Весь остаток ночи я провел не смыкая глаз, да и день, последовавший за этой ночью, не принес мне успокоения. Я предпринимал героические усилия, чтобы мои «генералы» не стали жертвами скверного настроения своего, с позволения сказать, предводителя: выжимал из себя любезные улыбки и делал вид, что заинтересованно слушаю их рассуждения о предстоящем нам путешествии через море — можно подумать, будто мы могли позволить себе роскошь строить хоть какие-то планы!
— Знаешь, Макс, у меня очень смешные новости! — Я обернулся и увидел, что рядом с моим Синдбадом вышагивает дромадер Анатоля. Я почти искренне обрадовался ему: несколько дней назад этот неугомонный парень отправился в «инспекционную поездку» по нашим воинским частям: «посмотреть, что за люди в нашем войске, и чем они дышат» — по его собственному выражению.
— Смешные — это хорошо… — Рассеянно улыбнулся я. — И какие же именно?
— В нашем войске буйным цветом расцветают религиозные секты! — С энтузиазмом выпалил он и выжидающе уставился на меня — дескать, «ну как тебе это нравится?»
— Самое время! — Фыркнул я. — И кому же они поклоняются, эти гениальные ребята?
— Как это — «кому»?! Тебе, разумеется! — Невозмутимо ответил он.
— Мне уже не смешно. — Вздохнул я.
— Напрасно! Знал бы ты, как они развлекаются, эти ребята!
— Могу себе представить…
— Боюсь, что не можешь! Для начала скажу, что некоторые из этих замечательных людей рисуют твои портреты и вешают их себе на шею. У них есть идейные противники, которые полагают, что изображать твое лицо — величайший грех, поскольку оно — лишь видимость… Ну, сам знаешь: типичный религиозный спор между иконописцами и иконоборцами! Наши «иконоборцы» считают своим долгом уничтожать все твои изображения, которые увидят — оно и к лучшему: по большей части эти портреты воистину ужасны… Самое смешное, что как-то они по запарке разорвали в клочки и сожгли портрет Фредди Мекьюри, а потом — фотографию «Биттлз» — наверное, решили, что это новая разновидность ереси: изображать тебя в четырех ипостасях одновременно…
— Какой ужас! — Я не выдержал и расхохотался. Давно меня так не смешили!
— Это еще цветочки! Хочешь ягодку, Владыка?
— Гулять, так гулять — давай твою «ягодку»! — Покорно кивнул я.
— Среди некоторых твоих поклонников бытует убеждение, что приближенные к тебе счастливчики — то есть, мы! — пользуемся возможностью каждое утро выпивать по глотку твоей благословенной мочи… Я вот думаю: а может, и правда, попробовать?
— На здоровье! — Фыркнул я. — Для вас мне ничего не жалко!
— Эти чудесные ребята надеются, что если они будут вести себя хорошо: например, тысячу раз повторять твое имя перед сном и храбро сражаться, когда-нибудь судьба дарует им эту уникальную возможность… Разумеется, у них тоже есть противники: эти утверждают, что у тебя не может быть никакой мочи — в силу твоей божественной природы, сам понимаешь!
— Они жестоко заблуждаются! — Фыркнул я.
— Правда? — Заинтересованно переспросил Анатоль.
— Правда, правда… давай, рассказывай дальше!
— Ага, тебе уже интересно! Что ж, слушай: среди них есть люди, которые считают, что им уготована вечная жизнь, потому что в день Последней Битвы будешь убит только ты один, твоя смерть удовлетворит прогневавшееся на них небо, и все будет в полном ажуре… Есть и такие, кто готовится прикрыть тебя своей грудью, в надежде, что за это им будет даровано «вечное блаженство» — по ту сторону жизни и смерти… Некоторые полагают, что Последней Битвы вовсе не будет, и ты собрал нас для того, чтобы вечно водить по пустыне, пока это великое путешествие не завершится всеобщим просветлением. А некоторые думают, что в конце пути ты выберешь «лучших из лучших» и возьмешь их с собой куда-то, в «лучший мир», а остальным предстоит погибнуть в битве… Теперь они пытаются понять, какими критериями ты будешь руководствоваться, выбирая «лучших из лучших». Есть и специальные мудрецы, которые заявляют, что им ведомы пути к твоему сердцу…
— Ладно, я уже понял. — Вздохнул я. — Полный набор суеверий, скопившихся за долгую и невнятную историю человечества… Им позарез нужен «большой начальник», хоть какой-то завалящий Мессия, который проведет их через пустыню в райские кущи, или в нирвану — это уж как получится! — умрет за них, если понадобится… Как будто действительно можно умереть «за кого-то»! Разумеется, за эту небольшую услугу ребята готовы пить мою мочу, тысячу раз повторять мое имя перед сном, и так далее, по полной программе.
Если я пущу слух, что мне требуются толпы юных девственниц или младенцев для кровавых жертвоприношений, они еще обрадуются, что дешево отделались!
— А ты не очень-то жалуешь род человеческий, да? — Неожиданно серьезно спросил Анатоль.
— Я стараюсь! — Вздохнул я. — Аллах свидетель — я так стараюсь! Но вы не даете мне вас любить…
— «Мы»? — Нахмурился Анатоль. — Чем мы-то тебя достали?
— Да не «вы» — в смысле: ты, Доротея, Мухаммед и князь Влад, а «вы» — в смысле: люди…
К тем, кто рядом со мной, у меня как раз нет никаких претензий, дружище!
— Устало вздохнул я. — Наоборот, я бы давно рехнулся без нашей болтовни каждый вечер у костра, без твоих фирменных улыбок в девяносто три зуба и лекций о вреде курения, которые, вне всякого сомнения, весьма полезны накануне всеобщего конца… А когда я заглядываю в глаза Доротеи, я начинаю думать, что из нас двоих она — куда более загадочное и непостижимое существо, даром, что все сговорились называть меня каким-то там «владыкой»!
— Я замолчал, представил себе толпы взрослых людей, совершенно серьезно твердящих перед сном мое драгоценное имя, и резко заключил:
— Дерьмо это все!
— А с чего ты так завелся? — Удивленно спросил Анатоль. — По-моему, это скорее забавно…
— Забавно. — Печально согласился я. — А знаешь, вполне возможно, что этот мир так быстро подошел к концу только потому, что все боги преисполнились отвращения к молящимся…
— Ты так думаешь? — Заинтересованно осведомился он.
— Да. Некоторые так называемые «тайны мироздания» начинаешь понимать на собственном опыте… — Я помолчал, собрался с мыслями и продолжил:
— Как бы я там не отнекивался, когда вы поднимаете шум вокруг моей «божественной природы», вы все равно посылаете меня подальше и продолжаете подозревать, что я — это очень круто…
О'кей, давай на время решим, что так оно и есть. А потом давай предположим, что все многочисленные боги, которым молилось человечество на протяжении тысячелетий — такие же ребята, как я: веселые странники, ссутулившиеся под грузом собственного могущества и одиночества, со своими странностями, причудами и переменчивым настроением… кстати, познакомившись с Афиной и Одином, я начал всерьез думать, что так оно и есть!
— Познакомившись с тобой, я тоже начал подозревать нечто в таком роде. — Улыбнулся Анатоль.
— Вот и ладно… А теперь сам подумай: на кой черт таким ребятам чьи-то коленопреклоненные молитвы? Если богам что-то и нужно от людей, так это чтобы среди них нашелся кто-то, способный составить им хорошую компанию, разделить их одиночество… ну и взвалить на свои плечи часть их обременительной ноши! Почему бы людям не взять на себя ответственность за собственную судьбу вместо того, чтобы бормотать очередную молитву? Это был бы достойный жест — именно та жертва, которую давным-давно ждут боги.
Впрочем, судя по тому, что сейчас творится на этой прекрасной земле, они уже перестали надеяться и махнули на все рукой!.. А ведь это только звучит так страшно: «взять на себя ответственность», а на самом деле, это приносит невероятное облегчение. Вот послушай: однажды я ехал на автомобиле со своим хорошим приятелем, по узкой горной дороге — знаешь, это когда пропасть маячит то с одной стороны, то с обеих сразу! И пока он сидел за рулем, я дрожал на заднем сидении и пытался понять, сколько еще вдохов и выдохов мне осталось сделать прежде, чем наш несчастный джип загремит по отвесному склону. Мой приятель казался мне самым великим героем всех времен и народов: пока я умирал от страха, он невозмутимо делал свое дело… А через несколько часов он пожаловался на усталость и попросил меня сменить его за рулем. Честно говоря, я чуть в штаны не навалял, когда понял, что он от меня хочет! Я собирался отказаться, но так и не смог признаться, что мне страшно… И знаешь что? Уже через несколько минут я лихо крутил руль и удивлялся собственной способности преувеличивать опасность, а мой героический спутник съежился на заднем сидении и обзывал меня последними словами за такую лихую езду. В тот день я понял, что контролировать ситуацию куда проще и приятнее, чем доверить это кому-то другому. Страшно бывает только тому, кто беспомощно сидит на заднем сидении и пытается убедить себя, что руль в надежных руках…
— Хорошая метафора! — Одобрительно сказал Анатоль.
— Это не метафора, а просто случай из жизни. — Улыбнулся я. — Что бы ты там не думал о моей непостижимой сущности, но эта история действительно произошла со мной — года четыре назад…
— Слово скаута? — Неожиданно рассмеялся он.
— Слово скаута! — Весело согласился я.
Не знаю, пошла ли моя лекция на пользу Анатолю — впрочем, с ним и так все было в полном порядке, без всяких лекций! — зато она оказалась очень своевременной для меня самого. Я наконец-то с облегчением понял, что вся ответственность за происходящее лежит исключительно на мне, и нет никаких «разгневанных небес», которые только и ожидают, когда я расслаблюсь, чтобы немедленно покарать меня за это должностное преступление. Если и был какой-нибудь могущественный сторонний наблюдатель, взирающий на мои действия, ему было глубоко по барабану, как я себя веду: я уже давно сам «сидел за рулем», и только от меня зависело — рухнуть в пропасть, или вписаться в поворот…
Одним словом, этой ночью я позволил себе закрыть глаза, вглядеться в темноту под веками и увидеть там узкую каменистую тропинку, залитую молочным светом ущербной луны, и пройти по этой тропинке до самого входа в жилище Афины. На пороге я увидел Марлона Брандо и огорчился: хорошо, конечно, что хозяйка встречает меня на пороге, но какого черта она вцепилась в этот облик? Я-то шел в гости к настоящей сероглазой Афине Палладе и рассчитывал получить удовольствие от созерцания ее божественного лица по полной программе…