К тому времени я все-таки додумался каждый вечер окружать себя несколькими кольцами вооруженной охраны. Я, разумеется не верил, что эти ребята смогут меня защитить, в случае чего, но здорово надеялся, что у них хватит гениальности поднять шум, если к моему костру попрется какой-нибудь подозрительный незнакомец: мне надоело каждую ночь прислушиваться к тихому шелесту ветра, заплутавшего среди песчаных дюн и гадать, когда объявятся Кецалькоатль и компания: сегодня, или когда-нибудь потом…
Впрочем, визит Одиссея здорово поколебал мою уверенность в способности стражей вовремя заорать «караул». Он проскользнул незамеченным и разбудил меня легким прикосновением к плечу. Этот дядя был самым настоящим невидимкой: по всему выходило, что его никто не замечает — кроме меня и Джинна, разумеется.
— Надеюсь, Один никогда не узнает, что я зашел к тебе прежде, чем появиться у них! — С улыбкой сказал Одиссей. — Впрочем, он сам виноват: его крылатый конь сбросил меня в нескольких милях отсюда и исчез… Не могу сказать, что я действительно обиделся, но решил сначала навестить тебя: просто потому, что это по дороге!
— Крылатый конь? Что, тебе посчастливилось покататься на Слейпнире? — Уважительно спросил я.
— «Посчастливилось» — не совсем уместное слово. — Вздохнул он. — Вообще-то эта проклятая поездка больше походила на продолжительное катание на «Русской горке». Я, знаешь ли, не воспитан кентаврами, а уж если имеешь дело с такой тварью как Слейпнир… Впрочем, я пришел не для того, чтобы жаловаться!
— Я вижу, мой щит сослужил тебе хорошую службу. — Улыбнулся я. — Во всяком случае, ты вполне похож на живого…
— А я и есть живой… Знаешь, самое забавное, что твой щит не понадобился. Впрочем, талисман Одина тоже оказался без надобности. Локи сам встретил меня, и наша беседа была дружеской и неторопливой… Его позабавило, что я явился к нему, приготовившись к битве. «Какой дурень станет сражаться с гонцом, принесшим добрую весть!» — такими были его слова…
— А что это за «добрая весть», которую ты якобы ему принес? — Нахмурился я. — Обо мне небось сплетничали — так, что ли?
— О ком же еще! — Невозмутимо подтвердил Одиссей. Многочисленные обрывки информации наконец-то сложились в моей голове в цельную картину. Вообще-то, мог бы и раньше догадаться: не так уж сложна была эта интрига, так — паззл для начинающих, из пятидесяти четырех крупных деталей…
— Конечно! Тебя посылали не на какую-то там «разведку». — Вздохнул я. — Ты просто должен был настучать Локи, что какой-то выскочка взялся делать его работу!
— Признаться, я самого начала был уверен, что ты обо всем догадываешься, и только делаешь вид, что веришь моим словам. — В голосе Одиссея не было виноватых интонаций, скорее уж в нем звучало плохо скрываемое разочарование.
— Так мило с твоей стороны: явиться ко мне за помощью и при этом делать из меня идиота! — Сердито сказал я. — Мог бы сказать мне правду, ничего страшного! Если Локи захочет занять мое место, я скажу ему «добро пожаловать», да еще и бутылку коньяка выставлю, на радостях!
— Он не захочет. — Улыбнулся Одиссей. Мои упреки ему были до лампочки, он и не думал краснеть. Ну да, что с него взять, с этого хитреца! Сколько бы он не твердил, что у него было достаточно времени, чтобы измениться, я был совершенно уверен, что горбатого могила исправит… впрочем, насколько я знаю, горбатых не исправляет даже могила!
— Могу его понять! — Угрюмо согласился я. — Ладно, рассказывай подробно.
— За тем я и пришел. — Одиссей одарил меня самой ослепительной из улыбок:
— Слушай, Владыка… или тебе больше нравится, когда тебя называют Макс? Я слышал, как этим ничего не значащим именем назвала тебя красивая женщина с молодым лицом и седыми волосами…
— Называй как хочешь, — буркнул я, — самое главное — не называй меня Майклом Джексоном, а то я страшен в гневе… Так что ты хотел спросить?
— Я конечно понимаю, что ты — предводитель армии мертвых, Разрушитель Мира и, как сказали бы мои религиозные друзья, скорее всего, Антихрист…
Но может быть, в твоем черном сердце осталась хоть капля сострадания к усталому путнику? Я ничего не ел дня четыре кряду, а перед этим жевал какую-то дрянную черствую лепешку и запивал ее теплой кока-колой: ничего другого в моей сумке не нашлось… У тебя не принято кормить усталых гостей, Владыка?
— Принято. Ты сам виноват: с этого следовало начинать, а то ты сбил меня с толку своими интригами… — Я невольно улыбнулся: на этого парня было совершенно невозможно сердиться! Вообще-то Одиссей здорово недооценивал свое обаяние, когда просил у меня какое-нибудь оружие: он родился со щитом в руках, и этот щит был куда надежнее, чем все мои колдовские прибамбасы…
Первые полчаса Одиссей был совершенно недоступен для контакта. Он не просто ел, он жрал, а я умилялся, как заботливая бабушка. Если бы наши припасы не были неистощимы благодаря могуществу Джинна, они бы закончились прямо сегодня.
Наконец он перевел дух и уставился на меня глазам совершенно счастливого человека.
— Извини за эту паузу: я немного увлекся. Хорошо живешь, Владыка! Так шикарно я не питался даже в те благословенные дни, когда этот мир еще не собирался рушиться….
— Рассказывай, не тяни. — Устало попросил я. — Что за тип этот Локи? И о чем вы говорили — кроме как обо мне?
— Да считай, что больше и ни о чем… — Задумчиво протянул Одиссей. — О тебе, да о нем самом! Локи все твердил, как ему чертовски повезло: избавиться от такого тяжкого бремени…
— На его месте я бы тоже радовался! — Кивнул я. — Жаль, что я не на его месте!
— Забавно, — улыбнулся Одиссей, — Один так боится, что все начнет происходить в полном соответствии с древним пророчеством… Он почему-то уверен, что его старый враг сделает все, чтобы пророчество исполнилось! Ему и в голову не пришло, что Локи не меньше, чем он сам, озабочен, как бы уйти от судьбы… Он слышал о тебе, но опасался, что это — досужая болтовня.
Обитатели Утгарда не очень-то знают, что творится за его туманными границами… Знаешь, Утгард — странное место! Там много удивительных существ, среди которых я узнал наваждения, морочившие меня во время моих странствий, и встретил множество тварей, доселе мне неведомых. Все они считают Локи своим господином, но я таки не понял, в чем, собственно, выражается его господство: обитатели Утгарда делают все, что заблагорассудится, и никто не ограничивает их свободу… Оно и понятно: какому безумцу взбредет в голову всерьез повелевать миражами!
— Любому, кто любит повелевать. — Флегматично возразил я. — Какая, к черту, разница — кем?!
— Может оно и так… — Рассеянно согласился он. — Насколько я понял, Локи весьма дорожит возможностью и дальше оставаться в этом удивительном месте… Он расспрашивал меня о тебе и твоем войске, и очень радовался тому, что все происходит без его участия. Он сказал, что за такую услугу не грех и расплатиться, и просил передать тебе, что не станет медлить.
— Хотел бы я знать, где он найдет монеты, которые я соглашусь принять?! — Горько усмехнулся я. — Чем, интересно, он собирается расплачиваться? В какой валюте?
— Мне показалось, что у такого существа, как Локи, найдется хороший подарок для каждого, — задумчиво возразил мой гость, — даже для тебя — почему бы и нет?
— Ладно, это его проблемы! — Решительно сказал я. — Жил же я как-то до сих пор без его благодарности, и ничего… Дорого бы я дал за то, чтобы он явился сюда с гневным криком: «уходи, противный!» — честное слово, мне бы потребовалось всего шестьдесят секунд на сборы, как пожарному! Но я с самого начала подозревал, что такое счастье мне не светит…
— Не гневи судьбу, Макс. Она не любит жалоб, особенно если они сходят от ее избранников. — Неожиданно серьезно сказал Одиссей — и тут же заулыбался:
— Ты позволишь мне называть тебя этим именем, раз уж я его знаю?
— Почему бы и нет? Чем ты хуже нескольких тысяч моих знакомых, которые употребляли это сочетание звуков в течение последних тридцати трех лет!..
Расскажи-ка мне еще о Локи, и об Утгарде. Что ты там говорил о его «туманных границах»?
Одиссей наморщил лоб и удивленно посмотрел на меня.
— «Туманные границы»? Я так сказал? Да, действительно: они почти незримы, но поблизости от них испытываешь явственно ощутимое сопротивление, а если прикрыть веки, можно увидеть, что густой холодный воздух тех мест переливается перламутрово-розовой зеленью, как крылья ночного мотылька, которого называют Оливковым Бражником, но преодолеть их — великий труд. Сам не понимаю, как мне удалось войти под своды Утгарда… да и был ли я там?
Черт, а ведь я уже почти ничего не помню! Чем дольше я здесь с тобой сижу, тем больше забываю… Наверное, Утгард — одно из тех зачарованных мест, память о которых умирает быстрее, чем муха-поденка!
Я недоверчиво покачал головой: небось, опять хитрит! Но на лице Одиссея было написано самое настоящее отчаяние.
— Что я скажу Афине!? — Огорченно вздохнул он. — Она так надеялась, что я вернусь с новостями…
— Скажешь ей то же, что и мне. — Ехидно посоветовал я. — Или пригласи ее туда на прогулку: пусть сама смотрит!
— Она не захочет. — Печально возразил Одиссей. — В последнее время Паллада не чувствует себя такой сильной, как прежде, и старается избегать зачарованных мест…
Ты не рассердишься, если я покину тебя прямо сейчас, пока помню хоть что-то?
— Надо бы рассердиться. — Ворчливо сказал я. — Но злодей из меня всегда был никудышний! Скажу больше: я такой идиот, что еще и помогу тебе убраться отсюда с максимальной скоростью… Джинн, ты тут, душа моя?
Разумеется, он был тут — где же еще! Так что через несколько секунд услужливый маленький смерчик аккуратно оторвал от земли обалдевшего от изумления Одиссея — мгновение, и он исчез.
«Вот черт, я же хотел предать с ним записку Афине! — Огорченно подумал я.
— И как только забыл?!» Впрочем, какая-то часть меня ликовала: раз уж с запиской ничего не получилось, значит можно отправиться на свидание — просто, чтобы не оказаться законченным хамом. Я в очередной раз напомнил себе, какие пакости обычно случаются со слабоумным «Владыкой» по имени Макс, когда он начинает расслабляться и исполнять свои идиотские прихоти, но на сей раз не помогло даже это горькое лекарство…