К тому же есть вопрос гордости. Джо сказал: «Знаете, для вас еще существует проблема наследия». Это был бренд Tommy Hilfiger. Каким я запомнюсь в мире дизайна? Человек, который реально повлиял на американскую моду в XXI веке, или парень, тоннами продававший одежду в торговой сети дешевых товаров Walmart?
Мы с Джо нутром почувствовали, что надо идти вместе с Фредом. Аргументация Фреда казалась ближе к истине, и он излучал столько уверенности, что мы не сомневались в нем. Мы превращались в частную компанию.
Глава двадцать втораяКровавая баня на совете директоровНайти в себе силы
Дайер едва не подавился, когда за обедом Фред Геринг сказал, что готов выкупить бренд Tommy Hilfiger. Выкуп акций менеджерами обычно инициируется генеральным директором компании, но сейчас генеральный директор дополнительного офиса явился, чтобы лишить шефа права владения. Дайер враждебно отнесся к этой идее, когда она была вынесена для обсуждения на совет директоров. Мысль о продаже Tommy Hilfiger Corporation и переходе компании в частные руки встретила большое сопротивление: «Фред Геринг? У него нет никакого права даже пытаться это сделать! Кем он себя возомнил?»
Битва на заседании совета директоров произошла на Бермудских островах. Вместо того чтобы рассмотреть предложение по существу, совет директоров предложил сократить расходы и повысить прибыльность компании. Но расходы и без того сведены к минимуму. «Под сокращением» они имели в виду урезание моей зарплаты; комитет по вознаграждениям собрался и решил, что неудачи компании обусловлены исключительно тем, что я получаю слишком много денег.
Это было гадко. Совет директоров в основном нападал на меня. Члены совета, которых я считал своими друзьями, резко изменили отношение ко мне, и, хотя эти дружеские отношения не полностью распадались, в них присутствовала, конечно же, личная и финансовая напряженность. Я сказал: «Послушайте, я отказался от своего имени, когда основал бизнес. То, что я зарабатываю, — это выплата за то, что я основал бренд и поставил свое имя под сделкой». Их позиция заключалась в том, что со мной уже расплатились, и им не нравилось, как я выполняю свою работу, хотя они смутно представляли, в чем состояли мои недоработки. Эта линия экономической враждебности никуда не исчезла, потому что мой контракт был закрытым, и я не собирался отказываться от своей позиции.
Интересно, что я не могу точно вспомнить, что было сказано в той комнате. Во многих случаях, когда происходит нечто негативное, я предпочитаю это не держать в памяти. Что помнится живо, так это тот факт, что произошел взрыв настроения, и я чувствовал себя осажденным. Много пальцев указывало на меня и прежний режим.
Я чувствовал, что им ненавистна мысль о том, что Фред может выкупить бизнес и выгнать их.
У меня оставалось несколько союзников. На одном из последних заседаний до истечения срока его контракта член совета директоров и мой великий друг Дэвид Танг встал и произнес речь, в которой в основном говорил, что члены совета директоров сошли с ума.
Джо и я считали Фреда нашим новым лучшим другом. Мы смотрели на вещи одинаково, но почти все финансисты в корпорации Tommy Hilfiger, казалось, сгруппировались в лагере Дэвида Дайера. Конечно, у нас с Джо были моменты сомнения: «Мы что-то упускаем? Это умные люди; они успешны в своих профессиональных сферах. Почему мы видим то, чего они не замечают?» Но я верил во Фреда.
В конечном счете, вместо того чтобы рассмотреть предложение, совет директоров проголосовал за то, чтобы выставить компанию на аукцион. Превалировало мнение, что, если бы компания была продана группе, включавшей инсайдеров, мы могли бы быть привлечены к суду за должностные преступления, поскольку акционеры могли усомниться в справедливости цены. Такой процесс проходит с участием нескольких адвокатов, чтобы соблюдалась справедливость в отношении всех акционеров.
Компания наняла банк J. P. Morgan в качестве ведущего инвестиционного банка, отвечающего за сбор корпоративной информации и привлечение потенциальных покупателей. В течение лета 2005 года список сократился до трех участников: Iconix, Sun Capitлем, своего рода «придонный рыбак». Их план заключался в том, чтобы сохранить мое участие в компании и продвигать бренд Tommy Hilfiger через торговую сеть Walmart. Они рассчитывали, что могут превратить бренд Tommy Hilfiger в бегемота с оборотом в десять миллиардов долларов в год в розничной продаже, что составляет около шести миллиардов оборота оптовой торговли. В рамках моего пожизненного контракта, который предусматривал выплату дивиденда в размере полутора процентов валового дохода, мой годовой доход составил бы около ста миллионов долларов, а может быть, и больше, если бренд будет процветать. Трудно было спорить с их экономикой. Из трех предложений это было для меня самым прибыльным.
Второй претендент — Sun Capital, частная инвестиционная компания, базирующаяся во Флориде, которая в то время скупала много потребительских брендов. Sun не была заинтересована во мне; их философия заключалась в том, что Tommy Hilfiger является брендом, и они, в сущности, не нуждаются в самом человеке. Они прямо не заявляли об этом, но, на мой взгляд, хотели ввести бренд в торговые сети JCPenney или Kohl, что явно ниже как по качеству, так и по отличительным признакам относительно нашего стандарта розничного продавца.
Фирма Apax разделяла ви́дение Фреда Геринга. Apax, европейская компания, занимавшаяся частным капиталом, рассматривала Tommy Hilfiger как международную марку доступной роскоши, которая уже заявила о себе на континенте. Они не только хотели сделать бренд более дорогим, но и намеревались расширить его международный охват и привлечь меня к участию в процессе. Если опустить финансовые аспекты, позиция компании Apax была, безусловно, самой привлекательной.
Все три компании делали свои ставки, и это были их деньги. Я мог бы сказать Sun Capital и Iconix: «Я намерен воспользоваться правом вето на товарный знак [правом наложить вето на любое использование моего имени, которое может умалить его ценность] настолько сильно, насколько смогу», что могло бы удержать их от стремления выдвинуть лучшие предложения, но после консультации с адвокатами я решил не совершать действий, которые могли привести к дорогостоящему судебному разбирательству. Но я, безусловно, мог высказать свое мнение о лучшем будущем компании, что и сделал.
А еще я мог болеть за какую-то команду! Джо и я надеялись, что Apax предложит самую высокую ставку. Во имя качества и мира, в котором мне хотелось жить и работать; ради этого был готов отступиться от годового дохода в размере ста миллионов долларов. Гэри Фурман из GF Capital, с которым я познакомился, когда он работал с Эдгаром Бронфманом по моей сделке с инвестированием в Warner Music Group, выступал в качестве советника и согласился с Джо и мной. Конечно, независимо от того, кто из участников добьется успеха, в конечном счете у меня окажется огромная сумма денег. И все же — сто миллионов долларов ежегодно!
В рамках этого процесса каждому потенциальному новому владельцу приходилось иметь дело с моим контрактом. В 1988 году, когда Сайлас выкупил бренд у Мурджани, он предложил мне уникальный пожизненный трудовой договор. В то время люди работали иначе, чем сегодня. В настоящее время люди работают, пока не умрут; а тогда «пожизненный» означало «пока вы не перестанете работать». Возможно, Сайлас подумал: «Томми будет работать, пока ему не исполнится шестьдесят пять, а затем он уйдет». Этому не суждено было случиться!
Кроме того, в 1988 году Tommy Hilfiger представлял собой небольшую компанию мужской одежды в Соединенных Штатах, поэтому в соглашении не упоминались такие поступления доходов, как лицензирование и зарубежное распространение, которые через шесть или семь лет стали высокоэффективными элементами. Например, в 1993 году мы заключили нашу лицензионную сделку с Estée Lauder на ароматы и косметические продукты. Если бы фирма Estée Lauder выручила от продаж 100 миллионов долларов, причиталось ли мне что-то из этой суммы? Джо пытался пересмотреть мой контракт с Сайласом, но, когда компания стала публичной, возникли сомнения относительно законности подобного изменения, ограничивающего размер скидки с налогов для зарплат, превышающих сумму в один миллион долларов в год. Мой контракт был составлен с учетом «дедушкиной оговорки», поэтому все, что я делал, было полностью освобождено от налогов; любые изменения в нашем соглашении отменили бы эту скидку с налога для компании. Таким образом, проблема повисла в воздухе. Когда пришел Дэвид Дайер, мы с Джо столкнулись с тем же контрольно-пропускным пунктом. Джо постоянно твердил мне: «Тебе плохо платят. Это не входило в наши планы. Это несправедливо». Теперь у нас наконец появился шанс все исправить.
Компания Iconix хотела оставить договор без изменений. Она не заботилась о зарубежной дистрибуции, так как была нацелена на сделку с сетью Walmart. И поскольку я буду зарабатывать по сто миллионов долларов в год, то не видел необходимости добиваться дальнейшего прироста. Фирма Sun Capital, которая была заинтересована в бренде, а не в человеке, не склонна была вносить какие-либо изменения. Они, по сути, говорили: «Мы не нуждаемся в Томми».
Компания Apax придерживалась другой точки зрения. Они сказали: «Мы хотим развивать эту компанию, чтобы она стала глобальным брендом. И хотим, чтобы ты был мотивирован сесть на самолет и отправиться на открытие магазина в Шанхае. Нам известно, что ты состоятельный парень, которому не нужно работать. Мы определенно хотим изменить твой контракт, нам он тоже не нравится!» Джо провел переговоры для заключения нового контракта, согласно которому вместо полутора процентов оптовых продаж я получал бы десять процентов от доходов лицензирования. Я также должен был получать полпроцента от розничных продаж в магазинах Tommy Hilfiger и один процент от оптовых продаж всего бренда. Это был пожизненный контракт. Компания Apax была готова к заключению контракта, и мы договорились в принципе о заработной плате около двадцати двух миллионов долларов в год на первые три года.