. И, конечно, попробовали грибы. Я их отведал на Тэнглвудском фестивале, и было такое ощущение, будто сингл Beautiful Day («Прекрасный день». — Примеч. пер.) играл двенадцать часов, а не сорок минут. Я оторвался от реальности и растворился в толпе. В конце концов вернулся к своим друзьям, но отсутствовал в течение нескольких часов. Попробовали и кокаин, но от него было мало толку: он вызывал у меня только скрежет зубов и потливость ладоней. Как-то раз, пребывая в состоянии бессонницы и беспокойства, я спросил сам себя: «Ну зачем я это делаю?» Не найдя достойного ответа, я прекратил это баловство. Сработал своеобразный автоматический запорный клапан. Я словно достиг некоего предела и сказал себе: «О’кей, хватит». Понимаю, мне явно повезло, что я пережил все это, потому что жил в разгар наркокультуры 1970-х годов. Много было таких, кто не выжил, или сошел с ума, или погиб от передозировки, или ничего не достиг.
Думаю, нам с Ларри очень повезло: мы настолько серьезно относились к бизнесу и стремились к успеху, что наркотики не стали для нас приоритетом.
Уверен, наши родители тревожились за нас, хотя некоторые друзья могут не согласиться со мной, потому что мы знавали времена, когда определенно находились на краю.
Тем не менее с наркотиками или без них мы чувствовали себя неприкасаемыми. В июне 1977 года я купил новый «Додж-фургон», и моя подруга Сюзи, мой брат Энди, его коллега по группе Майкл Хоутон и я отправились на целый день на концерт под открытым небом, который проходил на стадионе «Рич» в Буффало с участием Теда Ньюджента и групп Blue Oyster Cul, Lynyrd Skynyrd, Starz. По дороге Энди спросил:
— У нас есть билеты?
— Нет, — ответил я, — но не беспокойтесь об этом.
— А как же мы попадем?..
— Все схвачено. Не волнуйтесь.
— Как?..
— Мы пройдем за сцену.
Мы все выглядели как надо. Подъехали к служебному входу.
— Пропуск, — сказал охранник.
— Мы играем сегодня, — ответил я. — Мы одна из групп.
— Вы?
В его голосе прозвучала неуверенность.
— Да, — заявил я. — Посмотрите.
Он просунул голову внутрь и увидел, что фургон набит ребятами самого рок-н-ролльного вида на свете.
— Проезжайте.
Мы припарковались рядом с лимузинами и автобусами и направились к пристройке. Люди с пропусками смотрели на нас. В их взглядах угадывался вопрос: «Кто эти ребята?», но ни у кого не оказалось шаров, чтобы бросить нам вызов. Мы встали справа от сцены, глядя на восемьдесят тысяч человек в толпе, а внизу, прямо впереди стоял не кто иной, как мой брат Бобби. Он был музыкальным фанатом и всегда находил способ оказаться перед сценой. Между выступлениями он крикнул нам:
— Как вы это сделали?
Я крикнул в ответ:
— Мы с группой!
People’s Place приносил хороший доход, но мы не занимались накопительством. Мы платили наличными за серебристый «Порше 911» и выкладывали сразу всю сумму. Зафрахтовали самолет, чтобы вместе с друзьями попасть на концерт Стиви Уандера в Сиракузах, и наняли лимузин, который доставил нас на площадку за сцену. Однажды мы с Ларри и наши девушки подъезжали к Рочестеру в нашем красивом новом «Мерседес-Бенц», чтобы посмотреть выступление «Роллинг Стоунз», когда нас остановили за превышение скорости.
— Офицер, — сказал Ларри, вежливо предлагая посмотреть на заднее сиденье. — У меня там звезды рок-н-ролла.
Я опустил стекло.
— Нам нужно попасть туда.
Мы получили полицейский эскорт.
Наш друг Эдди Рэйвелсон держал крутой бутик в Бостоне и был связан с туристическим агентством International Weekenders. Он находил доступные места на групповые туры, которые не были распроданы. Эдди обычно звонил и спрашивал: «Ребята, вы хотите слетать в Бразилию? У нас есть два свободных места», или: «Вы хотите съездить в Мачу-Пикчу?