Как и большинство ребят, которые хоть что-то соображали, в 1964 году я посмотрел передачу о «Битлз» в телевизионном «Шоу Эда Салливана»[17]. Я полюбил эту музыку и думал, как здорово, что они немного дерзкие и носят пышные прически. Купил сингл Love Me Do с песней P.S. I Love You на обороте, записанные на пластинку в сорок пять оборотов. У меня в комнате был транзисторный радиоприемник, и я слушал все, что было на АМ радио, — передачи Джерри Льюиса, группы Pacemakers, Herman’s Hermits. Когда я учился в старшей школе, брат моего друга вернулся из Калифорнии с записями групп Doors и Cream, и меня зацепило. Мне понравилась эта музыка и то, как выглядели музыканты.
И тогда крутые парни в моей школе начали немного отращивать волосы. Мой друг Ларри Стимерман, носивший ботинки Beatle boots, отрастил усы и бакенбарды, а я еще даже не брился! Мне хотелось быть похожим на них, но я вырос с мыслью стать спортсменом, как хотел мой папа, а парни-спортсмены в школе носили короткие, аккуратные стрижки в стиле военных моряков. Долгое время я коротко стригся и имел аккуратную прическу.
Когда я перешел в первый класс старшей школы, в 1968–1969 годах, начиналась революция в моде и музыке, и мне действительно хотелось стать частью этого преобразования. Проблема заключалась в том, что мне исполнилось семнадцать лет, а выглядел я на двенадцать. Ужасно хотелось, чтобы у меня появились растительность на лице, низкий голос и волосы на ногах. Эльмайрский колледж для девочек, целиком женская школа, находился в нашем районе, и когда ребята отправлялись в бары колледжа, где тусовались студентки, я вынужден был стоять на тротуаре. Мои друзья встречались с девушками из колледжа, а я нет! Но наконец мы нашли одно заведение, бар Билла, где не заботились о том, кого впускают. Оказавшись внутри, я оценил грохот музыки и обилие классных девушек. Мы соврали про свой возраст и сказали, что учимся в Корнеллском университете. Никто из нас не признался, что мы старшеклассники и живем с родителями.
Когда я сказал отцу, что хочу отрастить волосы (на самом деле просто не стриг их пару месяцев), он не пожелал даже слышать об этом. А когда заявил ему, что не верю во Вьетнамскую войну, он пришел в ярость. Мой отец считал, что всех, кто протестует против войны во Вьетнаме, нужно отправить в тюрьму. Он сделал все от него зависящее, чтобы помешать мне выглядеть как хиппи, но это не сработало. Я почувствовал себя бунтарем. И не соглашался с чем бы то ни было, во что верил отец.
Летом 1969 года, в лето Вудстокской ярмарки музыки и искусств[18], группа моих друзей в поисках работы ездила на полуостров Кейп-Код. Я подумал: «Вот что мне нужно!» Бросил работу на станции Гесса и отправился с ними. Мне наконец-то стукнуло восемнадцать, у меня есть собственная машина, и ничто не держит меня в Элмайре. Я выбрался оттуда!
Когда мы въехали в Хианнис, первое, что я заметил, — это довольно глупый вид у всех этих препстеров[19] Новой Англии в брюках чинос и рубашках из мадрасской ткани. По тем же тротуарам разгуливала целая «коллекция» типов вроде хиппи и рокеров, которым, по-видимому, жилось куда интереснее. Мне захотелось стать частью этой крутой толпы. Я критически осмотрел себя. Требовалось внести некоторые изменения.
На следующее утро, надев свою оксфордскую рубашку, «ливайсы» и «конверсы», я отправился искать работу. Начав сверху Мейн-стрит, я заходил в каждое коммерческое предприятие на правой стороне улицы. Нет. Не-а. Ничего прямо сейчас. Я дошел до конца улицы, перешел ее и проделал путь вверх по другой стороне. Нет. Не-а. Ничего прямо сейчас. На полпути я заглянул в магазин Sunflower.
Черный свет, плакаты, лавовые лампы, причудливые украшения в стиле фанк[20], песня группы Steppenwolf, гремевшая из аппаратуры Hi-Fi. Это место пропитано ароматом благовоний и запахом свеч — квинтэссенция клевой атмосферы магазина подарков. Мне здесь очень понравилось. Магазин Sunflower воплощал все то, чего не было в Элмайре, все, к чему я стремился, и все это — в одном торговом зале. Я спросил, есть ли работа. «Вы когда-нибудь работали в магазине?» — спросил Кен Хелленбург, владелец. Я рассказал ему о Лу Пэле. «Ладно, приходи сегодня вечером. В семь часов».
Я работал с семи до полуночи. Хианнис был крупным туристическим городом, и люди текли сюда рекой, заходя и выходя из магазина Sunflower, словно это был клуб. Несмотря на то что не знал ассортимента товаров, я обслуживал посетителей, продавал им то, что они хотели, указывал им на товары, заводил разговоры, прекрасно проводил время. Никогда не чурался взять в руки метлу или сделать все, что требовалось, и после первой ночи мне дали больше рабочих часов. К концу недели мы с Ларри Стимерманом были назначены ответственными за эту точку.
Ребята из Элмайры — ввосьмером! — втиснулись в арендованный нами чердак в небольшом доме на Оушен-стрит. Тусовка началась, как только мы оказались там, и продолжалась все лето. Мы пили пиво, курили травку, принимали ЛСД[21]. Я ни разу не помышлял о возвращении домой. Однажды принял психоделик мескалин[22], и это было восхитительно. После этого принял «кислоту», ЛСД, и это было страшно. Очень страшно. Так страшно, что стал очень осторожно относиться к тому, какие интоксиканты глотаю. Я курил травку, постепенно превращаясь в параноика, и мне не нравилось, что теряю контроль над собой. Я слишком фанатично относился к работе, чтобы возиться с чем-то подобным, что доставляло мне такие неудобства.
Но я любил все остальное в культуре 1960-х! Я купил проигрыватель и начал всерьез собирать коллекцию пластинок. На чердаке мы запускали «Роллинг Стоунз», Джими Хендрикса[23], Doors, Steppenwolf до самого утра — громко! Увлекала не только сама музыка; я думал, что Джим Моррисон[24], Мик Джаггер[25] и Хендрикс выглядят очень круто. От них исходило чувство опасности, которое мне казалось волнующим.
Я забросил в угол свою одежду в стиле преппи и купил свои первые джинсы-колокола и толстый ремень к ним. Обзавелся обтягивающей рубашкой с длинными уголками воротника. И купил сандалии. Никогда не увлекался украшениями, хотя другие ребята носили бисерные бусы и браслеты, но нашел кожаную куртку с летящей бахромой и носил ее днем и ночью.
Мы почти не спали, а поутру я шел в магазин Sunflower. Наш босс давал мне и Ларри вместе с кофе «black beauty», легендарный амфетамин, и мы получали энергетический заряд на весь день. Бежать в магазин было удовольствием, и когда мои друзья и девушки, встречаясь по пути, говорили: «Сейчас проходит этот фестиваль в Вудстоке. Хотите пойти?» — я отвечал: «Нет, слишком привязан к своей работе».
Это были революционные времена, и я чувствовал, что если оставаться в стороне, то и жить не стоит! Я оставил дом своих родителей. И здесь не было моего отца, который наставлял бы меня. Я отрастил волосы такой длины, какой хотел. И был свободен!
Глава третьяPeople's placeВремя моей жизни
Того Томми, который уехал из Элмайры в Хианнис, больше не было. Когда в конце лета вернулся домой, на мне была одежда хиппи, волосы отросли почти до плеч, глаза слегка подернулись пеленой. Мне исполнилось восемнадцать, и я, по сути, ушел из дома. Мой отец ничего не мог поделать, чтобы изменить меня.
В выпускном классе я записался на самые простые учебные курсы. Учителя не хотели снова скрывать от меня правду — они были настолько снисходительны, насколько могли, не отказываясь вконец от роли педагогов. Я просто пытался дотянуть до конца года.
Мысль о колледже приводила меня в состояние ступора.
Образование — признак успешного человека, а мои родители хотели, чтобы я добился успеха, но они не могли оплачивать мою учебу, и мне не приходилось рассчитывать на стипендию. Как бы я мог платить за обучение? И если поступлю, смогу ли удержаться? Меня ожидало иное будущее.
Однако моя решимость окончить старшую школу вовсе не мешала мне время от времени прогуливать занятия. В один из октябрьских дней мы с Ларри отправились в Итаку, расположенную в сорока пяти минутах езды по шоссе 13. Итака — университетский город, со своими космополитическими ресторанами и деловой частью. Влияние хиппи здесь ощущалось значительно сильнее, чем в Элмайре. После лета, проведенного в Хианнисе, мы с Ларри безошибочно узнавали классный магазин, стоило нам его заметить, а прямо перед нами на одном пространстве находились магазин кожаных изделий (The Beginning), хэдшоп, или кальянный магазин, и бутик одежды. Даже в Хианнисе не было хэдшопа! Сигаретная бумага, благовония — у студентов в Итаке был хороший выбор! Мы зашли в бутик и поразились разнообразию джинсов-колоколов. Я купил одну пару летом и считал их сокровищем; таковыми они и были. Здесь же представлены десятки моделей.
Мы с Ларри уставились на джинсы.
— Там, откуда мы приехали, нет ничего подобного, — сказал я.
— А откуда вы? — спросил менеджер за прилавком.
— Из Элмайры. Это пустырь. Нет ничего, что можно носить, — ответил Ларри. — Почему вы не открываете магазин в Элмайре? Такого магазина, как этот, там нет.
Менеджер не собирался расширяться. Он осмотрел нас и сказал: «Ребята, вы должны открыть его».
Да, верно.
Джонатан Аллен был нашим третьим «мушкетером из Элмайры». Я был Гиппопотамом, Ларри — Шпинделем, а Джон, поскольку всегда отмалчивался, получил прозвище Болтун. На следующий день, когда мы гуляли после школы, Ларри сказал:
— Ребята, почему бы нам не открыть магазин?