ость. Не ты отвечаешь за этот мир. Вот правда!
– А кто? Ты, что ли?
– Конечно, я.
– Неправда. Спасители нашлись, превысокие пречистые! Мы сами без вас разберёмся. Мы вас сюда не звали. Ни тебя, ни Лария, ни… никого из вас!
Она замолкает. За секунду до моего крика «Замолчи!».
– Я не виновата, что вы все – людоеды! Что я для вас еда!
Я выставляю руки! Ещё одна невидимая стена! Как тогда в аптеке Баха! Самозащита срабатывает!
Тай смотрит в упор:
– Нет, не еда! Ты очень ценный ресурс! Просто очень глупый ресурс! Захолустье будет питаться твоими эмоциями, пока ты ему это позволяешь!
– А мне нравится! От меня добро идёт!
– Добренькая нашлась! Всё равно он тебя использует! Ты ему не нужна!
– Кто? Экран?
– Йулла! – выкрикивает Тай. – Он с тобой, потому что ему так в Ордене велели! А любит он меня! Он ко мне приходит! Каждый вечер!
И показывает! Себя и Юру, вместе, вот в этой комнате, и у себя дома. Вот он приходит, вот они обнимаются… И я вдруг понимаю, откуда у Тай на столе варенье из нашего дома. Юра принёс!
Я могла бы её убить. Посмотреть в экран, на стену, хоть на потолок. И всё! Её бы накрыла моя ненависть. Но если я так сделаю, значит, я поверю в эту бредятину!
Этого не может быть.
– Он тебя использует! Тебя жрёт!
– Так ты меня тоже жрёшь!
– Я тебе подруга! Мне можно!
– Больше нельзя!
Я разворачиваюсь и ухожу. В стену – мне вслед – летит пустая белая чашка. На осколки не разбивается, она металлическая. Я тоже металлическая! Я тоже не разобьюсь. Но в носу всё равно щекотно.
Ты моя сестра-овечка,
Мы с тобой друзья навечно.
– Майела!
Дома тихо. Как обычно. Так и бывает, у меня мир сошёл с ума, а тут ничего не изменилось. Мама Толли на кухне, режет и жарит, на подоконнике шитьё. В кухне тепло и спокойно, можно заплакать всё рассказать.
– Но почему она так? Что я ей такого сделала?
– Это не ты. Просто Клану Ключа нужна жертва во искупление грехов.
И мама Толли вздыхает. Просто машет рукой. Будто у неё пирог пригорел или пятно не отстиралось. Или Август во дворе весь перемазался и уляпался, а в доме два вагона гостей, и он тут такой влетает… Ну вот, типа покушение на меня – это такая же бытовая неурядица. Незадача. Тесто не поднялось, покушение не удалось. Ну вообще!
У мамы Толли такое белое лицо! Цвета гипсовой жабы! А она мотает головой, будто хочет стряхнуть с себя мою ненависть.
– Для любой веры нужна жертва во искупление. Понимаешь, капелька? Иначе не сработает!
И мама Толли хмурится. Как же много у неё морщин! Я не замечала. Я вообще много чего не замечала. Самого очевидного. Я снова вспоминаю то, что мне показала Тай. Как они обнимаются. Как она ходит по комнате, когда он на неё смотрит. И как он смотрит, да. Надо быть очень слепой дурой, чтобы не увидеть это всё.
– И вы про это всегда знали? Про то, что они меня хотят убить?
– Зря ты не читала книги Ордена. Так всё написано заранее.
– И вы меня не стали спасать?
– Почему? Тебя охранял Йула. Он хороший мальчик, капелька моя.
Картинки из воспоминаний Тай. Хороший, да. Кушает хорошо, особенно чужие силы.
– Всё в порядке, Дым?
– Конечно. Я с Мелочью схожу, пока дождя нет. Ладно?
– Ты ненадолго?
– Ненадолго.
Чёрт, как же хорошо, что тут нет мобильных телефонов! Я успею скрыться до того, как они начнут меня искать. Через патруль, наверное. Так здесь ищут потеряшек. И они меня поймают, это как два пальца об асфальт. Мои портреты в каждой витрине! Меня знает весь город! Бежать срочно нафиг! Только вот куда?
Домой. Но не могу я домой, не получается, я не сделала то, что обещала, черта с два меня отсюда отпустят!
Где место для тех, кому нужны помощь и защита? Где меня не тронут те, кто воюет друг с другом?
– Мелочь, гулять! Тихо ты, дурик!
Дом милосердия кажется серым. Это из-за погоды. Грядки и клумбы в такую хмарь ещё больше похожи на могилы. Это из-за моего настроения. А земля раскисла, как те куски поминального кекса у входа в подвал. Нету убили, чтобы повлиять на Лария. А меня из-за чего? Ради идеи? Ради чужой, налево её и направо, идиотской идеи? Да пошли вы все!
Но вместо этого я сама иду к крыльцу дома милосердия. Потому что я так решила. Мелочь сидит на руках. Тут слишком грязно. Будут потом ругаться, что мы пришли с немытыми лапами.
Это мой путь. Это мой выбор.
«Стук-стук-стук, я твой друг». Я знаю, что мне откроют на этот ритм. Ладоням очень холодно. Но я постучу ещё раз. И ещё.
Оглохли они там, что ли? Почему там так тихо, как в вымершем доме с Аркой Героя?
Я немного знаю женщину, которая открыла мне дверь. Виделись здесь, когда я заряжала их экран своими эмоциями. Кажется, малышня называла её «мама Рита». Она смотрит с изумлением. Что со мной не так? В смысле, она в курсе, что случилось, меня уже объявили в розыск патрули?
– Мне нужен приют и защита. Я знаю, что могу… у вас… попросить…
Мелочь скулит и дёргает лапами. Мама Рита смотрит на меня в изумлении. Вот же ёлки! Я приволоклась сюда без приглашения и с собакой.
Но мама Рита склоняется в поклоне и говорит с тихим достоинством:
– Для нас большая честь принять у себя наследницу Ордена Милосердия. Следуйте за мной.
Мама Рита быстро уходит вглубь сводчатого коридора. Тут тихо, можно поставить Мелочь на пол и выдохнуть. Но я не могу. Всё время кажется, что меня сейчас догонят, застучат в дверь, ворвутся, схватят, уволокут.
– Мама Рита!
Она не оборачивается.
Как же глупо кричать это «мама». Все друг другу мамы и никто, на самом деле, нет.
Но я всё равно зову. Просто кричу в тёмный коридор, а Мелочь подхватывает, скулит.
– Мама! Мамочка!
И она возвращается. Она совсем не похожа на маму Толли. И на мою маму тоже. Немножко на тётю Иру Щедровицкую, маму странного Димы из той моей бывшей жизни.
– Я не Рита, я Соня. Но ничего страшного, пойдёмте.
Я только сейчас соображаю. Орден Милосердия, дом милосердия, а у тех, кто здесь служит, на шее ключики. И дом открыт для всех, кто нуждается в защите. Как так вышло?
Мы идём по коридорам и лестницам, поднимаемся и сворачиваем. Мелочь дёргается, но я не спускаю его с рук! Мы проходим мимо закрытых дверей скорбного отделения. Кто-то спит, кто-то стонет. Здесь так тихо, что слышно, как в форточке свистит ветер и как на ближней стороне залива ревёт маяк. Потом мы идём каким-то тёмным коридором, в котором очень, просто нереально холодно.
Беззвучно приоткрываются тяжёлые двери, сестра Соня жестом просит пройти внутрь следующего помещения.
– Ждите! Я доложу!
Я остаюсь в большом полутёмном кабинете. Мелочь рвётся из рук. Я наклоняюсь, чтобы опустить его на пол. И сразу ойкаю.
Что-то колет в бок! Ну не чулки же, слава всем местным святым. Значит, слава и мне самой! Хорошо быть мессией, носи что хочешь! Но в этих штанах карманы – так, фикция! Туда носовой платок с трудом впихнётся. Тот самый, с вышивкой, подарок мамы Толли.
Ставлю Мелочь на пол.
Вытаскиваю платочек с трудом, ногти скользят по атласной ткани. Платочек скомканный, но в него ещё можно высморкаться, а только потом выкинуть ко всем чертям!
Теперь меня колет в переносицу! Да что ж за фигня!
Это не фигня! Это ключик! Тот самый, что дала мне Тай. Тайка. Тщай. Неужели она тоже была всегда против меня? Неужели тоже знала и ничем не хотела помочь? Даже не попыталась? Я вспоминаю, как она прижималась к Юре. Как он её обнимал – абсолютно точно так же, как меня! Совсем так же!
И я снова начинаю ходить по кабинету. Чтобы согреться и чтобы всё не разнести. Мелочь бегает за мной, потом путается в бахроме шторы. Я лезу его выручать, штора съезжает, в комнате становится светлее.
И теперь понятно, что это кабинет сестры Айи. Такой весь как декорация. Шкафы с книгами, портреты, на столе зелёная лампа на ножке. Рядом лежит ещё одна книга. Нет, это шкатулка в виде книги, бывают такие похожие. Я такие часто видела в магазинах подарков. Мне такую подарили в театралке на день рождения, там была обложка «Маленьких женщин». А здесь написано «Золотой ключик» и нарисован Буратино. Это книжка из нашего мира.
Здесь такого не бывает! Здесь просто нет этой книжки, зачем кому-то помещать такую картинку на крышку шкатулки?
А дальше я просто протягиваю руку и вынимаю свой крошечный ключик, чёртов подарок чёртовой Тай, вот он и пригодился. И в голове было пусто и звонко, как бывает, когда головная боль ушла. Одна фраза по кругу, звонко, в такт шкатулочной мелодии:
«Я раскрыла книгу, я раскрыла тайну»
Кажется, Мелочь подвывает в такт. Мелодия всё идёт по кругу, а я туплю. Я смотрю на плоский пластиковый прямоугольник и на тонкую книжку в пёстрой обложке. Внутри шкатулки-книги настоящая книга. Нет, не она! Я не помню, как это у нас называют!
Я даже не сразу понимаю, что это вообще! Водительские права и паспорт. Сомова Анжелика Михайловна, 1979 года рождения, место рождения – Севастополь. Там же, в шкатулке, лежат связка ключей и автомобильный брелок. Зачем хранить ключи от дома, в который ты больше никогда не попадёшь?
Мелочь дёргается, крутит башкой, звякает жетоном. Я глажу его, но поиграть сейчас не могу, он обижается, подвывает… Сейчас весь дом милосердия встанет на уши, тьфу!
– Мелочь, иди играй…
Я кидаю на пол скомканный платок. Пёсель смотрит на меня как на дуру, а потом всё-таки бежит нюхать всё подряд, снова путается в кистях штор. Хоть бы ничего не сгрыз.
– Мелочь, фу! – я смотрю не на него, а в чужой паспорт.
Лицо знакомое! Только сейчас оно старше и не-накрашенное. Анжелика Михайловна на снимке улыбается, у неё лиловые волосы и длинные серьги. Но я не знаю, какой у неё сейчас цвет волос, сестра Айя всегда под капюшоном или платком, но серьги точно не носит. И теперь не улыбается совсем. Но я её знаю!