Я смотрю на трость, пробую отдышаться, глотаю книжный воздух и смысл слов.
Сестра Тщай. Тайка! Заболела!
– Где она?
– Вероятно, у себя дома, – снова скрипит старик.
Голос тоже как трость. И сам старик весь жилистый, загорелый. В кофте песочного цвета, в рубашке голубой. У нас в ордене никто так ярко не одевается. А он не из ордена. У него на шее висит крошечный ключик, такой же, как у Тай. Поэтому она ему «сестра», хотя годится в правнучки.
– Я могу вам чем-то помочь?
Где я недавно видела такой же ключ на шее? Во сне? В бреду? Я что-то ключиком открывала, чью-то тайну. Это был какой-то очень важный бред. Что там дальше? Но это вопрос явно не к старику.
– Вероятно, вам необходим губной бальзам…
– А вы что – консультант?
Ой, чёрт, вот сказанула. Тут же таких нет!
– Только по книгам и маркам. Но вы можете зайти в аптеку Баха, она вам по пути.
– И попросить губной бальзам?
– Именно. Будете брать лекарства для сестры Тщай, заодно позаботьтесь и о себе.
Он так скрипуче это всё говорит, что прямо хочется передразнить.
– Если вы пойдёте к сестре Тщай, передайте ей вот это.
Старик поднимается, опираясь на трость, срывает берет, суёт его в карман растянутой кофты, шагает вдоль полок с детскими книжками. Снимает одну, в очень яркой обложке. Жёлтые и красные яблоки на синем фоне… А это и не фон! Это спина сказочного зверя! Такая помесь не то льва с динозавром, не то оленя с ежом. Однако!
Я про такого никогда не слышала!
– Передайте это ей.
– Что-нибудь ещё передать? – я стараюсь не скрипеть, ну вот честно.
– Благодарю вас. Ничего не надо. Но я рекомендую вам купить для Тщай жаропонижающее в аптеке Баха. Если вы, конечно, не практикуете исцеления, сестра… Дым.
Он издевается? Я молчу, пожимаю плечами, смотрю, как он заворачивает книжку в лист бумаги. В газету! Я не знала, что здесь есть газеты. У нас дома я никогда их не видела.
– Передайте ей пожелания не хворать. И постарайтесь купить жаропонижающее!
– Ага. От кого пожелания?
– Она поймёт, – улыбается старик.
Значит, аптека Баха по пути к Тай. Интересно, аптека на нашей стороне или уже там, в товарной части города?
Да какая, к чертям, разница, всё равно у меня денег с собой нет! Вообще ни монеточки!
На аптеку Баха я выскакиваю из переулка. Тёплые окна сияют, внутри видны зеркальные шкафы и почему-то очень много настенных часов. Иду мимо витрины и слышу, как звук ввинчивается во все эти стеклянные прилавки и перегородки.
– Дзынь, дзынь…
Восемь.
На всех часах ровно восемь. Ужинать пора. А я сегодня даже не обедала! Вокруг темнота и мокрый ветер. А ещё у меня пояс для чулок перекрутился или даже порвался.
Хочется задрать юбку и посмотреть, что там вообще случилось! Вот у нас там это было бы просто. В любом торговом центре, в любом фастфуде есть бесплатный туалет… А тут!
Ну, в общем, унаследую орден милосердия, стану владычицей мира и повелю по всему Захолустью понастроить бесплатные общественные туалеты. С зеркалами! Ибо нефиг!
– Дзынь!
Колокольчик на двери аптеки!
Нарочно звякает, будто приглашает!
– Надеюсь, вам скоро будет лучше! – обещает ласковый женский голос за стеклянной дверью. Посетитель осторожно спускается по мокрым ступеням.
Дверь приоткрыта, внутри тепло и свет! И чулок, скот такой, сполз почти до колена.
– Добрый вечер! Позвольте мне войти!
Я улыбаюсь и говорю максимально вежливо, как в доме милосердия или как на религиозном собрании мамы Толли и Лария.
– Мне необходимо…
Меня перебивает женщина за прилавком.
– Входите! Сестра Дым! Для меня большая честь, что вы нас навестили.
А? Что? Куда?
Передо мной склоняются в поклоне! Сдурела, тётенька? Ты что творишь?
– Чем я могу быть полезна вашей милости?
Она говорит как в романе каком-то! Со мной никто здесь так не разговаривал. Хотя нет, так говорят на религиозных собраниях и вот ещё сегодня на рынке, когда рыбой и фруктами угощали! Но там торговцы, у них профессиональная вежливость.
А здесь аптека. Или всё-таки часовой магазин? Настенные, напольные, маленькие песочные. Ещё какие-то, я даже не сразу понимаю, что это вообще часы, больше похоже на мультиварку!
А на других полках лекарства в пузырёчках и коробочках, скляночки и шкатулочки, крошечные весы, всё такое блестящее, с этикетками – прямо игрушечная аптека…
– Чем я могу…
– Мне нужен жар… от жара!
Женщина шарахается, как от резкого звука. Чёрт, а на каком языке я сейчас это сказала? Пробую заново.
– Моя подруга больна, ей надо убрать… снизить жар.
Женщина кивает:
– Могу предложить… – она говорит какое-то непонятное слово, видимо это название лекарства. – Он не очень дорогой, но очень эффективный.
Да пусть хоть трижды дорогой, всё равно мне платить нечем! И тут я вспоминаю, как в такой ситуации выкручивались в кино.
– У меня нет с собой денег! Но вы можете отправить мой счёт в дом мамы Толли… матери Анатолии?
Женщина качает головой.
– Зачем счёт? Не надо никакого счёта! Подарите мне ваше тепло!
И она подходит к шкафу-вертушке, у нас на похожих в кофейнях и кондитерских кружатся десерты… а здесь – лекарства! Женщина открывает дверцу, каруселька приходит в действие! Включается подсветка, всё блестит. Всё можно разглядеть.
Пузырьки, коробочки и… Я сперва решила, что это пудреницы или двойные зеркальца.
Но это… Я их узнала!
Мама Толли приносила такие в дом милосердия, торговалась из-за них с кем-то в отделении скорбных духом. Никак не сбивала цену, хотя её очень просили.
Женщина подходит к вертушке, снимает коробочку, потом тянет ко мне эту штуку.
– Немного тепла? Это лучше любого лекарства! Мы все знаем, как бесценны ваши эмоции, наследница клана.
Жесть как она есть!
Я смотрю на коробочку. На вид она как обычное двойное зеркальце из любого нашего магазина косметики. Только на крышке не единорожик и не радостная корги с попой-сердечком, а какие-то потёртые разводы. Зато стразики. Мечта первоклашки. И стоит, наверное, столько же. Это сейчас, пока зеркальце пустое. А если я начиню его своими яркими эмоциями, во сколько оно подорожает? Может, я за эти деньги смогу купить целый мешок жаропонижающего, а не одну упаковку. Плохо не знать, сколько стоит твоя работа.
– Ну же? – торопит аптекарша. Улыбка у неё медовая, глазированная, такая приторная, что прямо чаю хочется. С лимоном!
У меня за спиной звенят часы. Торопят.
– Совсем немного, сестра Дым. Мы все знаем, на что вы способны…
Мне не нравится её улыбка! Она не просит, она требует!
Ничего себе «зайдите в аптеку Баха»! Иди, девочка, к бабушке через лес, отнеси ей горшочек масла и пирожки с волчатинкой, ага… Я отшатываюсь! Даже отмахиваюсь.
За спиной снова звон.
Развернуться, снять часы, бросить ей в морду! В пасть чудовища. Она чудовище, хотя не мохнатая и слюна с клыков не капает. И клыков у неё нету, даже таких, как на моём кресле-троне! У неё глаза не волчьи, а человеческие, но они блестят, слезятся, улыбочка дрожит, будто сейчас отвалится и вместо рта будет пасть и тогда она меня сожрёт! Часами в неё! Нашарить, не оборачиваясь! Нельзя к ней спиной! Лишь бы не упасть!
Тётка наступает! Я делаю шаг назад и… упираюсь… Мама! Это не дверь, не стена, это живое, тёплое, плечо, живот, потом сильная рука отталкивает меня! Юра!
Его тут не было! Он… Откуда он вообще тут взялся? Зачем?
Он тоже смотрит на меня и тоже тянет ко мне руки, и тоже говорит, и улыбается. Опять звенят, переливаются настенные часы, им подпевает стёкла в витринах, не слышу Юрин голос, всё как в тумане! Он тоже хочет меня сожрать! Эмоционально! Ну же, бери мой страх, вот он!
– Сейчас подавишься! – кричу я неизвестно кому. Им обоим! Мотаю башкой так, что волосы в глаза лезут, не знаю, на кого смотреть.
Юра – аптекарша, Юра – аптекарша. Я в кольце! Юра что-то говорит, я не слышу. Я вижу подсказку!
Стена за спиной тётки – белая, ровная! Я смотрю туда, будто пытаюсь разглядеть там помощь. Мне кажется, что в стене врубили подсветку, хотя здесь такого нет. Значит, это…
Коробочка в руках аптекарши раскрывается и начинает светиться. Матово, серебристо. Как ракушка, распахнувшая створки! Часы звонят без перерыва, все сразу.
Полки трясутся, флаконы и пузырьки падают.
Я обхватываю себя ладонями за плечи, а потом вскидываю руки, как будто у меня на спине большие перепончатые крылья. Ещё секунда – и всё взлетит к чертям! Не жалко! Потому что они меня достали! Людоеды! Фурсишки!..
…Я же обещала применять силу во благо! И что я творю? Оно само! Это мной светят и гудят, я как гигантский бешеный фонарик!
– Орден милосердный и все его пророки!
Со стены срываются полки. Стена вспыхивает белым!
Белое разгорается, ослепляет – как поезд, выехавший из тоннеля метро. И гудит похоже. Или это звенят стекла шкафчиков?
– Достали оба! Попрошайки! Людоеды!
Белая ярость, звон, острый запах, очень-очень больничный. Как из прошлой жизни.
Машина, лобовое стекло, папу о капот! Все это крупными кадрами прямо на белой стене аптеки. Вспыхивает и гаснет. Последняя вспышка! Звука нет, но вокруг всё равно грохот и звон стекла!
Искры в глазах. Зелёные, противные, как после любого яркого света. Закрываю лицо очень горячими, очень мокрыми ладонями.
Вдруг понимаю, как же мне тяжело и как сильно плакать хочется. Потихоньку доходит. Острые запахи, резкие звуки. Стекло на полу. Много стекла. Прозрачного витринного, коричневого флаконного. Надписи на уцелевших и крупно разбитых пузырьках. Не могу разобрать. Я что, стала хуже видеть, как там у нас после аварии? Нет. Это мне мешают слёзы и ещё что-то. То, что носится в воздухе – такое острое и туманное. Типа пара.
– Ну ты… Разошлась… Дым!
Голос Юры – нечёткий, тоже как в вагоне метро. Белый свет, Юра на его фоне чёрным контуром! Контур расплывается, глаза слезятся.