— Еще бы! — Удивленно сказал Брандо. — Так значит, тебе снится, что ты пришел сюда, это многое объясняет. Ты странно выглядишь, гость. Не человек, не бог… Но и на тень, удравшую от моего гостеприимного дядюшки Аида, ты тоже не слишком похож.
— Надеюсь! — Улыбнулся я.
— Ты больше ничего о себе не расскажешь? — Без особой надежды спросил мой собеседник.
— Да мне и рассказывать особенно нечего, если разобраться. — Я пожал плечами и извиняющимся тоном добавил:
— Я же сплю. А что может рассказать о себе спящий?
— О, в отличие от того, кто бодрствует, спящий может рассказать о себе все. — Задумчиво протянул Брандо. — Спящего можно читать, как книгу, но ты — книга, написанная на неведомом мне языке… Впрочем, если не хочешь говорить о себе, я не стану тебя неволить.
— А можно, я сам буду задавать вопросы? Честно говоря, мне ужасно интересно: что за тени шастают по твоему дому? Мне показалось, что они охраняют тебя, но меня они пропустили.
— Если бы только тебя! — Мрачно откликнулся он. — Это мои Стражи.
Когда-то они были рисунками — просто изображениями живых существ, умелыми и не очень. В свое время мне удалось подарить им что-то вроде жизни — в обмен на верную службу. До тех пор, пока к нам не повадились эти незнакомые боги, мои Стражи были безупречными охранниками. Но теперь они почти бесполезны.
Такие же Стражи охраняют все наши амбы, и ни одному из них не удалось не только задержать убийцу, но даже предупредить о нем своих хозяев…
— А игрушки? — С любопытством спросил я. — Эти славные смешные существа — откуда они взялись?
— Это Любимцы. — Улыбнулся мой собеседник. — Они действительно просто плюшевые игрушки. В прежние счастливые времена, когда люди перестали беспокоить нас своими молитвами, поскольку уже не верили в наше существование, а день Последней Битвы еще не был определен, и казалось, что он никогда не наступит, у нас появилось много свободного времени. Даже слишком много: вся наша жизнь была одним затянувшимся вялотекущим праздником. Мы любили наведываться в города, населенные людьми, поскольку людям иногда удавалось придумать на редкость хорошие развлечения.
Вообще-то странно, если учесть, сколь короток их век: чтобы тратить столько времени на развлечения, нужно искренне верить в собственное бессмертие! Мы полюбили их кинофильмы, музыку и летательные аппараты — правда, не все, а только самые первые: в них была какая-то странная магия, на смену которой потом пришло обыкновенное техническое совершенство… И еще нас очаровали человеческие игрушки. Я до сих пор удивляюсь, что люди делали их для своих детей: детям не так уж нужны подобные вещи! У детей не слишком много свободного времени и еще меньше нерастраченной нежности, которую некому подарить… Иногда мы привозили эти игрушки к себе, со временем у каждого из нас собралась большая компания собственных Любимцев… А потом они начали оживать. Мы ничего не предпринимали, чтобы вдохнуть в них жизнь, все произошло само собой. Там, где обитают боги, все время творятся чудеса, даже если мы не прикладываем никаких усилий для того, чтобы они происходили. Во всяком случае, так было раньше… В общем, наши Любимцы стали вполне живыми. Они ходят, едят и растут, понимают все, что им скажешь и любят нас бесконечно, поскольку чувствуют, что обязаны нам жизнью. В войне они нам не помощники, конечно, но некоторые из их достаточно разумны и деловиты, чтобы вести хозяйство, а некоторые ведут себя, как дети: только бегают и шалят…
— Как эта замечательная ушастая собака, да? — Улыбнулся я.
— Ты ее видел, когда шел сюда? — Настороженно спросил Брандо. — Странно: вообще-то Любимчики боятся чужих…
— Я видел твоего пса раньше. — Честно сказал я. — Его и всех остальных Любимцев, и тебя, и Одина, и всех остальных. Только в моем сне у тебя часто было совсем другое лицо — лицо женщины. Думаю, оно и есть настоящее…
— Но каким образом ты мог нас видеть? — Мой собеседник окончательно разволновался.
— Можно сказать, что вы мне снились. — Дипломатично объяснил я. — Кстати, из этих же снов я узнал о вашей проблеме. — Я подумал, что не стоит рассказывать Афине о волшебном телевизоре: никому не понравится узнать, что за ним постоянно наблюдают чьи-то любопытные глаза! А сон — он и есть сон, тут вроде бы и волноваться не о чем…
— Ну и сны у тебя, гость! — Удивленно заметил Брандо. — Ты провидец?
— Да, — скромно сказал я, — со мной иногда бывает. Кстати, я собираюсь проснуться.
Думаю, на сегодня с меня хватит. Да и у вас куча хлопот. А ведь тебе еще и отдохнуть надо, правда?
— Правда. — Смущенно кивнул он. — Но я думаю, что тебе следует дождаться Одина. Ты же говорил, что за тобой тоже охотится какая-то тварь из этой компании. Один мог бы нарисовать защитную руну и для тебя, невелик труд. Не такие сейчас времена, чтобы мы могли позволить себе роскошь показаться неблагодарными!
— Спасибо. — Улыбнулся я. Чего я точно не собирался делать, так это разгуливать с руной Одина на своем теле: все-таки мы должны были стать врагами, а полагаться на помощь врага — вопиющее нарушение правил техники безопасности! Лучше уж каждую ночь просыпаться от назойливого скрипа песка под немытыми ногами моей соленой подружки — она меня порядком достала, но хорошо изученная опасность пугала меня куда меньше, чем возможность оказаться в зависимости от Одина. Наверное, все, что я успел о нем прочитать, произвело на меня слишком уж неизгладимое впечатление!
Поэтому я вежливо добавил:
— Но мне не нужна никакая защита. Честное слово, я сам прекрасно справляюсь с этой проблемой!
— Правда? В таком случае, тебе можно только позавидовать. — Марлон Брандо задумчиво нахмурился и умолк. Я встал и пошел к выходу: у меня появилось такое ощущение, что мне обязательно надо проснуться, но я почему-то не мог просто взять и исчезнуть из освещенной комнаты, на глазах у своего собеседника. Для этого чуда мне требовались одиночество и темнота.
— Подожди, гость. — На этот раз меня окликнул тот самый изумительный бархатный женский голос, который я уже слышал прошлым утром. Я обернулся.
Афина больше не скрывалась под личиной Марлона Брандо, это была она, самая настоящая!
— Так и убить можно! — С искренним восхищением сказал я. — Предупреждать надо… А что случилось? Почему ты решила сделать мне такой подарок на прощание?
— Потому что Афине ты, возможно, скажешь то, что не стал бы говорить Марлону Брандо… Ты ведь — наш враг, да? Этот самый «великан Сурт» — не знаю уж, с какой стати Один тебя так называет…
— Неужели я похож на великана? — Растерянно спросил я. — При всем моем уважении к Одину не могу с ним согласиться!
— Я угадала? — Тихо спросила она. — Ты — тот, за кем пошли мертвые, тот, кто будет ждать нас на краю нашей судьбы… Можешь не отвечать, я и так знаю, что не ошиблась. Я только что все поняла. Ты почти сразу выдал себя, признавшись, что за тобой тоже охотится одна из этих тварей, но до меня не сразу дошло. Только когда ты отказался от помощи… Да, теперь все сходится: кто еще может быть столь неуязвимым в те дни, когда люди уже умерли, а боги стоят на краю?!
— Ты действительно богиня мудрости, Паллада. — Улыбнулся я. Почему-то мне совершенно не хотелось выкручиваться. Честно говоря, я даже обрадовался, что она меня раскусила, сам не знаю, почему… Я примирительно сказал:
— Не будем делать из этого трагедию, ладно? Я очень хотел вам помочь. И потом, я же просто сплю. Может же человек видеть во сне тех, кто ему нравится!
— А почему нет? — Неожиданно согласилась она. И переспросила:
— Неужели мы тебе действительно понравились? В последнее время мы перестали нравиться даже себе.
Может быть именно поэтому мы так дорожим возможностью примерять на себя чужие лица… Впрочем, ты нам тоже понравился, даже Одину, который вообще-то терпеть не может болтунов вроде тебя. Улисса он на дух не выносит, а на тебя даже не соизволил разгневаться. Странно, правда?
— Ничего странного, просто я обаятельный. — Фыркнул я. А потом постарался говорить серьезно, поскольку мне почему-то ужасно хотелось, чтобы Афина раз и навсегда поняла, что никакой я им не враг — мало ли чем я в настоящий момент занимаюсь! — Знаешь, я ведь не выбирал, на чьей стороне участвовать в этой дурацкой битве. Я даже не выбирал: играть в эту игру, или остаться в стороне. Все как-то само случилось. Меня никто не спрашивал. Даже еще хуже: меня вроде бы спросили — из вежливости! — но дали понять, что мое драгоценное мнение всем до фени. Вышло так, что мне пришлось возглавить армию ваших врагов, хотя я бы с удовольствием присоединился к вам…
Впрочем, рядом со мной тоже есть славные ребята. Я даже не ожидал, что они окажутся такими симпатичными… Будь моя воля, я бы вообще все отменил и занялся своими делами! Кому мешал этот мир? Был бы себе, и ладно.
— А какие дела ты называешь «своими»? — С любопытством спросила она.
— Да так, всякие пустяки. — Неопределенно отмахнулся я. — В этом прекрасном мире я иногда писал книжки — ничего особенного, но довольно забавные, а в другом мире я был чем-то вроде сыщика, можешь себе представить? Гонялся за всякими странными ребятами, которые слишком увлекались неуместными чудесами… И были еще всякие вещи, о которых мне сейчас не хочется вспоминать — даже для того, чтобы доставить тебе удовольствие, ты уж извини! В общем, я развлекался как мог… Впрочем, иногда мне кажется, что ничего такого на самом деле не было, да и меня на самом деле никогда не было, если разобраться. Не было, и не будет, несмотря ни на что…
— Ну и дела! — Афина озадаченно покачала головой. — Хотела бы я знать, кто же ты все-таки?
— Я и сам хотел бы… Впрочем, нет, вру! Я слишком боюсь узнать правду, поэтому я ее до сих пор и не знаю, наверное. — Вздохнул я. А потом осторожно добавил:
— Может случиться так, что завтра я снова лягу спать и опять захочу увидеть этот сон — о том, как я сижу у вас в гостях, и мы болтаем, как добрые приятели, а глупая игра в войну, которую нам навязали, не имеет никакого значения… Как ты думаешь: я могу позволить себе такую роскошь?